100-летие восстаний в Сибири

Александр Верин-Варяг
МИФЫ О СИБИРСКОЙ ВАНДЕЕ И ЕЁ УРОКИ

       В начале июля исполнилось 100 лет знаменитому Колыванскому крестьянскому восстанию, вошедшему в историю под громким именем «Сибирская Вандея». Колыванское землячество, входящее в областную Ассоциацию, планировало провести в ознаменования этого события ряд памятных мероприятий. Но карантин из-за COVID-19 поломал их планы. Редакция «ЧС» обратилась к нашему старому автору — писателю Александру Верину — с предложением рассказать читателям об истории восстания и о планах землячества сохранить память о его жертвах для потомков.

      — Вокруг этого восстания создано много мифов и легенд. В советское время оно трактовалось как кулацко-эсеровский мятеж против советской власти. Впрочем, эта же оценка просматривается и сегодня, хотя ещё 20 лет назад в открытых источниках, включая Интернет, появились документы партийных и советских органов той поры, которые полностью её опровергают: ещё в 2000—2001 годах Фонд «Демократия» издал подлинную «Сибирскую Вандею» — двухтомный сборник официальных документов партийных, советских органов, Красной армии и ЧК. На основе этих документов и написана глава о восстании в моей книге «Загадки бога Колывана. Неизвестные страницы освоения Сибири» — о роли Чаусского острога — Колывани в превращении Среднего Приобья в промышленный и административный центр Сибири. Книга была издана в Москве ещё в 2013 году.
      В предисловии к книге мой школьный учитель и старший товарищ, известный сибирский писатель-историк Юрий Аркадьевич Фабрика отмечал:
«К марту 1920 г. сибирская деревня столкнулась со всеми главными видами продразвёрстки. Колыванское восстание в июле 1920 г. стало закономерной защитной реакцией обиженного и возмущённого крестьянства на чрезмерное насилие со стороны государства, крайним средством протеста и борьбы за нормальные условия существования. Такие же восстания вскоре заполыхали и в Сибири, и в Европейской России. Жестокое подавление этих выступлений войсками Красной Армии и ЧОНа не остановило протестное движение, более того, побудило крестьян Сибири к дальнейшим действиям. Восстание в 1920 г. крестьянства в Колывани и в ближайшей округе — во Вьюнах, Дубровино, других сёлах — было одно из первых в Сибири, оно стало предвестником крупнейшего за Уралом антисоветского Западно-Сибирского восстания сибирского крестьянства и казачества 1920—1921 гг., охватившего огромные пространства Сибири с населением 3,4 млн человек… История уже реабилитировала участников Кронштадтского и Тамбовского восстаний, но до сих пор не восторжествовала справедливость — реабилитация участников Колыванского восстания 1920 года и Западно-Сибирского восстания 1920—1921 гг.»
      Проработав почти 40 лет в аграрной журналистике, при этом с малых лет живший в селах Сибири, я не по книжкам знаю послевоенное и нынешнее село. И могу с горечью повторить слова депутата ГД Николая Харитонова, сказанные мне при последней встрече: «А становой хребет селу мы уже сломали». И это «мы» — всеобщее обвинение каждого из нас в том, что врагам России и собственным политическим прохвостам удалось уничтожить основу любого народа — крестьянство. А начало этому, как ни странно, положили большевики.
      Их вождь Ленин, которого Троцкий напрасно называл крестьянским философом, был человек практичный до цинизма. Он прекрасно знал слова основоположников о том, что «мелкие крестьяне являются самыми ярыми собственниками и заклятыми врагами всего, что отдает коммунизмом». И дополнил это положение, добавив, что в крестьянине, рыночнике по природе, капитализм возрождается ежедневно, ежечасно.
Но Россия имела всего 7% пролетариев, а более 90% были бедными пахарями. И Ленин прекрасно понимал, что без мужика в будущей революции не обойтись. Потому и дополнил учение Маркса о гегемонии пролетариата кое-какими допущениями. Например, для участия в ней крестьянства предлагал социал-демократической «рабочей» партии опереться в деревне на сельский пролетариат, т.е. батраков, но их в деревне было ничтожно мало, как правило, это были неудачники, которых само крестьянство не уважало. Землю Ленин предлагал «муниципализировать», а распоряжаться ею должны были батрацкие советы.
       А вот конкуренты из партии эсеров имели в селе огромный авторитет, поскольку их программа была простой и чёткой: собственность на землю переходила самим крестьянам: каждый из них получал не более того, что мог обработать силами своей семьи. Так что батраки должны были вообще исчезнуть. Вот почему в партию эсеров записывались целыми деревнями, а на фронте — ротами. В силу их авторитета большевики и пошли после революции на союз. Но в июле 1918 г. эсеры устроили мятеж после заключения кабального мира с Германией, и большевики монополизировали власть на 72 года. Они же ещё весной 1918 г. стали заменять эсеровские сельсоветы комитетами бедноты. Отсюда понятно, почему Колыванское восстание большевики приписали эсерам и кулакам.
       Но цифры говорят однозначно о том, что в июле 1920 г. и тех, и других в рядах повстанцев были единицы: « В 1920 г. в г.Колывань проживало около 14 тыс. человек. О социальном составе горожан можно судить по следующим данным. 15 июня были взяты на учет 1 420 военнообязанных 1874—1903 годов рождения. Из них 1 243 человека были отнесены к бедноте, 165 — к середнякам и лишь 12 — к кулакам».
Итак, в богатой Колывани всего 12 кулаков, т.е. хозяев, которые используют наёмный труд. Если даже учесть Вьюны, Коченёво, Дубровино, Ояш и другие большие сёла нашего Приобья, вошедших в зону мятежа, то всё равно их не наберётся даже на командиров повстанческой массы, насчитывавшей 5 — 6 тысяч человек. Тем не менее, все 70 лет коммунистического правления миф о эсеровско-кулацком заговоре был главным в советской пропаганде и печати.
       Нелепость басен о каком-то заговоре тогда, в 1920-м, отметали сами коммунисты — это отражено в «Выписке из протокола № 22 заседания Томского губернского бюро РКП(б) 14 июля 1920 г., т.е. через неделю после подавления восстания:
       «Движение не носит строго организованный характер».
      На том же заседании бюро была названа и причина, заставившая мужиков, которые ещё полгода назад помогли красным изгнать колчаковцев, вдруг восстать против новой власти: «слабая агитационная работа с населением». Т.е. не убедили крестьян, что их нужно, по сути, грабить. Большевики создали продовольственно-реквизиционное воинское формирование — Продармию, в которой к сентябрю 1920 года было более 77 тысяч человек. Это — не считая различные другие партийные, комсомольские и прочие отряды «реквизиторов» для конфискации продуктов у крестьян. А конкретным поводом возмущения крестьян Среднего Приобья в июле 1020 г. стало требование продовольственных органов выплатить новую дань в виде коровьего масла и куриных яиц. Тем, кто не хотел или не мог это сделать, грозили не дать косить сено для скота. Надо ли говорить, что без сена сначала бы подох скот, а затем начали бы умирать с голоду крестьянские семьи.
       Такая политика уже в первые годы вызывала протест крестьян, которые быстро убедились, насколько прав был Ленин, говоря, что к любой правящей партии всегда примазываются прохвосты и негодяи. Видимо, эти отморозки полностью восприняли призывы своего вождя:
      «… Повесить (непременно повесить), чтобы народ видел, не менее 100 зажиточных крестьян. Для исполнения казни подобрать «людей потверже», — даст Владимир Ильич указание в Пензу в августе 1918 года. А в Саратов в этом же месяце отпишет товарищу А.Пайкесу: «Расстреливать, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты».
      Наверняка приобские мужики знали о судьбе пензенцев и саратовцев. Но, видимо, терпеть насилие было уже невмоготу! В Новониколаевске выступление крестьян под лозунгом «За советы без коммунистов!» вызвало панику: а вдруг повстанцы перережут Транссиб в районе Чика. К тому же у страха глаза велики: откуда-то появилась информация, что заговором командуют генералы, что мятежники вооружены пулемётами и даже пушкой (екатерининских времён, правда), что они убили пассажиров захваченных пароходов. Позже, 10 июля, в оперативно-разведывательной сводке штаба сводной группы советских войск докладывалось начальству иное: «Повстанцы вооружены — 1/3 винтовками, 2/3 — берданами, дробовиками, самодельными копьями, вилами, топорами, косами, даже ухватами и дубинами. Мобилизованные вооружены предметами хозяйственного быта. Из 2000 колыванских повстанцев около 500 чел. имеют винтовки и дробовики, прочие же 1500 чел — примитивное оружие, конных — до 500 чел. из общего числа. Из всего вышесказанного явствует вывод: банды недисциплинированны, отсутствует единство и связанность действий, плохое вооружение». И становится понятно, почему одним из первых приказов повстанческой власти в Тырышкино было поручение кузнецам ковать пики. А вот на подавление восставших бросили части РККА и ВОХРа — эти были реально вооружены до зубов.
Вернёмся к протоколу № 22 заседания Томского губкома РКП (б): «Выяснилось, что повстанцами было зверски убито до 150 коммунистов. При усмирении повстанцев их было убито значительно больше. Наши отряды охватили район повстанцев кольцом. Пойман штаб и многие другие руководители».
      Точное число погибших повстанцев неизвестно. «Значительно больше» — это только о погибших в боях. А сколько было расстреляно без следствия на месте, сколько убито при конвоировании в Новониколаевск и зарыто в Кудряшовском бору и других укромных местах? И сколько ещё отправили на тот свет после подавления восстания активисты деревенских партячеек? Не зря же в августе Томский губком РКП (б) принял специальное распоряжение запретить использовать для расправы над крестьянами оговоры злых соседей. Есть одна цифра в том же Докладе отдела управления Новониколаевского уездного исполкома советов в отдел управления Сибревкома от 11 августа: «Расстреляно на месте [советскими] отрядами в обстановке, допускающей это, до 250 человек. Арестовано и заключено в лагеря до 600 человек. Наши потери в воинских частях незначительны».
      Председатель Колыванского ревкома Г.М. Толстиков, докладывая по телеграфу 16 июля Новониколаевскому уездному исполкому советов, ликовал: «Население [ведет себя так, что] хоть веревки вей». И всё же многие не сдались. Сотни семей из районов восстания перебрались в Чумаковский район. Но это их не спасло. Новосибирский историк А.Г.Тепляков пишет: «…в июле 1931г. на территории современных Убинского и Северного районов Новосибирской области (тогда на их месте существовал Чумаковский район Западно-Сибирского края) в бассейне Оми, Ичи и Сенчи вспыхнуло крупное крестьянское выступление против «раскулачивания» под лозунгом «Долой коммунистов и колхозы, да здравствует свободная торговля!» Спрятавшиеся от властей в глухой тайге крестьяне, знакомые с советским произволом не понаслышке, увидели в политике «великого перелома» возвращение ненавистного военного коммунизма и дали ему ещё один бой». И здесь власть продемонстрировала весь набор зверств: поселения крестьян каратели сжигали, арестованных пытали и убивали без суда и следствия. Особо зверствовали подчинённые оперуполномоченного Особого отдела СибВО 31-летнего Г. С. Сыроежкина из Новосибирска, который успел поучаствовать в подавлении Тамбовского восстания. Командовавший там войсками «красный Бонапарт» Тухачевский отдал тогда приказ расстреливать укрывшихся в лесах баб и детей снарядами с запрещёнными в мире отравляющими веществами.
      Почему же, вопреки признанию самих руководителей Губкома РКП (б), утвердился миф о заговоре? Да потому, что это нужно было новониколаевским чекистам, которые накануне восстания крупно проштрафились — устроили грандиозную попойку с ночной стрельбой. Но благодаря сфабрикованному делу о заговоре и созданной ими на бумаге «Организации комитета борьбы с коммунистами» вместо партийного взыскания получили награды. В 1967 году пенсионер-чекист Г.А. Лосьев растиражирует эту лживую версию в романе «Сибирская Вандея», полном ненависти к Колывани и колыванцам.
      В год 90-летия восстания рядом с площадкой, на которой планировалось строительство историко-туристического комплекса «Колывань — Чаусский острог», по моей инициативе был установлен закладной камень будущего памятника Жертвам братоубийственной Гражданской войны — «Сибирской Вандеи». Депутат Заксобрания А.Ф. Барсуков был намерен его построить, но тогдашний глава района В.Аверин провалил все наши начинания, а поселковая администрация устроила на месте Камня кладбище. Так что реабилитации несчастных крестьян, попавших в большевистскую мясорубку, мы теперь вряд ли дождёмся.

ПОСЛЕСЛОВИЕ.
      Летом нынешнего года в селе Чемал, известном многим почитателям Алтая, мне встретился памятник борцам за советскую власть. В июле 1920 года здесь тоже вспыхнула настоящая крестьянская война. Лидером восставших был полный Георгиевский кавалер Александр Кайгородов. Он  был делегатом Учредительного Горно-Алтайского краевого съезда инородческих и крестьянских депутатов и голосовал за автономию алтайцев. Для коммунистических властей он был сепаратистом, хотя официально-то вождь мирового пролетариата тов. Ульянов-Ленин декларировал право наций на самоопределение.
      Против повстанцев бросили печально известные отряды ЧОНа, которыми командовал будущий начальник ГУЛАГа Иван Долгих. Известен он был не только зверствами в отношении коренного населения Алтая, но и расстрелами собственных солдат, проявивших мягкотелость.
      Чоновцам удалось ранить и захватить Кайгородова. Долгих отрубил ему голову, которую стали возить по всем сёлам для устрашения народа. Затем Георгий Иванович Овчинников, организатор красных дивизий на Урале, про которого говорили, что в своё время он был популярнее Чапаева, повёз голову Кайгородова в кастрюле со спиртом в Новониколаевск (Новосибирск) – похвастать успехами. В период так называемых сталинских репрессий 36-37 годов многие палачи были арестованы и получили по заслугам, но при Хрущёве их реабилитировали.
       В докладе земельного отдела Горно-Алтайского ревкома от 27 июня 1921 года признается, что «… в результате за последнее 3-х летие гражданской войны как таковой …погибло около 50 %  калмыцкого населения – вместо 60 000 человек в последнее время едва насчитывается 30 000 человек».
       Крестьянская война в России шла более 10 лет, поэтому справедливо будет говорить о тогдашнем геноциде русского народа и других народов России. В Гражданской войне погибло около 20 млн. человек – не намного меньше, чем в Великой Отечественной. И лишь после того, как вспыхнул мятеж моряков в Кронштадте, жестоко подавленный большевиками (вновь отличился зверствами М.Тухачевский), РКП (б) вынуждена была отменить «военный коммунизм» и ненадолго ввести нэп, разрешавший торговлю.

Опубликовано в газете "Честное слово"
.