Коренных москвичей почти не осталось в "гостеприимной утробе" матушки Москвы. Поразъехались. Кто помер, кто вынужденно переселился в спальные районы. А там уж какая Москва! Типовая российская застройка о московских традициях не слыхивала!
Вот, к примеру, Красная площадь. Катание на коньках поверх цитадели российской государственности – какого?
И хотя подобное демократическое кощунство (как танцы на могиле матери) берёт своё начало только с 2000-го года, с первых дней перестройки началось падение национальных скрепов и авторитетов (не только мнимых).
Известно, собственная история – это святая святых всякого созидательного явления. Поэтому силы разрушения вгрызаются в пласт исторического прошлого, как в сладкий пирог. Манипулируя событиями минувших времён, они, как адовы дровосеки, лишают нас корней. Когда же подсечённое дерево беспомощно валится на землю, злобная тризна приступает к торжествующему финалу.
А теперь припомним подземный торговый балаган на Манежной площади, украшенный поверх барыша беспомощными скульптурными капризами? И это там, где каждый квадратный метр претендует на главку в многотомной российской истории! Что ж, взъерошенный лужковскими экскаваторами, декорированный дешёвым церетелевским новоделом, нынче каждый осквернённый пятачок центрального российского Манежа представляет из себя лишь 1 безликий кв. метр полезной коммерческой площади. Историю из него вычерпали. Вековой смысл рассорили.
Известно и другое. Основные российские беды берут начало в нашем родовом беспамятстве. Мы слишком большие. Подобно племени неприкаянных попаданцев, мы кочуем по России (вернее, бежим от тех или иных жизненных обстоятельств) в поисках своей малой Родины. Редкому из нас посчастливится найти родной островок на безбрежной российской равнине. Прочие варяги, где бы ни оказались, так и живут в России как в гостях.
По этому поводу Феодор Иванович Тютчев оставил нам формулу восприятия Родины:
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать —
В Россию можно только верить.
Что ж, верно. Но далеко не у всякого русича достанет внутренних духовных сил ощутить Россию как малую планетарную Родину – уж очень велика матушка. И хотя в речах мы - сущие "астрономы", весь мир готовы оградить от зла и избавить от внутреннего беспорядка. Но как до дела дойдёт, разбегаемся в ужасе кто куда и молчим, как рыбы, - стыдоба! Поглядываем сквозь занавесочку в кухонное окошко и судачим по-соседски, распотешася от страха и водки:
Нет, ребята, всё не так,
Всё не так, ребята!..
Зачем состоятельный немец заказывает художнику парадный портрет, а получив его, с трепетом, достойным человеческой похвалы, вставляет в дорогую раму и размещает на стене своего жилища?
Немец – человек рачительный, он ничего не будет делать зря. История с портретом – не исключение. Своим изображением господин Ганс пополняет фамильную биографическую галерею. При этом осознанно или нет он совершает удивительную и весьма трогательную вещь: выносит время своей земной жизни за пределы отпущенного ему биологического срока. Ведь став наглядной ветвью родословного древа, он будет существовать на поверхности Земли до тех пор, пока жизнь древа не прекратится!
В далёкие времена перестройки Москва ещё только набирала скорость, убегая от собственного исторического прошлого.
Вот-вот должно было начаться строительство М-сити. Это уродливое «безбашенное» сооружение уже бродило в воспалённых умах архитекторов-разрушителей в виде обрывочных мыслей, набросков и первых чертежей.
Вы спросите: «А что же Москва? Почему она не сказала своего веского слова? Как могла она позволить подобное архитектурное свинство?»
Эх, потомки! Жили бы вы в то загадочное время… Москву матушку никто не спрашивал и к ручке Её златоглавой не припадал. Всё решалось, как правило, "на местах", ведь на Руси начальник – великая сила!
Однажды с автором произошла неприятная история. Глядя в иллюминатор самолёта на уродливую семью взметнувшихся над Москвой макропоганок М-сити, он вдруг нечаянно для самого себя разразился крамолой в адрес… древнерусского зодчества. По прилёту в пункт назначения автор тотчас застенографировал по памяти случившееся событие. Вот такая вышла запись:
Крест Иоаннов над Moscow-Сити
Одиннадцать метров помножив на тысячу,
Лечу над крестом Иоанна Великого*.
Розгами б древнего зодчего высечь:
Лествица Божия так невелика!
Зодчий, ступайте на мост Бородинский
И ужаснитесь, увидев «M-Сити».
В век двадцать первый на Русской столице
Бесы построили новый Египет**.
Башенный кран упирается в облако
И собирает бесОв безобразие
Выше Кремлёвского царского колокола,
С ветром в бетонные пазлы играя…
Вышел тогда Иоаннов зодчий,
Вычертил что-то над Сити.
Следом
В небо два черноризца-рабочих
Крест внесли
как знамя Победы!
Дрогнули чудища!
Крест спасительный
Улей языческий растревожил.
Прыгали бесы из окон Сити
На белый снег под хохот прохожих!..
* * *
Древний зодчий, мастер престольный,
Бранное слово моё простите!
Бес попутал мысли крамолой,
Зыркнув в пенсне из «Moscow-Сити»…
*Колокольня Ивана Великого стоит на Соборной площади Московского Кремля. В основании колокольни располагается церковь Иоанна Лествичника.
**На иконе «Бегство в Египет» земля египетская традиционно изображается в виде здания. Интересная деталь: при приближении Бого-младенца из окон здания выпрыгивают испуганные маленькие чёрные существа с хвостами — бесы.
Как огромная, вырвавшаяся на океанический простор ударная волна-цунами, перестройка рушила на своём пути ветхие государственные скрепы. «Не подлежит восстановлению!» - гласил обычный в то время вердикт по поводу всего, что оказывалось на пути разбушевавшегося селя.
Автор так подробно описывает перестроечную вакханалию с одной лишь мыслью – помочь читателю проникнуть сердцем в то неспокойное время и хотя бы краешком, пусть из любопытства, ощутить, на каком эмоциональном фоне героям нашего романа приходилось принимать решения и оценивать действия друг друга.
Конечно, бывали на Руси времена и покруче. Двухсотлетнее татарское иго или годы Великой Отечественной войны, пожалуй, перевесят перестройку на весах Страдания.
Но даже в самые ужасные времена являлось очевидным главное: что есть добро и что есть зло, на чьей стороне правда, та самая правда, к которой, как подсолнух к солнцу, тянется всякий русский человек.
В этом смысле перестройка владела одним лукавым преимуществом – невозможностью отличить добро от зла. Добро представлялось как злобная архаика, которая борется за сохранение своего репрессивного господства, а зло – это безусловное светлое будущее, в которое надо верить и к которому следует, отбросив страхи и моральные пережитки, стремиться.
Сейчас в третьем десятилетии двадцать первого века многое прояснилось. Россия взглянула в зеркало истории и в ужасе отшатнулась от своего изображения. Наивный популист Горбачёв и циничный самореализатор Ельцин таки выполнили своё антигосударственное предназначение.
О следующих правителях не будем поминать, для этого должен пройти исторический срок, позволяющий взглянуть объективно на плоды правления. Очевидно одно: то, о чём мечтали благородные умы девяностых, оказалось вычеркнуто из национального развития.
Однако, будем справедливы, печальное знание о случившемся не умаляет прошлых человеческих достоинств и их романтических устремлений в будущее. Ведь мы с вами тоже мечтаем о лучших временах и верим в возрождение России.
Благие помыслы и пожелания невинны, они не мостят, как принято говорить, дорожку в ад. И если человеческая злоба двуличием или откровенным обманом попутала российские пути-дорожки, справедливо определить благие устремления не как виновника произошедших нестроений, но как жертву.