Из серии «правдивые сказки моего детства»
Марфа Игнатьевна всегда мерила жизнь сотками. И ширину, и длину, и особенно глубину на дне которой жизнь часто превращалась в бесконечный праздник. На сотки она покупала материальное счастье рядового советского гражданина. Часто с рук и по завышенной цене. А еще она приобретала на них преданность подруг, холуйской уважение сантехников и таксистов, особый почет среди спекулянтов и продавщиц. Сотки давали ей право чувствовать себя лучше других. Выше, умнее, объемнее. Ее право на исключительность подтверждал сам вождь мирового пролетариата прямо с купюры. Золотой Ленин, по мнению Марфы, указывал другим гражданам на их незавидный статус и смотрел в ее светлое будущее мудрыми глазами.
Других Лениных она не уважала. Даже презирала. И зеленых вождей величиной с полтинник, и фиолетовых размером с четвертак, особенно красных с плебейского червонца. Они казались ей мелочью - недалекой, примитивной, с узким лбом и жиденькой бородкой. Такие способны на любую дешевую гадость. Такие в мавзолей не попадут. А там, Марфа была абсолютно в этом уверена, лежит прообраз сторублевого вождя и стережет, словно цербер врата в коммунистический рай. Место же для остальных денежных Лениных находилось в захламленном ящике кухонного стола. Куда она пренебрежительно сбрасывала сдачу с любимых соток.
Хотя сотки расходились достаточно быстро, для замера жизни их всегда хватало. Об этом заботился муж Марфы Игнатьевны, которого она ласково называла «агроном Зюзя». Он выращивал сотки на плантациях делового человека и вовремя отдавал свежесобранный урожай в руки жены. Этот лысеющий неравномерно человек имел взгляд дамского угодника, голову младшего научного сотрудника и душу ушлого дельца. Порой, он называл себя незаконнорожденным сыном бога торговли Гермеса, которого бросил в детстве божественный папаша. Целыми днями он искушал советских гражданок у галантерейных магазинов. Подстрекал их избавится от патриотических авосек и заглянуть в чудесный мир парижских сумочек. Со множеством отделений и замочков, в которых так удобно хранить все женские секреты. Правда порой от его сумочек неприятно веяло родиной с запахом мясокомбината, но Зюзя, как опытный дамский угодник списывал «родную вонь» на сложный контрабандный путь. По его рассказам отважные контрабандисты доставляли сумочки тремя морями и двумя океанами, включая северный ледовитый, запрятав их в туши диких американских бизонов. Привыкшие верить советским новостям гражданки охотно верили и в холодный океан. Они сразу представляли себе красавца контрабандиста на обледенелой палубе и с сумочками уже не расставались. А Зюзя после каждого удачного искушения отправлялся в подпольный цех на окраине города за новой партией контрабандного товара.
Марфа Игнатьевна хранила заветные сотки в домашней библиотеке. В месте спокойном, тихом и надежном. Сначала она долго думала, какому писателю доверить свои богатства и в конце концов остановила свой выбор на Анатоле Франсе. Во-первых, ей нравился цвет обложек его собрания сочинения – этакая престарелая зелень, а во-вторых, однажды, на пьянке Зюзиных коллег, она услышала, что Анатоль Франс хорошо помогает при обысках. Когда советские борцы с богатством идут по следу нетрудовых доходов, они в первую очередь лезут во Льва Толстого, Диккенса и Мопассана. А в остроумного француза никогда не заглядывают. Почему – оставалось загадкой.
От спрятанных между страниц купюр и без того толстые труды Анатоля Франса распухли, приобретя дополнительную ценность. Ежедневно Марфа заглядывала в один из томов, перелистывала с любовью его страницы и подбирала сотку для нового дня, словно цитату. Затем клала ее в потайное отделение настоящей парижской сумочки и отправлялась мерить жизнь деньгами. Как раз к этому времени у подъезда уже во всю работал цех по производству сплетен. Несколько девушек-старушек с лицами матерых мастеров, активно нарезали сплетни острыми языками. И про апартеид, и про проституток из соседнего подъезда, и про алкаша Федю, что любит ссать на доску почета. При виде Марфы они всегда ядовито улыбались и предсказывали ее семье большие перемены. Ревность на голову жены и гонорею с любовницей на детородный орган мужа. Не сумев в свое время подкупить сплетниц даже мармеладом, Марфа в итоге перестала обращать на них внимание. Положила, так сказать, на их мнения с предсказаниями тот самый детородный орган мужа, который, если честно, сама видела в последнее время все реже и реже.
Как-то раз, «агроном Зюзя» вернулся домой среди ночи. Сильно встревоженный. Он давно уже чувствовал за своей спиной едкий запах давленного чеснока с корвалолом. Именно так, по мнению цеховика, пахнул, идущий по следу страшный монстр ОБХСС. Заперев двери на четыре замка, защелкнув увесистую цепочку, Зюзя повернулся к жене и мрачно сказал:
- У меня менты на хвосте. Чувствуешь их запах?
Марфа неохотно принюхалась. Обошла мужа кругом и принюхалась еще раз. Но уже с большей заинтересованность. Запах ОБХСС она, конечно, уловила, но где-то там, вдалеке. Он сидел в уютной засаде, выжидая своего часа. Гораздо ближе чувствовался более неприятный душок. С примесью тыквенных семечек, белого вина и винегрета. Запах другой женщины. Такой же любительницы соток - запах конкурентки.
- Чувствуешь? – переспросил нервно супруг.
В ответ Марфа отступила немного назад, размахнулась и ударила мужа стулом. Со страшной силой обманутой женщины – прямо по хребту. Стул, на удивление, от удара не сломался. Зато агроном Зюзя рухнул как подкошенный. Успев напоследок жалобно свистнуть – то ли от удивления, то ли от обиды, он скрючился на узорчатом ковре в позе пловца брасом и застыл. А Марфа равнодушно переступила через павшее тело и отправилась спать.
Утром «агроном» пропал. Исчез бесследно. Вместе с ним пропала пара желтых носков, пижама, усыпанная олимпийскими мишками, любимая розовая простынь и полное собрание сочинений Анатоля Франса. Долго потом судачили злопамятные соседки о том, что в СССР открыли тайное министерство семьи, которое под лозунгом «любовь до гроба или умрем в один день» имело право конфисковать мужа у собравшейся пережить его супруги.
Вскоре, потеряв преданность подруг, а также уважение сантехников и продавщиц, Марфа решила перебраться на небольшой участок земли недалеко от кладбища. На давно заброшенный фамильный огород величиной в шесть соток. Целую неделю она просидела в четырех фанерных стенах покосившегося домика. Живущее там племя пауков приняли незваную гостью за свою и быстро окружили ее вниманием из паутины. На завтрак пауки приносили ей комаров, на обед желтобрюхих мух внутри мягких коконов, на ужин порой попадались гусеницы и шмели. Марфа от угощений всегда отказывалась. Только лила слезы на мертвых насекомых и продолжала голодать. Голод питал ее желание мести. С рокотом пустого желудка перед ее глазами возникали яркие, полные злости картинки. На них Анатоль Франс выплевывал на тело мужа золотых Владимиров Ильичей, и они грызли с аппетитом Зюзю вместе с любовницей прямо на розовой простыне.
Однажды, отогнав от себя навязчивые видения черствым хлебом и заглушив чувство мести килькой в томатном соусе, Марфа решила осмотреть свои владения. Вышла рано утром на участок в старом халате, что обнаружила в чулане и посмотрела кругом. Владения не впечатляли. Все захватил бурьян. Увитый диким горохом сеточный забор клонился к земле. Старая железная бочка хвасталась сквозными ранениями от ржавчины. Облупленная садовая лавка скалилась незабитым гвоздем. Кусты смородины сожрала тля. Кусты крыжовника пытались заколоть себя шипами. Из деревьев только две кривые вишни, как сторожа Марфиного отчаяния и беременная груша с вырезанной на коре надписью: «Иисус любит Гагарина».
И тут, за частоколом из бурьяна Марфа заметила чистый кусок земли. Свежей, теплой, мягкой, словно перина. Он расположился как раз между сторожевыми вишнями и сверкал золотыми россыпями под первыми лучами солнца. Марфа вдруг задрожала, словно после озарения. По ее телу пробежала приятная судорога. Глаза закатились. Изо рта вытекла слюна. Темная, почти черная как мавзолей земля манила к себе. Она будто говорила, что именно тут, на этом диком клочке почвы вырастут вскоре новые ростки. Ростки новой надежды. Спустя мгновение Марфа скинула с плеч заштопанный во многих местах халат и бросилась вперед. Проломившись со страстью сквозь ограждения бурьяна, она, не раздумывая ни секунды легла на землю, придавив, не замеченную мертвую мышь. Земля сразу приняла ее. Окутала теплом и заботой. Солнце пробежало лучами по телу Марфы, как опытный массажист и позолотило волосы на ее лобке.
Как раз в этот момент, мимо проходил местный агроном Иволгин. Увидев голую Марфу под вишнями, он остановился как вкопанный. Вытаращил глаза, выгнулся всем телом, намочил штаны. Затем стукнул сердцем оглушительно, икнул от неожиданности, хрустнул в недрах немолодого тела юным желанием и влюбился.
С той поры у Марфы Игнатьевны появилась новая страсть – грядки. Она разбила шесть соток на несколько зон разного калибра, где попыталась вырастить новую молодость цвета лука, надежды со вкусом малины, жизненные перспективы величиной с огромную тыкву. Заодно, кое-как покрасила дом яркими пятнами, приподняла забор, не лишая его гороха, вбила в лавочку одинокий гвоздь, нашла не раненую бочку и выписала газету «Грезы огородника». Раз в неделю ее привозил необщительный почтальон верхом на велосипеде. Марфа встречала его у погнутой калитки, всегда искренне улыбаясь, и с молчаливого согласия хозяина ухаживала за его велосипедом. То цепь поправит, то руль протрет.
Пока Марфа колдовала над грядками с помощью газетных советов, Иволгин заманивал ее в романтические капканы. То пугало с горшком цветов ей установит, то напустит знакомых пчел – они жили в ульях на дальних участках, то приклеит к окну обещание собрать совместно лучший урожай. Цветок любви, что пытался вырастить агроном, требовал много усилий. И ухода за собой. Иволгин справил себе новый костюм – серый с отливом, украл у знакомого свадебные туфли - белые как снег, сменил сельскохозяйственную прическу на челку городского. Но все было тщетно. Цветок рос плохо и больше походил на кактус. Марфа с упорством девы из общества имени Жанна д'Арк в капканы не попадалась. Или обходила их стороной, или выпрыгивала в последний момент. Любовь с привкусом урожая не росла в ее сердце. С агрономами она больше не связывалась.
Испробовав все способы из журнала «Влюбленный колхозник» и приревновав Марфу к велосипеду почтальона, агроном решил пойти напролом и протоптать наконец тропинку к сердцу любимой женщины. Он оделся в новенький костюм, погасил нервную дрожь тыквенными семечками, выпил для храбрости белого вина, закусил его винегретом. Затем дождался, когда запоют соловьи на закате и зашел на желанный участок. Бросив под ноги Марфы подарки - семена в пакетиках, мешок заграничных удобрений и почетную грамоту за знание наизусть книги Брежнева «Целина», Иволгин заговорил почти стихами:
- Я старый агроном и не знаю слов любви, - он переделал под свои нужды знакомую фразу из кинофильма. – Но почувствуйте, как бьется мое сердце. Как оно пахнет цветущими садами после опрыскивания.
Марфа нехотя принюхалась. И сразу уловила знакомый запах. С примесью тыквенных семечек, белого вина и винегрета…
Когда она его ударила скамейкой, Иволгин, на удивление, устоял. Зато скамейка развалилась на две части. Агроном только издал короткий приглушенный звон – с таким звуком, как правило, разбиваются сердца, пошатнулся, дошел ошеломленно до груши и уже там упал. Задрав красное лицо к небу, он заметил, как высоко-высоко, а может совсем низко летает зигзагами пчела. Она спикировала к нему прямо на щеку и там замерла. Вскоре к ней присоединилось еще несколько пчел с дальних участков. Они чувствовали себя тут как дома. Марфа к ним давно привыкла и даже ласково называла «ангелы в свитерах Фредди Крюгера».
Целую неделю агроном Иволгин склеивал разбитое сердце. Собирал его по кусочкам, словно пазл, утешая себя философскими мыслями. Собрав почти все, он заметил, что уголек любви окончательно не потух. Он тлел со слабым светом, но все еще обжигал. Агроному по-прежнему хотелось вырастить на поле своей жизни крепкий куст семьи. С длинными корнями, хорошей листвой, можно даже с колючками.
Оставалась одна надежда – просить помощи у могущественного покровителя. Иволгин спустился в свой погреб, отодвинул от стены бочку с солеными огурцами, встал на четвереньки и пролез через узкий проход в тайную комнату. Там, в окружении пустых трехлитровых банок, находилась толстая, покрытая пылью книга ботанических заклиниваний, которую выдают по рекомендации ректора некоторым выпускникам сельскохозяйственного института. Книга лежала на широком алтаре, сделанном по спецзаказу на столичной мебельной фабрике. А сам алтарь принадлежал богу советской сельской промышленности, похожего лицом на министра, которому поклонялись все колхозные вожаки для перевыполнения плана.
До самой ночи агроном выкладывал на алтарь ценные жертвоприношения. Три литра парного молока, лоток яиц, пять банок свиной тушенки, палку дефицитной колбасы, мешок лука, головку сыра, несколько пачек цейлонского чая, два кило говядины без костей, новенькую магнитолу, моток медной проволоки, сервиз на двенадцать персон. Сверху он положил почетную грамоту, отвергнутую Марфой, после чего его просьба была услышана. Одно из трехлитровых банок покрылась сложным узором трещин и рассыпалась, а в доме зазвонил телефон. Сняв трубку, Иволгин услышал на другом конце провода голос настолько страшный, что сразу вытянулся по стойке смирно.
- Обещаешь дать с ней хороший урожай? – спросил голос.
- Обещаю, - уверенно отчеканил агроном.
- Тогда будь по-твоему, - спустя миг трубка опустела, а Иволгин нервно выдохнул.
Утром Марфа Игнатьевна поняла, что из нее посыпалась земля. Темная, плодородная, настоящий чернозем. Она сыпалась из волос, из рта, из ноздрей с ушами. Вокруг Марфы образовывались земляные лужицы, а босые ноги оставляли черные следы. Несмотря на это, Марфа, как обычно, вышла на участок с первым лучом солнца. Привычно сбросив с плеч халат, она направилась к заветной грядке между двух сторожевых вишен. Ежедневно, в любую погоду она ложилась на кусок незанятой земли, чтобы зарядится предчувствием грядущих перемен.
У груши Марфа осознала, что лишилась по дороге половину ног. Они тянулись за ней черной плодородной полосой, в которой уже успели поселиться земляные черви. Потеря ног Марфу нисколько не испугало. Наоборот, вдруг пришло ощущение не потери, а приобретения чего-то нового. Новых перспектив, новых радостей, долгожданных перемен. Это чувство принесло ей мысль, что надо спешить, и наполнило тело силами. Сил было столько, что Марфа продолжила передвигаться даже когда ее левое колено придавило свежей землей молодой чеснок.
До заветной грядки Марфа добралась лишь по пояс. Заползла на нее остатками тела и с облегчением вздохнула. Грядка в ответ на ее вздох обняла Марфу крепко и окружила вниманием. Откусила руки по локоть, проглотила грудь, съела половину лица. Марфа не сопротивлялась. Ей было хорошо, тепло и уютно. Она растворялась в земле с удовольствием. Ее рот уже наполнился землей, а оставшийся глаз прощался с участком. И с кривыми вишнями, и с наглым диким горохом, и с надписью: «Иисус любит Гагарина». В последний момент Марфа заметила странный объект заслонивший солнце. То ли тучу, то ли облако, напоминавшее лицо министра сельского хозяйства. Объект смотрел сверху с интересом и казалось улыбался. А грядка, тем временем, доедала Марфу с аппетитом, чтобы потом, когда придет время, превратить ее в росток такой же хрупкий, как новая жизнь.
Вечером на участке появился агроном Иволгин. В сером с отливом костюме, в белых свадебных туфлях, с лопатой в руке. Подойдя к Марфиной грядке, он заметил на ней еле уловимый женский силуэт. Проплакав около пяти минут, агроном принялся копать. Со страстью, даже с остервенением. В свете ранней Луны он походил на жениха, узнавшего случайно, что его невесту похоронили заживо. Когда яма похожая на могилу была готова, Иволгин разбил лопату о ближайшую вишню. Поправил на шее галстук, причесался деревянным гребнем. Затем лег в яму, не снимая пиджака и застыл. Над ним висело чистое ночное небо. Без странных туч и облаков. Где-то там, в вышине, он заметил суетливые огоньки. Скорее всего это были падающие звезды, но агроному хотелось верить в космических пчел. Он вообразил, как эти достойные звания героев труда существа, опыляют вселенную и строят новое созвездия «Колхозника и Марфы».
- Труженицам космических далей слава! - прокричал он на прощание и завалил себя землей.
P.S. С той поры Марфу с агрономом никто не видел. Зато на следующий год под двумя кривыми вишнями вырос странный куст. С длинным корнем, колючками и серой с отливом листвой. Уже на следующий день возле куста поставили ботанический пост. Опытный в таких делах «постовой» обязан был наблюдать за ростом куста и докладывать на самый верх о всех его изменениях. Но «постовой» попался очень ленивый. Поэтому, когда уст покрылся красными цветами, он никому ничего не сказал. Когда на листьях куст появились фиолетовые пятна, он махнул рукой. И когда выросли маленькие зеленые плоды, он также не обратил особого внимания. Но когда плоды созрели, окрасились золотистым цветом и стали напоминать лик вождя с денежной купюры, «постовой» всполошился. Сначала он попробовал один из плодов на вкус, выплюнул его с омерзением – тот оказался кислым как вся его жизнь, и побежал докладывать. Тотчас примчался особый отдел из министерства сельского хозяйства. У владельцев ближайших огородов взяли подписку о неразглашении, шесть соток Марфы засекретили, куст выкопали и увезли в неизвестном направлении. В этот момент пропал и сам «постовой». Поговаривали потом люди, что его тоже увезли. Но уже другой особый отдел. Из министерства по контролю за счастьем советских жителей.