Все животные равны,
но некоторые равнее других.
Дж. Оруэлл
С некоторых пор жизнь четвероногих лесных обитателей круто изменилась. Все началось с того, что среди зверья разнесся слух, будто заморские сородичи живут по другим законам, в полном изобилии, и в ус себе не дуют. Масла в костер подлил сам Царь, стареющий Лев с отметиной от ран во лбу, который объявил повсеместную демократию и ввел на фабриках выборы директоров. Вдобавок зайцы-журналисты, известные тем, что трепаться не любят, раструбили по белу свету о несусветном рае, который готов устроить один нахрапистый Медведь, проживающий где-то в уральской глухомани. О Медведе-спасителе заговорили по всему полесью, тем более что старый Лев, от одного рычания которого когда-то трепетала вся округа, уж был не тот – бездельник и болтун, запустивший до упадка лесное хозяйство.
Звериное чутье подсказывало, что настало время жить по-новому. Но как? Топтыгин той порой объявился в Совете старейшин и известил зверей, что пора лесному народу покончить с застоем и зажить припеваючи. На лесном Арбате запестрели плакаты: "Михаил Иванович! Ты наш Зверь, а мы твои зверята!" Пока дряхлый Лев нежился на южных пляжах, звери повалили на митинги и сходы, где дружно дали Льву отвод, из всех персон позвав на трон уральского Медведя. Новый Царь принял управу в свои медвежьи лапы и призвал команду заморских грамотеев-барсуков, сварганивших лесной Устав, из коего понятно было лишь одно: «Закон - тайга, медведь – хозяин».
Что тут началось! Искатели счастья засуетились в предвкушении сладких перемен, принялись устраивать в урочищах мелочные базары, открывать лавочки, харчевни и трактиры; бригады шабашников подряжались на разные услуги. Кабаны усердно рыли земные ходы к сокровищам, отложенным на общественные нужды и про запас на неурожайный год. Появилась модная профессия челночников, таскавших из-за бугра дефицитные товары на продажу. Успешные дельцы приоделись в малиновые жилеты. Пусть бы так оно и было, да только косолапый Царь не оправдал надежд, возложенных зверями. Он пристрастился к медовухе, а протрезвев, норовил подгребать лесные дары Семье да верноподданным мордам. Оппозиционные газеты пропечатали, как Царь, забросив государевы дела, подался, на ночь глядя, к блудливой козе да по пути свалился с лесины в полноводную реку. Прислужники едва откачали медведя-шатуна.
В наступившее смутное время предприимчивые особи всех родов, получив медвежье благословение на плюрализм, рвали куски общественного общака, какие могли заглотить и проглотить. От общака остались рожки да ножки. Окошко сберкассы, исправно работавшей семьдесят лет, захлопнулось, и казначеи разбежались кто куда, только их и видели. Обнаглевшие чиновники лисьих пород, занявшие на полянах тепленькие местечки под солнцем, требовали от посетителей подати и взятки. Нотариальные конторы втихую от общественности оформляли купчие на лесные и земельные наделы. Волчьи стаи, сбившись в банд-формирования, рыскали по лесам и перелескам, грабя и терзая честных граждан. Хорьки-мошенники возводили хитроумные финансовые пирамиды-ловушки для лохов-простачков. Хуже того, князьки таежных окраин заявили, что они сами с усами, а через сезон-другой из лесного сообщества выделился клан олигархов-кабанов, посягавших на управление матушкой-тайгой. Не успели звери опомниться, как общество распалось на богатых, бедных и на тех, кто между ними.
Изящные косули напрасно зазывали зрителей на увеселительные спектакли, тогда как горные козлы с успехом открывали негласные номера общественного посещения. Немногим удавалось пристроиться в социальные зверинцы, цирки и зоопарки на потеху зрителям. Другие пошли по миру, промышляя кражами, мелким разбоем и ковыряясь на свалках обглоданных костей. К радости шакалов, зарегистрировавших ритуальные заведения, начался повсеместный мор, и работы им было невпроворот. Гиены с поисков падали подались на охоту, нападая на зверушек, ослабевших с голодухи.
И только бобры-строители продолжали трудиться, да лопоухие ослы, получившие в зубы по ваучеру, так с ними и остались, не зная, куда девать бумажку, в которой была обещана сладкая жизнь, ставшая не в радость, а в тягость. Не дождавшись сладкой жизни, владельцы ваучеров сбывали их в трактирах за кружку пива. Кроты-шахтеры время от времени собирались перед медвежьей берлогой, выражая протест бренчаньем касок по пням и валунам и требуя выдачи зарплаты, пока их не разгоняли волки-опричники.
Что и говорить, жизнь зверей круто изменилась, только не в лучшую сторону.