Провал

Аркадий Кулиненко
     Я решил ехать в начале июня. Тепло, можно не брать палатку. Правда, я не знал, как там с комарами, клещами и прочими жуками и мухами. Но широта одна, наверное, и лес похож на наш, крымский. Обычно, если был один, я в это время года брал с собой для ночевки только два куска полиэтиленовой пленки, один, поменьше, вниз, под себя, другой - два с небольшим на три метра, наверх, от дождя. Я классифицирую себя как довольно неприхотливого туриста, люблю лес и доверяю ему, обычно это взаимно. Лес меня успокаивает, он дает хвою или листья для ночлега, дрова для костра, он укроет от ветра, а если нужно, и от снега, и разбудит утром пением птиц.

     Я ни разу не был в Пятигорске, хотелось посмотреть, переночевать, попробовать воздух, узнать о природе, городе, людях. И Машук, и Михаил Юрьевич Лермонтов, и негодяй Мартынов, и Провал, и Остап Бендер с Кисой Воробьяниновым, и их билеты со скидкой - все это требовало визуализации, привязки реальности к прошлому истинному и вымышленному.

     Еще мне сказали, что там большой и недорогой рынок, и можно, купив хороших вещей, скомпенсировать затраты на поездку. На автовокзал Пятигорска автобус пришел к обеду. У мня было трое суток, и я, взяв обратный билет, думал, стоит ли покупать карту или просто посоветоваться с кем-нибудь из местных, ведь куда податься с автовокзала, я не знал. В конце концов я обратился к пожилому мужчине и попросил подсказать место, где был бы лес, было бы красиво и не очень далеко от остановки, например, автобуса, чтобы спокойно переночевать, поужинать у костра.

     Посмотрев на мой рюкзак, мужчина сказал: - Ты можешь поехать к Провалу, там лес и можно поставить палатку, это конечная первого автобуса, а он идет от вокзала. Я поблагодарил.

     Нужно было только купить питьевой воды, и я сделал это на площади железнодорожного вокзала. Потом я, как и советовал мужчина, сел на первый автобус и доехал до конечной. Когда я вышел, сориентироваться тоже было непросто, лес был и выше дороги и ниже, и я решил пройти по дороге немного дальше. Пройдя метров двести, я глянул направо через парапет и увидел широкую площадку, это была площадка перед Провалом, но я еще не знал об этом, так как смотрел сверху.

     За площадкой, внизу, виднелись строения, город, поэтому я подумал, что мне нужно наоборот, наверх, в лес. Куда вела дорога, на которой я стоял, было непонятно, и пройдя по ней еще метров сто, я заметил тропинку, поднимающуюся в лес, налево и вверх.

     Я решил больше не искать и пошел по этой тропе. Сначала она шла полого, потом стала забирать круто вверх. Но другой не было, да и мы не ищем легких путей, не из таковских, хе-хе. Крутизна не кончалась, рюкзак, в котором прибавилось 4 литра воды, стал потихоньку, негромко уговаривать меня выбрать другой маршрут. Некоторые упорны, а я наверное просто вреден. Я поднимался, чувствуя, как мокнет футболка, не может же этот подъем не закончится какой-нибудь площадкой?

     Я поднялся уже метров на сто вверх, потом еще немного, пока не вышел на большую неровную площадку. Я скинул рюкзак, обошел ее, огляделся и понял, что здесь я ночевать не хочу. Вроде все было тихо и спокойно, но на душе почему-то спокойствия не было. Ощущения от этого места были нехорошие, оно было угрюмым и мрачным. Я вспомнил, как перед поездкой мне приснилась мама, которую я похоронил два года назад. Мама отчетливо сказала два слова: "Тревожно мне".

     Я пошел дальше, после того как я миновал негостеприимную, неуютную площадку, подъем стал не таким крутым, всего градусов 30, но ровного места все равно не было. Я был уже весь мокрый, но деваться было некуда, нужно было искать.

     Я прошел еще метров двести, прежде чем нашел неплохое место, там было светло и сухо. Обрадовавшись, сняв рюкзак, я переоделся, не спеша собрал кучу листьев вместо матраца, уложил на них маленький кусок пленки, потом покрывало и старую куртку. Сверху натянул пленку побольше, на всякий случай, хоть на то, что собирается дождь, похоже не было. Комаров оказалось больше чем я думал, но гораздо меньше, чем на Колыме. Такого сравнения мне теперь достаточно, чтобы не переживать.

     Потом я развел малюсенький костерок, согрел чай и с удовольствием поужинал. Земля и не думала останавливаться, она подставляла Солнцу другой бок, и вскоре наверху, меж листьев, заблестели звезды. Я забрался под пленку и сначала боролся с комарами, а потом не заметил, как уснул.

     Ночь была спокойной и тихой, я проснулся рано, позавтракал и все аккуратно убрал и спрятал, чтобы никого не раздражать и не провоцировать, ведь я был здесь в первый раз.

     Спустившись к остановке, я дождался автобуса и приехал на вокзал. Там я разузнал, как работает рынок и как туда добраться. Рынок, действительно был большой, я сумел купить почти все, что хотел для себя и по заказам знакомых. Сумку с купленными вещами я сдал в камеру хранения.

     После этой беготни хотелось только отдохнуть. Я снова приехал на Провал и поднялся к себе, "к себе" - здорово звучит! Я съел свою тушенку и выпил чай с медом, снова ночь была спокойной, только прошел небольшой дождь. Но деревья надо мной так усердно махали ветками, что до меня долетали только редкие капли.

     Назавтра я побывал почти везде, где хотел, не поленился даже подняться на сопку, которая главенствует над Пятигорском, и оттуда, от подножия телевизионной вышки, смотрел на город. Конечно, красиво.

     Я прошел на площадку к Провалу, мимо статуи Остапа, потом внизу, за площадкой помыл ноги теплой сернистой водой из источника и стал подниматься на стоянку. Я сильно устал и думал, что усну сразу, но, даже напившись чаю, лежал под пленкой без сна, наблюдая, как опускается ночь.

     Звезды были через пленку видны, просто они были нечеткими. Помню,я удивлялся, почему после стольких пройденных мною километров я еще "в сознании". Время от времени я гонял платком комаров под пленкой и неожиданно понял, что на пленке, которая надо мной, в нижней ее части, ясно обозначились две синих звезды, которых не было. Звезды двигались. "Показалось", - первая мысль была такой.

     Я стал наблюдать, потом, выйдя, взял бинокль и понял, что звезды не две, а три, все они ниже меня по склону сопки, все они составляют почти ровную линию и движутся ко мне. "Вот это номер", успел подумать я и услышал, как сверху вниз, слева от меня, примерно в 15-ти метрах от моей стоянки, пробежал человек. Бежал он молча, фонаря я не видел, из чего заключил, что человек молод и хорошо знает место. Не заметил он меня только потому, что на небе не было луны, было абсолютно темно. Трое, поднимавшиеся снизу, с фонарями, цепью, не произносили ни слова, или я не слышал их. Я тоже старался не шуметь, становилось не по себе.

     Если люди пришли вечером в лес отдохнуть, они не забираются на высоту в 150 метров, не молчат и не ходят цепью, они трещат дровами, смеются, перекликаются.

     Они молчат, если не хотят быть узнанными, не хотят выдать намерений, не хотят спугнуть спящего...

     Это были волки, только двуногие.

     Зачем я им понадобился? Имело ли это уже значение? Такая забава у ребятишек? Они знают, что я сюда поднимаюсь с рюкзаком уже несколько раз. Они думают, что я сплю, только не знают где!

     Вероятно, они рассчитывали застать меня на площадке, на которой я останавливаться не стал, ведь поднимаются они оттуда, поэтому, не обнаружив меня, они развернулись в цепь и молча, медленно, осторожно и неуклонно приближаются.

     Я не совсем домашний мальчик, чтобы не догадываться о возможных вариантах. Я рос на улице, и многих моих сверстников уже нет в живых. Хочется верить в хорошее, но это не всегда оправданно.

     Волки пришли по мою душу, и я узнаю их повадки. Кем-то сказано, что воин действует, а реагирует - дурак. Это сказано про меня и для меня. Мне 55, я лысый и почти без зубов, плохо вижу. Но значит ли это, что я буду плясать под их дудку?

     Они рассчитывают, что я буду бояться, рассчитывают на мой страх, мою неуверенность, на темноту и внезапность, поэтому они идут молча, стараясь не наступать на сухие ветви. Может, они думали увидеть костер и взять меня в кольцо, но костра не было, и им пришлось включить фонари и идти цепью, наугад. Они ждут паники, подчинения, дрожи, они ищут овцу. Но я не овца.

     Теперь, когда я вижу их, уже на моей стороне внезапность, скорость, решительность и точность. Никто из них не ждет удара, смерти. Они считают меня жертвой. Но я не жертва.

     Оказывается, я волк, только одиночка. Я сейчас понял это. Это им нужно бояться, но они не знают этого. Они думают, что охотники они, но не все так просто.

     Я всю жизнь изучал боевые искусства, может, пришло время заплатить мерзавцам их монетой? Я никогда никого не трогал, терпел до последнего, потому что считаю, что рядом с глупцом я не должен становиться таким же глупым. А здесь, здесь выяснилось, кто я.

     Бойтесь сволочи: я - волк.

     Вспомнились все сухожилия, благодаря которым человек стоит и двигается, все артерии, благодаря которым он живет. Вы ведь тоже не из стали, ребята, вы тоже будете бояться и кричать. Тогда мы и посмотрим, кто готов платить полную цену за вашу страсть к охоте на беззащитных, испуганных, слабых.

     Адреналин сделал меня пружиной, голова работала как часы. Два ножа и соль в пакете, короткая дубинка в глубоком кармане куртки. Что поделаешь, в Союзе меня принимали в пионеры, и с тех пор я всегда готов.

     План сложился, между фонариками около 25 метров. Мне нужен крайний, у меня очень сильный фонарь, не чета их "светлячкам". Шаг навстречу, луч в лицо, фонарь гаснет, еще шаг, короткий удар. Два шага навстречу следующему и наискосок, за дерево. Дождаться, соль в глаза, шаг, короткий удар. Если двое прибегут одновременно, для второго нож, который летает, и вдогонку тот же короткий удар. Дальше - импровизация.

     Их четверо, шансы 50 на 50, тем более, что четвертый бегает без фонаря, достаточно ловок и я не знаю, где он. А еще я не знаю, есть ли у них стволы. А еще... Червяка сомнения только пусти.

     Они надеются на мои сомнения, ждут, что я струшу, значит, трусить мне нельзя. Они думают, что я не смогу, что пожалею их, но жалеть зверей в людском обличье себе дороже. Они считают, что я буду недостаточно быстр и точен, значит, у меня нет на это права. Нет, они ошиблись во мне, и у них нет шансов.

     Ход мыслей мне нравился и удивлял меня самого. Но разве я приехал за этим? Я могу уйти, я не хочу кровопролития, не хочу никого бить, даже этих. Последствия будут тяжелы, я один и в чужом городе. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кого сделают козлом отпущения, на кого повесят превышение пределов необходимой самообороны. Это было понятно, но непонятно другое.

     Если по закону и конституции я обладаю неотъемлемым правом на жизнь, не значит ли это, что в случае угрозы этому моему праву я могу защищать его, то есть мою жизнь, всеми возможными способами, включая нападение, если все другие способы  явно и безусловно, являются бесполезными и мое неотъемлемое право право на жизнь обеспечить не могут?

     Заинтересован ли кто-нибудь больше меня в защите моего права на жизнь?

     Есть ли какой-нибудь смысл в гарантированном мне государством неотъемлемом праве на жизнь, если я, то есть тот, кто заинтересован в защите этого права больше всех, не могу использовать все способы и возможности для обеспечения гарантированного мне права?

     Если меня лишают возможности достичь цели, тем не менее, называя эту цель моей по закону, не лицемерие ли это в чистом виде? Не должен ли я погибнуть, лишь бы соблюсти формальности и не дай Бог не превысить пределы? Ну, чтобы все были довольны?

     До переднего фонарика оставалось метров 70 и я, покидав в рюкзак самое ценное, стал тихонько уходить. Мне удалось пройти метров двадцать, не наступив на сучки, потом под ногой хрустнуло, и стало все равно. Я шел в темноте, выставив вперед руки, сзади слышался шум. Фонарь я не включал, опасаясь пули, они, наверное думали так же, потому что фонари за моей спиной погасли.

     Я шел как мог быстро, трещал ветками и старался беречь ноги и глаза. Нужно было выйти на склон справа и спуститься к дороге и к домам отдыха. Сойдя в лощину, я запутался в ветвях упавшего дерева и с трудом перелез через него. Поднимаясь вверх по краю лощины, я подумал, что может ошибся и навыдумывал себе чего нет. Остановившись, я замер и прислушался. Через пару секунд на другом склоне лощины раздался треск ломающихся ветвей.

     Сомнения исчезли, и я двинулся дальше. Выйдя наверх, я обнаружил, что передо мной, недалеко, забор какого-то пансионата и тропа, ведущая вниз. Я побежал, и шум за спиной стих. Добежав до парапета, я спрыгнул. Это была дорога от Провала направо к домам отдыха и канатной дороге.

     Я решил позвонить в полицию, но обнаружил, что взял дорогой телефон, а симка, которая была одна, осталась под пленкой в том, что попроще. Я дошел до ближайшего магазина, было около десяти вечера, и там была только продавщица. Я попросил телефон и попытался объяснить ситуацию, женщина сказала, что телефон дать не может. Во втором магазине все повторилось, и в кафе, где были двое молодых ребят. На улице, парень с девушкой телефон тоже не дали, но показали на перекресток, где стояла машина полиции.

     Это была, наверное, машина ГАИ, там было два офицера, на ППС они не были похожи. Я стал им все рассказывать, они прежде всего взяли мой паспорт и проверили меня. Выслушав меня, один из них сказал: - Ну Вас же не обидели?

     Я надеялся, что кто-нибудь пойдет со мной на место, чтобы хотя бы попытаться выяснить, кто это был. Но этим ребятам было неплохо и в машине.

     Я сказал им, что в Крыму я много лет ночевал в лесу и в одиночку, и с друзьями, но такого, слава Богу, не было.  - "Да, - сказал офицер, тут у нас по-другому. Завтра утром сходите и заберете вещи, а пока вон там в кустах можете переждать, тут вас никто не тронет".

     Правда же здорово? Вот и мне понравилось.

     Я немного посидел в указанных кустах, подумал, что утром все равно, со мной на место никто не пойдет, а уверенности, что снова не нарвусь на тех, кто приходил ночью, у меня не было. Поэтому я пошел на вокзал и купил еды и воды, больше купить уже было негде. А потом я стал подниматься в лес, наверх, чтобы с утра зайти на свою площадку сверху, неожиданно для тех, кто, возможно, ждал меня там. Я обходил массив и долго поднимался, спать уже не хотелось. Я шел и слушал, слушал и шел. Видимо, я заблудился, потому что, когда рассвело, мне пришлось делать солидные поправки к курсу.

     Пришел я только после обеда, но может и к лучшему. Я так вымотался, что мне уже было почти все равно, кого я там увижу.

     Пленка моя была на месте, и все вроде цело. Тишина в этом месте меня уже угнетала. Но я сильно устал, лег и уснул на два часа. Проснулся я примерно в 16 пополудни, было так же тихо. Я уж было подумал что, может, зря я бегал, беспокоил людей, трепал нервы.

     И все же я стал собираться, и когда был почти готов, то ли из распадка, который был рядом, то ли с сопки за распадком послышался мужской крик. Мужчина кричал, видимо от сильной боли, он кричал снова и снова, почти визжал. Может, мои вчерашние незваные гости искали его, может он случайно попал им под руку. Я почему-то был уверен, что это - они. Если полиции все равно, если полицейским удобнее под фонарем, их конечно устроит, что те, кого прикопают в этом "лесопарке", не расскажут. что их "обидели". Я не бэтмен, и днем не потяну против четверых.

     Так пусть они бегают по лесу, мучают людей, кому какая разница, кто они, латентные рекруты ИГИЛ или просто бандиты, садисты, твари. Пусть все боятся позвонить в такую полицию, ведь никого не обидели, и пенсия не за горами, брюки отглажены, ужин был вкусным и в машине, под фонарем, тепло и спокойно.


     Билет был у меня назавтра, сумка в камере хранения, я взвалил на плечи свой рюкзак и пошел вниз с тяжелым сердцем. Переночевал я в другом месте, а утром уехал.


     В Пятигорск я больше не хочу, ребята. Совсем не хочу.