Утром следующего дня, когда Аглая отправилась на работу, во дворе ей попался Гена Пеньков, сидящий на скамейке, где обычно сидят и судачат бабушки. Увидев ее, Кукла вскочил и поспешил ей навстречу.
— Соседка, здравствуйте! — заискивающим голосом обратился он к Аглае. — Я хотел попросить прощения у вашей сестры. И у вас. Я не должен был говорить то, что я сказал.
— Ну вот! — с улыбкой протянула Аглая. — Вот теперь вернулся наш старый добрый Кукла! Которого та же Лиза, непонятно зачем, столько раз откачивала и спасала! Опомнились, господин Пеньков?
— Я каюсь! — Пеньков взял с земли горсть пыли и посыпал себе на макушку. — Почему вы вчера не спасли меня от Наины? Вы же самые добрые люди на этаже! Вы же всегда спасали меня!
— С пылью — это вы здорово придумали. Сейчас Лиза выйдет — перед ней тоже так сделайте. Только потом голову помойте, — со смехом заметила Аглая и попыталась обойти Пенькова, но тот мельтешил перед ней.
— Вы очень добрые люди! — лопотал он. — Вы, наверно, даже простили своего мужчину, хотя он и целовался с другой при всем честном народе.
Аглая сверкнула глазами и отодвинула Пенькова рукой:
— Я думала, вы правда покаялись, Пеньков... А вы подлец!
— Я не подлец, — молитвенно сложив руки, заговорил Пеньков. — Он правда целовался в парке с красивой девушкой. В губы! В засос! Он вас обманывает! Мы с Шопиным видели! Это не вранье! Это правда!
— Вам теперь полегчало? — с обидой в голосе спросила его Глаша. — Что за уроды кругом! Все настроение испортил!
Пеньков еще что-то кричал ей вслед о своей честности и сыпал, сыпал себе на макушку пыль горсть за горстью, но Аглая шла вперед без оглядки. На глаза ее навернулись слезы.
"Целовался с ней... Без этого никак! Только так можно было спасти страну!" — с отчаянием подумала она.
Гена шел на обгон со скоростью сверхчеловека.
— Она была очень красивая!!! Шопин хотел, чтобы мы ее склеили, пока она сидела одна на скамейке. А потом пришел этот, ваш. И они ка-а-ак...
— Да валите вы, Пеньков! — прикрикнула на него Аглая. — Я сейчас позвоню в полицию!
— Он целовался! Но бросалась на него сама блондинка! — вдруг поняв, что его излияния делают Аглае больно, заверил Пеньков навзрыд. — Она была очень красивая! Все мужики головы свернули! Все в парке! А этот, ваш, все шутил и смеялся. Она на нем висла, а он был не против. Я бы тоже на его месте был не против.
— Я вас сейчас выключу! Как телевизор!
Глаза Аглаи рассыпали зеленые искры и молнии.
— Да-да! Я как телевизор! Да! — соглашался Пеньков.
— Вы уже сломанный телевизор, — Аглая резко нанесла ему запретный удар, и тот рухнул на землю.
***
Глаша перешла на бег. Метров сто она бежала, а потом, решив, что Пеньков остался в прошлом, перешла на довольно быстрый шаг. Если бы сейчас перед ней вырос Яша, то и ему, скорее всего, хорошо бы досталось. Нервы ее были на пределе.
"Если ты пасешь ее отца, то, конечно, надо целоваться в губы где-нибудь в огромной толпе! — проносилась у нее в голове. — Чтобы потом каждый из толпы свидетелей твоего засоса с этой красоткой пришел ко мне и доложил все в подробностях! Сколько вы минут стояли, присосавшись друг другу! Как все шеи сворачивали! А если бы она была повзрослей, то ты бы действовал с ней как тонкий психолог и довел бы ее до экстаза обожания одними взглядами и словами — как меня! Мне — звонок по телефону! (И я в кармане!) А ей — вечера в парке! Ей — поездка в ее деревню! Чтобы там все передохли от зависти..."
Где-то в глубине души Аглая сама не верила своему внутреннему монологу. Где-то очень-очень глубоко в душе она знала, что Яша все делал правильно... Но на поверхности было другое... Если бы ей сейчас дали его, она бы его избила... Только тогда, возможно, ей стало бы легче.
"Если у него такая работа, то он перецеловал уже полсвета... И будет продолжать это делать... И не только целовать... Зачем мне все это? Разве мне плохо жилось без этой зависимости, без этой болезни? А я ему зачем? Зачем он приручает меня, контролирует? Может, он коллекцию собирает?"
От таких мыслей ей стало себя безумно жалко, и она пришла на работу вся в слезах и даже с головной болью. К счастью, она явилась в офис раньше всех и свидетельницей ее расстроенного вида стала лишь Бубновская, которая пересыпала в этот ранний час мусор из корзин, стоявших под столами менеджеров и секретарши Леры, в свой большой черный мешок.
Внимательно вглядевшись в лицо Глаши, Бубновская просветлела.
— Мало мужика захомутать! — торжествующе проговорила она. — Нужно еще уметь его удержать. Не удержали, а?
— Я сейчас злая, мадам Бубновская, — тихо, но с угрозой, сказала Аглая, уставившись на уборщицу мокрыми от слез глазами.
Бубновская попятилась, вспомнив предыдущую свою стычку с переводчицей. Сегодня она собиралась пойти в парк на танцы, поэтому ее красная букля на голове была тщательно надушена и зашпилена массивной заколкой в виде бабочки. Ей очень не хотелось переделывать прическу, над которой она трудилась всю ночь и все утро. А голос Аглаи звучал столь решительно, что уборщица поняла: если продолжить в том же духе, то ее букле конец.
— А что случилось? — притворно-вежливо спросила Бубновская. — Может, я могу чем-то помочь?
Аглая вдруг вспомнила "громкую связь" Якова и свою сразу же возникшую уверенность в том, что в офисе установлена прослушка. И она осознала: все, что она сейчас скажет, он услышит.
— Да, да! — взвилась она. — Вы можете помочь советом! Вы ведь женщина многоопытная, с большой буквы "Ж"!
— Неважно, с какой буквы! — сдержанно отозвалась Бубновская, но продолжала слушать, хотя лицо стало недовольным.
— Это очень важно! Вот когда вы целуетесь со своими кавалерами, не возникает ли у вас ощущения, что для них это просто так — тренировка губ?
Бубновская помолчала, не понимая, в чем подвох.
— Вы, Аглая Осиповна, что... Намекаете, что со мной можно целоваться только ради тренировки? Э-э-э? — наконец выдавила она из себя.
— Не факт! Но ведь нельзя этого исключать! — торжественно сказала Аглая.
— То есть я, значит... Э-э, тренажер?! — возмутилась Бубновская.
— Не всегда, не всегда, — отрицательно поводила указательным пальцем в воздухе Аглая. — Иногда тренажер — другая женская особь. В зависимости от того, к кому мужского индивида на данный момент тянет. Тянет как козла на капусту, понимаете? — Аглая рассмеялась, и ее слезинки сразу высохли, будто их и не было.
— И к кому же потянуло вашего, как вы выражаетесь, козла? — отойдя на безопасное расстояние, спросила Бубновская с улыбкой на ярко-красных губах.
— А у меня нет никакого козла, — вдруг миролюбиво возразила Аглая. — Я же человек.
— Вы в этом уверены? — насмешливо спросила уборщица.
— А я могу доказать, — деловито кивнула Аглая. — Но вы точно не закомплексуете?
— Истеричка, — буркнула Бубновская себе под нос и двинулась прочь.
— Стойте, стойте! — Аглая вскочила. — Я скажу! — Она догнала Бубновскую. — Слушайте и запоминайте, чем человек отличается от нечеловека.
— Чем? — почти с испугом в глазах спросила уборщица.
— Настоящий человек умеет прощать, как Бог. Любить всех. А нечеловек… Он обычно никогда никого не прощает! — Аглая сказала это и сразу успокоилась.
— Я только не понимаю, кто из нас тут человек, кто нечеловек, — напоследок пробормотала Бубновская и пошла в туалет менять воду.
— Все в наших руках! — крикнула ей вслед Аглая и ушла к себе.
***
До обеда в офисе царило спокойствие. Петя Пышнохвостов работал за двоих, потому что Льва снова не было на месте — он якобы встречал какого-то гостя из Турции, нового партнера.
Светлана Афанасьевна пришла в офис ближе к обеду и пружиняще прошествовала в кабинет Аглаи.
— Аглая Осиповна, сегодня вы, возможно, понадобитесь мне. Будьте на месте, никуда не отлучайтесь, даже в обед! — сухо проговорила начальница и, задержав недобрый взгляд на красной кожаной папке, лежащей на столе Аглаи, развернулась и пошла к себе. — Зверкова ко мне, Лера! — крикнула она уже из коридора.
— А его нет! — испуганно отозвалась Лера.
— Звоните ему! Чтобы через десять минут был здесь! — Дверь хлопнула.
"Что это она разбушевалась? — с недоумением, оторвавшись от компьютера, подумала Глаша. — Этого Зверкова уже давно пасут. Может, взяли его уже... Только вот чем он занимается? Промышленный шпионаж? Наркотики? Терроризм?"
Через десять минут Зверков действительно появился. Он огромными кенгуриными прыжками пронесся по коридору в самый угол — туда, где располагалось святое святых — кабинет Светланы Афанасьевны. Так как этот кабинет был через стену от Глаши, она слышала, что разговор там велся на повышенных тонах. Начальница строго отчитывала Зверкова, тот глухо рокотал в ответ — оправдывался.
В обед Светлана Афанасьевна пропружинила на выход, а в проеме двери Аглаи появился Лев. Он смотрел на нее без привычной слащавой улыбки. Не просто смотрел, а как бы примеривался: загрызть ее на месте или помучить.
— Что? — цепенея от страха и оглядываясь на окно, спросила Аглая ("Хоть я сегодня и в брюках, но в окно не выпрыгнуть — слишком оно заставлено... А кто спасет? Все будут только рады...")
— "Что?!" — передразнил ее Лев, оскалив квадратные лошадиные зубы. — Твой-то парашютист допрыгался! Вот что!
Он прошел в кабинет и закрыл дверь.
Аглая похолодела. Она вскочила с места, взяв со стола пресс-папье в виде бронзового зайца. Увидев это движение, Зверков ядовито ухмыльнулся и стал медленно надвигаться на нее.
— Что с ним? — побелевшими губами пробормотала Аглая.
— Конец ему! — процедил сквозь зубы Зверков. Он подошел вплотную к Аглае, схватил ее за руку, отнял зайца и кинул его на пол. — Ты все знала?
— О чем? — Аглая встретилась с тяжелым и злым взглядом Льва, и ей стало жутко.
На нее смотрел не человек, а монстр. Словно бы из респектабельного и холеного красавца с превосходными манерами вылез наружу жуткий демон, и разговаривать с ним по-человечески было явно бесполезно и невозможно. Лев Зверков перестал существовать.
— Ты привела его, чтобы он охмурил мою дочь?
— Зачем мне это?
— Он влез в мою жизнь, в мой дом, в мою семью... А ведь ты привела его! — свистящим шепотом выговаривал монстр, положив одну свою лапу на горло Аглаи.
— С ума сошел! Помогите! — попыталась она закричать, но вторая лапа накрыла ей рот, и получилось глухое "бу-бу-бу", вместо раскатистого "Помогите".
— Времени нет, — с нечеловеческим оскалом промямлил то ли ей, то ли себе Зверков, при этом злобно вращая глазами и с интересом поглядывая на ножницы. — А то бы проткнул тебе мигалки!
Он очень легко, как тряпичную куклу, одной рукой потащил ее к столу, другой — мгновенно затолкал ей в рот свой носовой платок, а после, словно бинтом, стал обматывать голову по линии рта, ушей, по волосам толстым скотчем. Толкнув ее в плечо, кинул на крутящееся кресло на колесиках и припеленал руки к подлокотникам все тем же скотчем. Схватил со стола ее телефон и ключи.
— Теперь сиди тихо! — хищно щелкнув зубами, прошипел он и исчез как джин, предварительно заперев ее кабинет на ключ.
Аглая подъехала на крутящемся кресле к двери и прислушалась. Зверков в коридоре с кем-то разговаривал по телефону.
— Что там с парашютистом? В течение часа? Отлично! Лучше над пригородом... Нам все равно, как… — Шаги Льва постепенно удалялись и, наконец, совсем стихли.
Аглая стукнула ногой в дверь раз, потом еще и еще. И так раз сто. Конечно же, ее должны были слышать снаружи. А если не приходили на помощь, то делали это намеренно.
"Может, хоть кто-нибудь придет... — проносилось у нее в голове. — Может, Пышнохвостов или Лысиков... А Лера... Она ведь чай пьет тут рядом, наверное... Почему никого нет?"
Но за дверью была мертвая тишина. Так прошло минут двадцать, и Аглая уже просто сидела, закрыв глаза, вся залитая слезами и мысленно повторяла: "Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй!" Она почти поверила, что Яшу теперь никто не спасет. Рисовала себе страшные картины, в которых сначала убивают его, потом ее. И такой ерундой выглядела утренняя вспышка ревности, а причина, вызвавшая ревность, виделась совсем детской: это была работа Якова, а не какое-нибудь скотское вожделение, это была его работа, из-за которой его собирались убить.
Вдруг в какой-то момент на ум ей пришла та чудесная ситуация пятилетней давности, когда он умирал, а она это чувствовала и молилась за него. "Господи, соверши чудо! Пожалуйста, опять соверши чудо!" — мысленно попросила она и снова начала отчаянно бить ногой в дверь. Крутящееся кресло постоянно отъезжало, и она придумала зацепиться подбородком за дверную ручку, рискуя вывихнуть себе челюсть. Теперь она не собиралась останавливаться, и где-то на пятой минуте отчаянного грохота ручка двери вдруг ушла вниз, словно с той стороны кто-то пытался открыть дверь.
— Аглая? — послышался из-за двери голос Лысикова.
В ответ Глаша загудела как трансформаторная будка, чем напугала Веню до полусмерти. Он, не найдя ключ, за какие-то несколько мгновений притащил топорик, снятый с пожарного щита, и сломал замок. Ему представилось зрелище не для слабонервных: лохматая, с растекшейся от слез по всему лицу тушью, с замотанным скотчем ртом, Аглая сидела привязанная к своему креслу и рычала.
— Мама родная… — прошептал Лысиков и быстро разрезал скотч на руках и на лице Глаши, освободив ее рот от кляпа.
— Срочно!!! Срочно в аэропорт!!! Срочно!!! — отрывисто и хрипло завопила сорванным голосом "милая" Аглая и с такой силой дернула его за руку, что чуть не вывернула плечо.
— Кто тебя так? М-м-милая… — заикаясь, заговорил Лысиков, увлекаемый Аглаей за руку к выходу.
Они пронеслись мимо мирно попивающей чай Леры, у которой от удивления открылся рот.
— Где?! Где твоя машина?! — сорванным голосом хрипела Аглая как заколотый вепрь.
И Веня ей во всем подчинялся, чувствуя кожей, что случится непоправимое, если он промедлит хотя бы немного.
Через пару секунд они были уже внутри автомобиля. И Веня дрожащими от волнения руками завел мотор.
— Пристегнись, — попросил он Аглаю.
— Да наплевать! — отмахнулась она. — Быстрее, Веня, прошу! Как можно быстрее! — хрипло умоляла она его. — У тебя нет номера Яши?
— Нет, милая… Я гоню, гоню, ты только не разговаривай — ты голос сорвала, — попросил ее Лысиков и рванул в сторону аэропорта. — Только, пожалуйста, пристегнись…
— Не буду я пристегиваться! — уже шепотом, но все так же бешено ответила Аглая.
— Кто тебя так, милая? — ошеломленно спросил Веня, притормаживая на светофоре.
— Вот, блин, светофор еще этот! — поскуливала Аглая, с отвращением глядя на медленно сменяющиеся цифры: 24, 23, 22…
— Это Лев? — продолжал Лысиков. — Это он так с тобой?
— Это не Лев — это вурдалак… Он убийца, Веня, ты не знал?
— Он что-нибудь с тобой сделал? — с ужасом спросил Лысиков.
— Он хочет убить Яшу... Мы можем опоздать... — не слушая вопросов Вени и лихорадочно глядя на дорогу, говорила Аглая.
— Ничего он с ним не сделает, не бойся, — великодушно протянул Лысиков. — Твой инструктор, хоть и не такой громила, как Лев, но мужик сильный... Он же военный, а Лев — рыхлый. Он его моментально вырубит. Вот до чего ревность доводит!
"Ревность! — с горечью подумала Аглая. — Если бы все было столь безобидно!"
Порше уже беспрепятственно мчался в сторону аэропорта по широкой автостраде.
"Господи, никогда не напомню ему про эту Микаэлу, никогда ничего не скажу ему... Только спаси его!" — внутренне молилась Аглая, с тоской глядя на дорогу.
***
Выпрыгнув из машины Лысикова около ворот аэроклуба, Аглая пробежала через металлоискатель, даже не звякнув, и бросилась в павильон. Какой-то парень, сворачивающий парашют, указал ей в сторону площадки с вертолетами.
— А он сейчас уже поднимается на "Искиткече". ["Удивительный" в переводе с татарского.]
— На каком "Искиткече"?!
— Усовершенствованный "Ансат"! ["Простой" в переводе с татарского.] Вертолет! Там интурист какой-то захотел обзорную экскурсию над городом... Вы не успеете, они взлетают. Подождите его час-два — он вернется.
Аглая побежала к вертолету. А Лысиков, как ни старался догнать ее, не смог. Он остановился на полпути и просто наблюдал, как Глаша подбежала к заведенному вертолету, что-то кричала, махала. Ей протянули руку, она вскарабкалась на подножку, и вертолет взлетел.
— Жесть! — воскликнул Лысиков, козырьком приложив руку и провожая взглядом вертолет. — Вот зачем ей надо было лететь? Ее же тетя Света убьет! С работы унеслась... И улетела...
***
Вечером, когда по местному телевидению сообщили, что в районе поймы реки Светинь над сосновым бором взорвался вертолет с пилотом и тремя пассажирами на борту, с Лысиковым случился нервный припадок.