Kоммивояжёр из Гродно

Шая Вайсбух
\Экономика, - должна быть экономной.\



Промозглый ноябрьский вечер я встретил на вокзале.

Кутаюсь в изрядно потёртое демисезонное пальто, и гляжу вслед составу «Минск-Москва», растаявшему как фантом в непогожей серой дымке. Второй раз на этой неделе, и дубль пусто!
Куратор, который должен был прибыть в Гомель, - так и не прикатил; неужто-ли  трудно позвонить-извиниться? ...Да и на кой чёрт собственно говоря сдался ему наш Гомель!? Что здесь искать?
Переводы из филиала – вовремя. Отчётность – не подкопаешься. Радоваться им там, в столице надо, что в трубу пока не вылетели: середина девяностых - кризис, как-никак! а эти мудаки скрытые доходы ищут.
На автобус и домой…? Но тяжелая рука на плече, будто пригвоздила к брусчатке перрона.

- Колян! ты что ль?

Вздрогнув от неожиданности, я обернулся. Миндальные раскосые глазки на широком одутловатом лице. Давно не знавшие парикмахера рыжие вихры, торчащие из-под кожаной фуражки. Лёха-лещ с параллельного факультета? Немного ужался в объёме. Остепенился. Но признать (?) – ошибиться трудно.

С этим увальнем, в те далёкие студенческие годы я и дружбы-то не водил. Весь курс над ним насмехался, кому не лень!
Грузный. Неопрятный. Вечно в линялой рубахе с изжёванным воротником.
Хоть рука у него и была тяжёлой, но где там кого догнать. Ходил он и то с трудом, - селезнем переваливался. А вот на мою долю… бог «счастьем» не обидел. Как-то прижал он меня в углу (за дело), и от его блекло-серых глаз стало явно не по себе:

- Труба тебе Трубников, - угрюмо усмехаясь, заверил он. - С сегодняшнего дня можешь писать свою фамилию через "п": Труп – ни – ков! – по слогам пробасил будущий экономист с параллельного факультета.

Привести приговор в исполнение ему помешал декан, с каверзной улыбкой наблюдавший за выяснением отношений меж двумя «конкурентами».
Мне-то что? Как с гуся вода! Ну а у Лёхи - уже два предупреждения за мордобой. А там и отчислением попахивает, и «кирзовые сапоги» на горизонте маячат. Так и отделался я тогда лишь лёгким испугом.

- Привет Лещ! - запнувшись на прозвище, остудил я «триумф» нашей встречи, – каким ветром в этих краях?
- Да вот, - Лёха заискивающе кивнул на вместительный баул, - валандаюсь: Украина-Польша-Беларусь. Навожу торговые связи в отжившем соцлагере.
Он ткнул ботинком зебру-баул и угрюмо уставился на серые, с фиолетовым отливом, мрачные тучи:
- Не подскажешь где здесь переночевать... подешевле? Мне бы лишь ночь скоротать.
Не знаю, что на меня нашло, но в следующую секунду я проклинал доброту своей души:
- Можешь у меня, если только на ночь, но…
Договорить он мне так и не дал.
- Эт-я понимаю. Земеля! Даже и не надеялся, что у тебя…, - он вдруг заторопился, ухватившись за холщовые ручки клади. – Бомбилу беру на себя!

***

Не без усилий затащив тяжёлый баул в квартиру, он отдышался и с немым вопросом уставился на меня, хлопая редкими бесцветными ресницами.
– Товар в кухню, - кивнул я на запыленный витраж кухонной двери. - А если приспичит: ванна-туалет дверью напротив.
Скинув тяжёлые югославские полусапожки, я сунул ноги в тёплые домашние тапки. И только приноровился прилечь на диване, бас моего «компаньона» заставил вздрогнуть.
- Эт у тебя что за хоромы!?
Застыв на пороге гостиной, Лёха уставился на массивную хрустальную люстру, перевёл взгляд на добротный ореховый сервант, кожаный салон:
- Никак олигарх?!
- От тётки осталось, - поморщился я, - царство ей небесное. Не то бы прозябал сегодня в какой-нибудь конуре.
Уяснив, что к финансовым магнатам Гомеля у меня ни тяги, ни тем более денежных ресурсов, бывший соратник по экономическому факультету пощупал грубый вязаный свитер, в том месте, где у него располагался округлый пивной животик.
- С утра ничего не жрал!
С тех пор как я его видел в последний раз, он здорово сбросил, но и худым его назвать, было весьма затруднительно.
- Может, пропустим по маленькой? За встречу!? - Лёха уныло кивнул на коридор, ведущий на кухню.
Чертыхаясь в душе почём зря, я всё же поплёлся за ним вслед. В холодильнике продуктов было не так уж и густо: тройка сарделек, начатая банка солёных огурцов, сардины. Присовокупив к «меню» луковицу, покрытую подозрительно-серым налётом, я разложил скромный ужин на фаянсовом блюде.
Экономист-соратник, тоже времени даром не терял: на столе появилась бутылка водки с зеленоватым оттенком и килограммовая банка тушёнки.
Но когда он откупорил своё не вызывающее доверие зельё, кухню наполнил «аромат» свежераспиленной сосны.
- Лучшее, что могу предложить, - пробурчал он, взглянув на мою кислую физиономию. – В Англии джин из можжевельника гонят, а это «Новогодняя особая». Не палюха! Продукт – экстра. На хвое и сосновой коре настаивают. У чукчей на вес золота, против цинги как микстуру выписывают.
Не чокаясь он опрокинул стакан и сунул вилку в банку с огурцами.
- Лещ, с кризисом-то как, – попробовал я поддержать разговор, - переживём?
- Были бы деньги, а там хоть сам чёрт сват! - он неосторожно взмахнул вилкой, обдав меня мутной капелью рассола.
- Вот с баблом на сегодня туго, – угрюмо заметил Лёха. - Одно время, за копейки, рекламные брошюры у метро раздавал: «Вкладывайте деньги в Копи царя Соломона!»
- Да ну? Есть такие!? – я внутренне напрягся.
Денег у меня было, - что кот наплакал, но перспектива весьма обнадёживала.
- И тебя туда же понесло!? - собеседник осклабился и ухватил толстыми пальцами «Новогоднюю особую». – Форменная пирамида! Розыск затерянных шахт, с филиалами в Судане и Эфиопии. Людишек на бабло разводили. Народец у нас подкованный, солидный. Художественную литературу про «копи» от корки до корки замусолил: аппетиты аховые, а в голове как у Буратино, труха!
Он поднёс к носу сардельку. Понюхал. И невразумительно пробурчал:
- Кажется съедобная, хотя при сегодняшней технологии…
Лёха покопался в своём бауле и вытащил остро пахнущий чесноком и перцем круг гродненской колбасы.
- Во! Натуральный продукт. Эт-тебе не эрзац, или ширпотреб. Настоящая. Крестьянская. Домашний забой!

***

И осушив очередную порцию «новогодней», он удостоил меня лекцией, которой мог позавидовать самый изощрённый гурман, усвоивший вкусовые предпочтения от Северного Кавказа и до Норильска включительно:
- Про ГОСТ, забудь! Качество и ветеринарная экспертиза – вчерашний день. Сегодня, над процессом изготовления и внедрения мясных продуктов в желудок массового потребителя, тяготеет таинственное понятие: Экономия!

Он оторвал от «гродненской» внушительный шмат и с завидным аппетитом вонзил пожелтевшие зубы в податливую мякоть. Подняв охмелевшие глаза к потолку, Лёха заурчал от удовольствия, пережёвывая «домашний забой».

- Значит так, - он наклонился над столом, дыхнув на меня перегаром и чесноком, словно вознамерился открыть сокровенную тайну.
– Колбасу делают из кожи, требухи, крахмала и пищевого картона. Усёк?! Тот, кто надеется найти запах мяса в этом отстое – форменный дегенерат! Мяса там – с гулькин нос. А чтобы скрасить дурно пахнущее месиво добавляется чеснок-перец, соль, и пищевой концентрат из костной муки. Реже, - специи, да и те, что попроще. Спроси, для чего? Эт-для эффекту! Отрыжка – не приведи господь. И если тебя прихватило в помещении при закрытых дверях, или в общественном транспорте: держись паря!
Пассажиры начинают испуганно коситься друг на друга, и как ломовая лошадь, учуявшая волчью свору, работают локтями пробиваясь к дверям. У них на этот момент – кислород на вес золота! А ты, как ни в чём не бывало, глядишь на синеву неба, перистые облака, или грозовую тучу – без разницы. Тебе до этого и делов-то нет. Нормальная физиология, здорового человека.
И не смей совать свой нос в фолианты кулинарных рецептов девятнадцатого века! Чешские колбаски из свиной ляжки с тмином. Филе а-ля провансаль. Рагу из куропаток под соусом "егермейстер". Молочные поросята с корочкой, и на углях, - это пережитки прошлого!
Отборное мясо, да в кишку и на копчение? За здорово живёшь!? Сущая филантропия.

Он отмахнулся от меня как от назойливой мухи, хотя у меня и в мыслях не было ему возразить. Пораскинув мозгами, я неохотно отправил сардельки в мусорное ведро и осторожно наколол, покрытую смальцем тушёнку из Лёхиной банки.
Потянул носом, пытаясь определить качество продукта, и вздрогнул от хохота нежданно свалившегося мне на голову «квартиранта»:

- Жуй Колян, своих не травлю!

Он взял в руки нож и нацелился на луковицу, которая вместе с помидором составляла овощной рацион нашего застолья. Небрежно искромсав мясистый помидор и очистив лук, Лёха хитро подмигнул:
- А под лучок у нас что? – он выдержал многообещающую паузу. – Рижские королевские!
Порывшись в своём безразмерном бауле, коллега по затянувшемуся ужину, вытащил овальную банку.
- Шпроты? – взглянул я на знакомую ленту вдоль ободка, - да у нас их здесь навалом! Зря вёз.
Лёха заметно помрачнел. Вытер со лба пот и снял с головы кожаную фуражку, под которой оказалась весьма обширная лысина. Перехватив мой насмешливый взгляд, он недовольно пробурчал:
- Издержки профессии,- натренированной рукой он перекрыл плешь рыжими вихрами и придавил ладонью. – Кризис, нервы, стресс... Молю бога - в больницу не попасть! Кто не при деньгах, хоть кутайся в саван и ползи на кладбище. Ну а со шпротами - не беда. Кой-чего приберёг на чёрный день: килька в маринаде, сайра, бычки, и-и…

Он засунул руку в свой бездонный полосатый баул, и как фокусник из цилиндра вытащил две банки «щука с перцем в томатном соусе»:

- Оп-паля! Нервных прошу не смотреть.

Вкус «щуки» я успел порядком позабыть; консервы именно этого производства исчезли с прилавков года два назад.
Вот так угодил, Лещ! Я почувствовал, как рот окатила слюна.
Потянулся к вожделенной банке, но окрик коллеги по экономическому факультету заставил отпрянуть.

- Не трожь! Не для нас. Только для супермаркетов.
- Белены объелся! Чо орёшь? Так и до инфаркта недалеко.
- Прежде чем щукой полакомиться, пиши завещание, - он не то хмыкнул, не то всхлипнул. - Принёс как-то пару банок на день рождение. Открыли при свечах, а она светится.
- Фосфор? – с недоумением переспросил я. – Врачи рекомендуют.
- Из Припяти щука, смекаешь? Чернобыль. Чёрт знает, что там за фосфор, радий или плутоний!

После очередной порции «особой новогодней» меня завалило на спинку стула, и на последующие излияния Лёхи, я лишь безоговорочно соглашался, кивая время от времени отяжелевшей головой.
Пить совсем разучился, да и с кем пить? Кроме дальних родичей в Новосибирске – никого. Друзья, со временем, кто-куда разъехались, а новых, так и не завёл.
Веки налились свинцом. Слава богу, что завтра выходной; ещё успею оклематься.
Сквозь пьяную дурь слышался кашляющий Лёхин смех и «потустороннее» сиплое бормотание:

Человек, ты ещё жив?!

***

От тупой боли ныли рёбра.
Назойливая.
Словно саданули в бок тяжёлым деревянным брусом. Нащупав ребристую подошву, я выволок из-под живота коричневый югославский полусапожек.
Светопрестовление?
С недоумением вертел в руке югославский ширпотреб, пытаясь понять как он очутился под одеялом.
За стеклом хмурые сумерки, - то ли утро, то ли вечер, а может и полдень. Хлопнула тяжёлая занавесь над окном, впитавшая в себя стылый ноябрьский дождь.

Угораздило! Форточку не закрыл.

Пытался вспомнить как очутился в кровати и когда закончилось вчерашнее застолье, но острая боль кольнула затылок, а в глазах на миг потемнело. Из недр желудка к горлу подкатил тошнотворный комок.
В этом безмолвном одиночестве, не дай бог и откинуться недолго! Стакан воды некому подать.
Может постоянную подругу завести?
Хотя бы и Ленка, с четвёртого этажа. Не красавица. Но весёлая и разбитная. А встретит на лестничной клетке, то всегда с улыбкой:
« Здравствуйте Николай ».
Жаль, что с ребёнком, не то бы…
Я было засмеялся от несуразной мысли, но чуть не застонал от колящей боли насквозь пронзившей затылок.
Ребёнок помеха?..
И на кой чёрт ей сдался великовозрастный бирюк! Да и что женщинам сегодня от такого как я требуется? Мужская ласка, мизерный оклад?
Чушь!
Всего лишь оприходовать шикарную квартиру; из которой при случае, меня же из неё на улицу и выпихнуть.

Остудив головную боль в душевой, я заглянул на кухню. На удивление, там царил относительный порядок. На столе высилась горка консервов, которую охранял зелёный змий, - бутылка «новогодней особой».

Презент?

Около половика белел листок из ученической тетради мелко подрагивая на сквозняке:

Колян.
Оставил тебе маленько из моих скромных запасов. Укатил по делам. Спозаранку. Если не увидимся, не сердись, дел невпроворот. Всего земеля!
ПаСэ:
Будешь в Гродно, обязательно заскочи. Компания у меня - будь здоров, даже кое-кто из нашего факультета тусуется. Ну и оторвёмся же братан!

Внизу адрес и номер телефона.

Дверь!

Я бросился в переднюю и неудачно зацепившись за половик поскользнулся на глянцевом паркете.
Дёрнул за ручку, - закрыта. Всё же догадался захлопнуть, стервец. Коммивояжер твою мать!
На днях обчистили квартиру на первом этаже, а мне только этого и не хватает. Хотя брать у меня - что у церковной крысы, но оставят не жильё, а груду руин.

Мои мысли нарушила протяжная трель телефона. Кого это черти..!
Свой номер я посторонним не давал. Звонят, либо с работы, либо родственники с Новосибирска, если соблаговолят удостовериться: жив ли племянничек, или отдал уже богу душу.

Привет Колян! – услышал я знакомый хриплый голос. – С вокзала звоню. Не поверишь, какие дела здесь провернул – тебе и не снилось! Две фуры из Гродно уже заказал. Даже «щуку», оптом, удалось втюхать! В компаньоны не пойдёшь? Чувствую, фортуна ко мне харей развернула…
- Откуда у тебя мой номер телефона, - оборвал я оживлённые излияния моего бывшего соратника по экономическому факультету.
- У тебя на телефоне. Бирка. Взял на всякий пожарный. А что?..
- Да нет. Не догадался. А в компаньоны, это ты?..
- Скорый на Гродно прибывает. Прости земеля. Закругляюсь!

Протяжные унылые гудки в телефонной трубке. Был Лёха, и сплыл.
А с понедельника вновь всё те же осточертевшие будни. И так изо дня в день, изо дня в день. Опостылевшие лица сотрудников, которым каждое утро бросаешь «здрасти» и спешишь к своему столу, к надоевшим формулярам-циркулярам.
Приелась! Наскучило. Повседневная рутина, - мать её! И друзья-товарищи… которых нет, да и вообще, будут ли?
Плюнуть бы на всё да к Лёхе. В Гродно!
Я глянул на зажатый в руке листок бумаги с номером телефона и поплёлся в спальню.
Мелкий, опостылевший как зубная боль, дождь, исчез. Свинцовые тучи прорезал тонкий лучик солнца, пугливым зайчиком скользнув по сине-голубым обоям.
...И в следующий миг хлёсткий ливень рьяно забарабанил по оконному стеклу.