Шандор Петёфи (Александр ПЕтрович)
(1 января 1823 г. - 31 июля 1849 г.)
Прозвища:
Места жизни и деятельности: Кишкерёш, Кишкунфеледьхаза, Банска-Штьявница, Банска-Бистрица, Пешт, Вац, Шопрон, Кечкемет, Мохач, Грац, Брук, Винер-Нейштадт, Загреб, Пожонь(Братислава), Дунавече, Сатмар(Сату-Маре), Коложвар (Клуж-Напока), Дьор, Озора, Папа, Секешфехервар, Дебрецен, Сексард, Буда, Комаром, Веспрём, Токай, Эгер. Мишкольц, Диасег, Гёдёллё, Фехередьхаза, Ужгород, Мукачево, Берегово, Шегешвар (Сигишоара).
Происхождение: по отцовской линии - из земанов Венгерского королевства, славян (словаков и сербов), по материнской - из словацких крестьян.
Наставники: М.Верёшмарти. Я.Арань.
Семья: жена - Юлия Сендреи, сын - Золтан.
Друзья, соратники: М.Йокаи, Я.Ирини, Ш.Телеки, Л.Кошут, П.Вашвари, Я.Видац, Ю.З.Бем.
Литература:
Д.Ийеш. Шандор Петёфи. М. 1972.
Первая половина XIX века - время юных гениев.
Двадцать шесть с половиной лет прожил человек, широко почитаемый в Венгрии и хорошо известный всем, кто интересуется европейской поэзией. Вспомним: столько же фактически прожили в те же годы Лермонтов и Бараташвили - такие же ярчайшие метеоры второго поколения романтиков, со сходным с Петёфи мироощущением. Есть и такое мнение - Петёфи для Венгрии немножко Байрон, немножко Пушкин, немножко Роберт Бёрнс.
Хорошо написал в своей книге Дюла Ийеш:
"Голоса великих поэтов не раздаются нежданно — словно божественное откровение, словно гром среди ясного неба. В жизни народов можно проследить издалека начало мучительных схваток, предшествующих рождению великого сына. Нация, большая семья, заранее готовится к событию".
Мы давно не говорили подробно об истории Венгрии. Можно вспомнить, что к началу XVIII века страна окончательно освободилась от османского ига, но полностью перешла во владения Австрии (занятие о Марии-Терезии). При проведённых реформах неизменным осталось крепостное право и отсутствие национально-культурной автономии. "Просвещённый" император Иосиф при всех своих достоинствах считал, что его многонациональные подданные должны усвоить немецкоязычную культуру.
Как вообще воспринималась в Европе Венгрия? Как полуэкзотическая страна. Снова обратимся к Дюле Ийешу:
"В то время, когда появился на свет наш герой, происхождение венгров было покрыто густым туманом. Одни ученые называли венгров потомками шумеров — действительно, немногие сохранившиеся до нас шумерские
слова поразительно естественно звучат для мадьярского уха; другие находили родство с басками, с японцами — ибо языки это агглютинативные, как и венгерский, они так же приращивают суффикс за суффиксом к корню слова. Крестьянство называло себя народом короля Аттилы, — впрочем, начиная со средневековья, той же точки зрения придерживались и книжники, пока западные их коллеги не дали им понять, что Аттила хотя и был, очевидно, достославный король, но слава его на западе воспринимается несколько иначе, да и воины-гунны в глазах европейских народов — вовсе не те стройные красавцы и мужественные герои, какими жили они в воображении венгерского народа и венгерских поэтов".
И в то же время полунищая Венгрия оказалась в годы наполеоновских войн одним из самых мирных уголков Европы. Помещичьи хозяйства стали процветать засчёт внешней торговли хлебом и продуктами скотоводства. Свободные люди стали более зажиточными, появились стимулы для развития культуры. Эпоха романтизма пробудила национальное сознание. До этого времени письменная культура Венгрии была в основном...латинской. "Нет ничего удивительного в том, что в Венгрии латинская культура была исключительно обширна и укоренилась особенно глубоко; именно венгерские политические деятели, венгерские ученые были наиболее отъединены от остального мира, заперты в родном своем, с другими несхожем, языке; ведь, пользуясь им, они не могли бы обмениваться мыслями даже с ближайшими соседями. По той же причине латинская культура в Венгрии удерживалась дольше, чем в других странах. На родном языке продолжал изъясняться только народ да поэты. Увлеченная делами общественными, венгерская молодежь даже якобинские песни французской революции распевала по-латыни." Именно поэты создали новый венгерский литературный язык. Целая их плеяда появилась в 10-20-ые годы XIX века - Бержени, Вёрёшмарти и другие.
Про поэта говорят, что он появился на свет с последним выстрелом пушки в Буде, возвещавшим Новый, 1823 год. Правда, его родные пушки не слышали - они жили в Кишкёрёше, где в новогоднюю ночь звонили церковные колокола.
Отец, Стефан ПЕтрович, был из низших дворян - земанов, сербского (или словацкого?) происхождения. Сербы и словаки спорят... Он занимался торговлей скотом. Мать, Мария Грузова, происходила из словацкой крестьянской семьи. С рождения мальчик официально звался Александр Петрович.
С годовалого возраста Шандор жил в городе Кишкунфеледьхаза. Отец и дальше переезжал с места на место, расчитывая выйти в люди. Конечно, на будущее он смотрел с точки зрения перспективы для своего единственного позднего сына, которого хотел видеть образованным и хорошо пристроенным в обществе.
Первый стихотворный экспромт мальчика в шесть лет:«Ну и попы! Каждому жену дают, сами без жены живут».
К 1830 году отец, владелец мясной лавки, разбогател. Это дало возможность сыну обучаться в приличных школах. Впервые Шандор переступил порог школы в пять с половиной лет! Отец часто переводил его из одного учебного заведения в другое, подыскивая более основательное. Наконец. он отправил девятилетнего сына за Дунай в латинскую школу комитата Толна. Там мальчик стал выделяться среди компании сверстников своим прилежанием и волей. Отец, видя, что Шандор прекрасно научился латыни, теперь решает отправить его в немецкую школу (ведь это - государственный язык), и так будущий поэт оказывается в столице Венгрии. Там он ещё раз сменил школу.
Но теперь подросток стал замкнутым, задумался о том, где себя проявить. В 13 лет он организовал среди учеников некое "тайное общество", подражая героям Шиллера и других почитаемых авторов. Он влюблён то в дочку священника, то в актрису - последнее увлечение приводит Шандора в театр. Когда отцу наставники донесли о желании сына стать актёром, тот избил его прутом...
Хоть юноша был славянского происхождения, в годы учёбы он усвоил, как свой, венгерский язык. Став писать по-венгерски, он будет публиковаться под именем Шандор Петёфи. В возрасте пятнадцати лет он свободно владел пятью иностранными языками. А стихи писал уже так серьёзно, что ему поручили написать прощальное слово на выпуске.
С богом! Оставим училище с радостным чувством победы
И устремимся скорей в благодатный родительский дом.
Увы, родной дом вскоре перестал быть благодатным.
Семья разорилась в результате весеннего разлива реки - смыло поле, сад, хозяйственные постройки. Шандор был вынужден оставить лицей в Банской Штьявнице, куда было поступил на последние средства и как отличный ученик, и где определился в венгерский культурный кружок. Без ведома родных юноша впервые начинает странствовать - Вац, затем Пешт. Случайная работа, попытка пойти в театр. Мать умолила его вернуться домой, он пытается заняться землеустройством, но не поладил с родственниками. Если не актёром, то гусаром - решает Шандор.
Странствия по родным и ближним краям занимали большую часть времени в недолгой жизни поэта. Вначале это была эпопея недолгой военной службы, на которую юноша пошёл, став в 16 лет почти нищим. Его полк оказался сначала в Австрии, затем идёт в Хорватию. Там новобранец свалился с тяжёлой болезнью. На этом с военной карьерой всё закончилось. Остались стихи о солдатских нарах, где он "видел волшебные сны".
Всё же разнообразные знания и умения позволяли выжить. Петёфи продолжает искать себя.
Работал странствующим актером, репетитором, переводчиком и писарем. Лишь ненадолго заехал к родителям и избегал старых знакомых.
Был на службе я у Марса,
И к Талии я нанимался…
Меня любили, уважали,
То сам сбегал, то в шею гнали.
(Пер. Леонида Мартынова)
Наконец, в мае 1842 г. в журнале «Atheneum» печатают впервые его стихотворение "Пьющий" под именем «Александр Петрович». 3 ноября вышло первое произведение, подписанное "Шандор Петёфи". В городе Папа, где Петёфи пробует себя как журналист, возникает литературный кружок, среди собратьев Петёфи там и Мор Йокаи, будущий автор знаменитого романа "Венгерский набоб". Петёфи чествуют на литературных вечерах, ему покровительствует граф Эстерхази. С ним знакомится на Рождество Михай Вёрёшмарти, в это время первый венгерский поэт, и благословляет.
Шандор уже осознал себя поэтом. В 1844 году он пешком прошёл из Дебрецена в Пешт, где впервые был опубликован сборник его стихов. Книга вышла при помощи Вёрёшмарти.
Всю дорогу к дому думал:
«Что скажу я маме,
Ведь ее, мою родную,
Не видал годами?
И какое слово дружбы
Вымолвлю сначала —
Ей, которая мне люльку
По ночам качала?»
Сколько выдумок отличных
В голове сменялось!
И казалось — время медлит,
Хоть телега мчалась.
Я вошел. Навстречу мама!
Не сказав ни слова,
Я повис, как плод на ветке
Дерева родного.
С отцом мы выпивали,
В ударе был отец.
Храни его и дале,
Как до сих пор, творец!
(Пер. Бориса Пастернака)
В годы ранней юности Петёфи исходил в поисках работы всю Венгрию, как и герои его поэм...
В образованном обществе вспыхнули ожесточённые споры о ворвавшемся в литературу юноше. Необычными для Венгрии казались простонародный язык стихов, их образы, идущие из фольклора. Вскоре стихотворение "Хордобадьская шинкарка" становится народной песней и воспринимается как фольклорное. Особенно показательна, конечно, поэма-сказка "Витязь Янош"(1844 г.). Её сюжет может напомнить "Руслана и Людмилу" Пушкина, но романтический эпос о богатырских подвигах здесь ближе к крестьянскому фольклору.
Герой поэмы, крестьянский сын Янчи Кукуруза, в борьбе за свою избранницу Илушку, одолевая великанов и других сказочных чудовищ, добирается до волшебной страны и там обретает счастье. При этом автор даже с улыбкой пародирует романтические приключения нарочитыми нелепицами: на пути Янчи-Яноша - утопающая в снегу Италия, через горы Индии гусары, в войско которых вступает герой, попадают в Францию, где бьются с напавшими на страну турками, а оттуда Янош пытается вернуться на родину по бескрайнему морю...
Витязь Янош - это во многом сам поэт, как и герой поэмы "Апостол". Это отражается даже в его имени Сильвестер: 1 января (когда родился Петефи) венгры празднуют День св. Сильвестра.
Ты превосходна, жизнь актера!
Так скажут все, кто жил тобой,
Хоть подло на тебя клевещет
Злословье, людоед слепой.
И не без горьких колебаний
Я снял актерский мой венец.
Конец романтике скитаний
Всем приключениям конец!
(Пер. Вильгельма Левика)
Синие глаза? Прекрасно!
Черны очи? Соглашусь!
Ну, а если с обаяньем
Доброта войдет в союз…
Вот такую дай мне, боже!
И не важно – будь она
Бледнолица иль румяна,
Белокура иль черна!
Став популярным, поэт тем не менее оставался на расстоянии от "сильных мира сего". Петефи настолько последователен в своих взглядах, что, скажем, всем сердцем ненавидит Горация — за то, что тот писал стихи Меценату. По сходным причинам (близость к власти) он развенчивает Гете. Зато до небес превозносит Байрона, Шелли и — Беранже.
В пустыне знойной страждем мы,
Как Моисей с его народом, —
За божьим огненным столпом
Он шел по землям и по водам.
А ныне огненным столпом
Поэт людей ведет в пустыне....
(«Поэтам XIX века". Перевод В. Левика)
Учащиеся скорее всего сами скажут, что эти стихи напоминают пушкинского "Пророка"...
В 1843 году венгерский язык, наконец, признан одним из официальных в империи. Организован венгерский литературный журнал - "Атенеум", В нём всё больше печатают Петёфи. В Пожони и Пеште для поэта открыты все гостиные, но он всё ещё пытается жить как адвокат или как актёр. Наиболее популярны его печальные стихи, посвящённые умершей пятнадцати лет от роду свояченице Этельке. И по-прежнему - нападки критиков аристократического вкуса.
Петёфи в 1846 году вступил в "Общество десяти". Деятельность эта в основном протекала в рамках разговоров и споров за столиками кафе. Местом собраний радикально настроенной венгерской молодежи служило кафе «Пильвакс» в Пеште, где Петефи скоро стал центральной фигурой, вождем и заводилой. Среди членов "Общества" преобладают разночинцы, сменившие дворян на видных местах в общественном мнении (нечто похожее на то, что и в России). Кафе называют пештским "Пале-Роялем".
Мы спешим всему навстречу,
Как большой реки разлив,
Все разрозненные ветви
Мы сплетем, соединив.
Голоса собратьев многих
Станут голосом одним,
И на празднике великом
Мы тогда провозгласим:
«Даже самое простое
Любим мы в краю родном
И сокровищ чужеземных
Не хотим и не возьмем».
(Перевод Н.Стефановича)
Тем временем в Европе зреют новые революционные бури. "Габсбургский дом так же деспотически попирает Северную Италию, как и Венгрию; итальянские патриоты так же чувствуют себя в тюрьме, как и венгры, но благодаря освободительному движению, благодаря «Молодой Италии», нация там уже на ногах. В движении «Молодая Германия» просыпается и немецкая свобода. Мадзини
ратует за «Молодую Европу». Может ли остаться в стороне омолаживающаяся венгерская нация?
Организатором обуреваемых этими идеями венгров стал Кошут.
Идею Габсбургской империи подсказал дух истории, чуть ли не по учебнику Гегеля; все народы от Вероны до Кракова — главным же образом скученные в Придунайщине, вклинивающиеся друг в друга народы — связывает действительная идея содружества. Им нужны были бы только хорошие организаторы, настоящие правители. Но габсбургская династия всегда столь же отличалась ловкостью, сколь и бездарностью. Особенно в ту эпоху, которая знаменовала собою начало ее конца. Сегодня уже без колебаний можно установить, что империя Габсбургов погибла от двух ран, двух ударов: первого, нанесенного ею итальянскому народу, и второго, обрушенного на венгерский народ , — которыми она в конечном счете угодила в себя."(Д.Ийеш).
Венгрия - одна из стран, где складывается экономическая и культурная нация, образование выделяется из соседних национальных краёв, но нет государственности. "Венгров не было? Они будут!" - раздаёт призыв деятеля национального движения Иштвана Сеченьи. Реформ требует Лайош Кошут. "Венгрия - это Индия Габсбургов!"- возмущается богач Шина.
Вопрос: Что тут имеется в виду?
Сестры графини Зичи возглавляют шествие в защиту отечественных тканей. Его приветствует в стихах Петёфи. Из книги Д.Ийеша:"В марте Петефи организует забастовку венгерских писателей. Первую и, увы, последнюю за все время существования литературы. Он, бесспорный вожак поколения, осознает свое
призвание. И не только во имя защиты общих материальных интересов сплачивает вокруг себя лучших из лучших. Именно сейчас подбирается та духовная
гвардия, которая при первом же случае по собственному побуждению ринется на штурм, сомнет бастионы. И начнет ту битву, которая без такого штурма, быть
может, и не началась бы вовсе".
Поэт продолжает часто находиться в пути. Правда, теперь он ездит к родным, добираясь до Ваца по первой венгерской железной дороге, а в Пожонь плавает пароходом. Едет в Трансильванию, как оказалось, навстречу судьбе.
8 сентября в танцевальном зале Сатмара он встречает Юлию Сендреи.
Дочь управляющего имением, Юлия Сендреи была воспитана на романах Жорж Санд и стихах Генриха Гейне. Ей было семнадцать лет. Поэт сразу же показался ей человеком её мечты.
Портрет Петёфи, каким он появился в Сатмаре, оставил новый друг - граф Шандор Телеки, соратник Гарибальди и знакомый Гюго.«Росту он был, помнится, несколько выше среднего, строен и соразмерен в членах, движения имел непринужденные; у него были чрезвычайно густые, стоявшие торчком короткие черные волосы, кои он во время беседы часто приглаживал назад пальцами правой руки; посреди лба, между бровей пролегло несколько морщин, признак глубоких раздумий; брови были красивые, аккуратные, темные, а глаза словно светились и во время
беседы поблескивали, когда же он говорил с особенным одушевлением или читал стихи свои, ярко сверкали; они-то и были самое красивое в лице его — оконца поэтической его души; нос слегка горбился у переносья, небольшой красивый рот открывал правильные белые зубы; цвет лица у него казался желтовато-коричневым,
выделялось также несколько коричневых пятнышек потемнее, вроде родимых; губы были толще обычного, к ним очень шла улыбка, при проявлениях же гнева, возмущения, насмешки, презрения, ненависти и разочарования они принимали неприятное выражение; жидкие тонкие усики и бородка были светлее волос, бровей и
ресниц, — от почти черного через редкий оттенок кирпичного цвет их переходил в каштановый; шея длинная.
Его костюм: тонкая, со шнуровкой, атилла, рубашка с пресловутым отложным воротом и темные, почти черно-серые брюки».
"Правда, то была эпоха торжества людей искусства. Шуты гороховые без роду, без племени прямо из-под носа у вельмож уводят самых блестящих женщин. Юные
девы, прислушавшись к голосу сердца, по ночам выпрыгивают из окошек, чтобы умчаться куда глаза глядят с каким-нибудь лихим поляком, героем борьбы за свободу. И каждая из них, почти без исключения, боготворит Жорж Санд с ее артистической душой"(Д.Ийеш). Бесед с поэтом на балу и в своём саду для Юлии было достаточно. Но трудно уговорить родителей на брак с сыном корчмаря.
Петёфи заезжает к ней в замок. Любимая в нерешительности. До свадьбы придётся ждать целый год, до окончательного ответа - полгода. Но в ноябре вдруг выясняется, что для Юлии подыскали более выгодную партию...
Подавленный, он тут же снова влюбляется. Могло случиться по-всякому, но блестящая красавица актриса Корнелия Приель не вполне понимала, кого ей предпочесть из многих поклонников. И предпочла для Петёфи лишь дружбу.
И вновь воскресает любовь к Юлишке.
И для него на Новый год - тройной праздник, выходит собрание его стихов.
Первое стихотворение в этой книге стало известным в Венгрии любому школьнику.
Мужчина, будь мужчиной!
Ведь не мужчина тот,
Кто за богатства мира
Свободу отдает!
«Нынче у меня праздник! — этими словами начинается предисловие, которое к сожалению, так и не было напечатано в книге. — Сегодня, 1 января 1847 года, мне исполнилось 24 года, я достиг совершеннолетия. У меня вошло в привычку в день Нового года (тем более, что он является и днем моего рождения) перебирать в памяти весь истекший год; но сегодня я представил себе не только этот год, а и всю мою жизнь, весь мой писательский путь..."
Из книги Д.Ийеша:"1847 год... Самый блистательный год в духовной
жизни Венгрии. Замечательные события двух последующих лет в большой мере зависели от того, что происходило в других странах, эти события могли бы сформироваться иначе, могли отодвинуться, измельчать и даже,
будь в противнике, то есть в габсбургской монархии, хоть на каплю больше ума и чести, вовсе не состояться.Именно 1847 год собрал воедино те взрывные силы,
которые затем пришли в действие и все осветили, не потеряли способности светить даже сегодня. Другие нации имели десятилетия для подготовки энциклопедии
переворота и сотворения новой эпохи. Страдная пора венгерского обновления продолжалась всего год, оружие и камни для баррикад были взяты из арсенала прошлого; все это создало такой духовный подъем, что Венгрия ни в чем не отставала от устремлений Запада и даже иногда порывалась идти дальше, привлекая к себе внимание всей Европы, словно маяк. Одно за другим вызревают эпохальные литературные произведения...
Это был великий год и для Европы. Теннисону видится приближение Золотого века; глазам Броунинга открывается заветное поле Битвы. Это год, когда даже молодой Бодлер готов выйти на баррикады. Семидесятипятилетнее духовное движение, со всеми своими оттенками, ощущает себя у врат действия и жаждет распахнуть эти врата".
А для Петёфи всё решено и лично. Старый знакомый Карой Шаш переписывается с поэтом, влюбленная девушка приписывает к одному из писем Шаша: «100-кратно Юлия».
Я тебя старался
Навсегда забыть,
Почему ж в мечтах ты
Продолжаешь жить?
Почему встаешь ты
Вновь передо мной —
С черными глазами,
С черною косой?
Почему я помню
Светлый образ твой,
Почему он вьется
Вечно предо мной?
Послана ты злою,
Дивною звездой,
Что суда уводит
В море за собой.
Со звездою злою
Вдаль плывут суда
И в водоворотах
Гибнут без следа.
Для чего я снова
Встретился с тобой,
Если ты исчезла,
Словно сон ночной?
И ко мне на душу
Цепь легла опять.
Кто протянет руку,
Чтобы цепь сорвать?
Коль и впрямь ты любишь,
Коль должна любить,
Обо всей вселенной
Ты должна забыть.
Поэт пишет подруге Юлии Мари Тереи, посылая Юлии свою книгу:
«…люблю тебя безгранично, больше, чем это можно выразить словами… Теперь моя судьба уже в твоих руках… Мари, ангел мой, помоги, не дай погибнуть…»
«Адресованную мне книгу, — писала она Петефи, — я получила и переслала Юлии… Мы с Юлией так дружны, что читаем в душах друг у друга, мы делимся с ней своими чувствами, и поэтому я знаю, как горячо вас любит Юлия… Вы сами должны наладить то, что испортили своим долгим отсутствием, приезжайте как можно скорее. Вы будете счастливы, ибо ваше присутствие осчастливит Юлию. Знаете ли вы, почему Юлия не отвечает на ваши письма? Потому, что она обещала это своему отцу… Можете себе представить, как она страдает… Родители ее готовы на все, лишь бы Юлия отказалась от вас. Но любовь ее сильна, и не такие еще испытания может она выдержать. Никому не под силу оторвать друг от друга горячо любящие сердца… стало быть, приезжайте…»
И Петёфи в мае приехал. Отец девушки по-прежнему отказывает ему, но Юлия клянётся любить его вечно. Попутно поэт пытается донести идеи освобождения перед местными рабочими, которые, впрочем, не понимают его - они знают только по-румынски...
Сендреи, наконец, уступил, но свадьба будет без приданого.
Невеста поэта «думала так, — писал Эндре Ади в своем труде «Петефи не примиряется», — достаточно того, что Петефи унесет ее в городскую жизнь с ее лихорадочностью, сенсациями, свободой, мужчинами, победами. И когда Юлия согласилась вверить Петефи свою драгоценную жизнь, думая, что любит одного его, тогда она, в сущности, вернулась к тому, что ей подсказывали инстинкты, к тому, что один только Петефи может увести ее туда, куда влекут ее мечты».
"Славная, славная девушка! Тебя искал я с самой юности моей. Приближаясь к каждой женщине, я склонялся ниц и боготворил ее, думая, — что это ты. И, только стоя уже на коленях, замечал, что это не ты, что вместо истинного божества я боготворил идола… Тогда я подымался и шел дальше. И, наконец, нашел тебя. Ты — сладостная капля, исцелившая мою душу, которую так долго жгла и сушила своим зельем отравительница-судьба. Слава богу, противоядие пришло не слишком поздно.
Славная, славная девушка!
Ей предстояло выбрать между родителями и мной.
Она избрала меня.
Она, кого родители берегли как зеницу ока, с самого детства предупреждая и исполняя все ее желания, никогда не сказав ей дурного слова… А кто был я? Неведомый пришелец, которого забрызгали грязью предрассудки и стрелами исколола клевета… Я даже не успел сказать ей: «Я не такой, каким кажусь, каким мир хочет видеть меня!» И все-таки она избрала меня! О, в этой девушке живет сердце, которое видит чистые жемчужины под замутненной поверхностью моря. Да будет имя ее благословенно так же, как она благословила меня".
Свадьба состоялась 8 сентября - день в день в годовщину знакомства.
«Мы венчались по-средневековому, романтично: рано утром в часовне эрдёдского замка. И я и моя невеста хотели придать своим лицам подобающее серьезное и торжественное выражение, но это никак не удавалось, мы непрестанно улыбались друг другу… Когда все свадебные фокусы окончились, мы сразу же сели в коляску и понеслись в Колто… Эта деревня — имение одного моего друга… Он уступил нам свое жилье, чтобы мы провели там медовый месяц…»
«медовый месяц его протянулся до самой могилы».
Любовь и свобода —
Вот все, что мне надо!
Любовь ценою смерти я
Добыть готов,
За вольность я пожертвую
Тобой, любовь!
(Перевод Л. Мартынова)
И - новые странствия, связанные с записью фольклора, что в это время делала вся культурная Европа. Летом 1847 года Петефи побывал на Закарпатье, посетил Ужгород(Унгвар), Берегово(Берегсас), Среднее, Мукачево(Мункач), Бадалово. В Берегове поэт находился несколько дней и занимался сбором народных песен и других фольклорных материалов. Поэт находился в Мукачевском замке, который в то время был жуткой тюрьмой.
«Я предчувствую революцию , как собака — землетрясение»
"В этот покой труженика врывается революция. Интонация стихов сразу же становится похожа на клекот флюгера-петуха, с вершины башни указывающего направление. 6 января начинается восстание в Мессине, 12-го оно уже переметнулось в Палермо, 27-го — в Неаполь, а затем, словно по запальному шнуру, обегает огнем весь полуостров и, сделав добрый крюк на северо-запад — к Парижу, Лиссабону, — поворачивает на восток, разметая на своем пути давно уже заминированные цитадели деспотизма, феодализма с такою силой,
что поэт весь горит от восторга". (Из книги Д.Ийеша)
Им ползать по земле осточертело,
И поднялись они на страх врагам.
И вот их вздохи превратились в громы,
Взамен цепей клинки бряцают там!
Не бледное цветенье апельсинов,
А красных роз там нынче торжество,
О, как прекрасны вольности солдаты!
Дай счастья им, свободы божество!
"24 февраля в Париже вспыхивает социальная революция, рабочие идут на баррикады под красным знаменем и с социалистическими лозунгами Луи Блана. Нет никакого противоречия в том, что в песне, похожей на тревожный сигнал сирены, которой откликается Петефи на эти события, звучит также и мотив национальной гордости. Даже патриотический порыв не может иметь цель высшую, чем освобождение миллионов угнетенного народа".
Неужели, милая отчизна,
Нет в тебе былого героизма?
Иль с отцами он ушел в могилу?
И за саблю взяться нету силы?
Собрание в Пожони с трудом договаривается о разработке проекта конституции и освобождении крепостных. Но общественному движению, и, конечно, Петёфи, этого совсем недостаточно.
"Пролетели бы искры революции и над Пештом, если бы венгры, съехавшиеся на ярмарку со всех концов страны, не превратили на два-три дня этот обычно наполненный немецкой речью город в действительно венгерскую столицу и если бы не существовало той группы людей, дружеского кружка из кафе, которая чуть ли не в
собственных ладонях раздула из этих искр пламя. И —если бы не было Петефи: ведь это он распространил затем возгоревшееся пламя по городу, по всей стране".
Поэт пишет к банкету в честь революции во Франции стихи, "Оппозиционный круг" готовит "12 пунктов — «Чего хочет венгерская нация».
13 марта 1848 года «12 пунктов» были переданы австрийскому престолу. Но умеренные деятели решают пока не спешить. А тут уже - вести о баррикадах в Вене и волнениях в Праге.
«Большую часть ночи я бодрствовал вместе с женой, моей обожаемой, отважной маленькой вдохновительницей, которая всегда ободряет меня, идет впереди моих мыслей и планов, как высоко поднятое знамя впереди армии. Мы совещались: что делать? Совершенно ясно было одно: надо действовать, и завтра же! Послезавтра, быть может, уже будет поздно.
Логически первым шагом революции, первейшей ее обязанностью является освобождение печати...» «Рано утром я поспешил в кофейню, где собиралась
молодежь...»
Утром 15 марта собирается демонстрация сторонников революции.
Из кафетерия Петефи с небольшой группой своих последователей направился в университет, где собрал студентов, а затем — в типографию. «Национальная песня», напечатанная в виде листовки, расходилась по рукам. К молодёжи присоединялось огромное число людей с ярмарки. Демонстранты вошли в Буде в резиденцию наместника, и заставили тут же советников принять "12 пунктов".
Стихи необычайно вдохновили участников выступлений в Пеште.
"Национальная песня" и в наши дни часто исполняется в Венгрии как, по существу, третий гимн страны (после "Гимна" на стихи Колчеи - главного официального гимна и "Призыва" на стихи Вёрёшмарти - второго полуофициального). Можно прослушать её исполнение.
Встань, мадьяр! Зовет отчизна!
Выбирай, пока не поздно:
Примириться с рабской долей
Или быть на вольной воле?
Богом венгров поклянемся
Навсегда —
Никогда не быть рабами,
Никогда!
(Перевод Л.Мартынова)
День начала революции, ставший неожиданностью даже для тех, кто выходил на улицу, стал, безусловно, звёздным часом молодого поэта.
Учащимся можно предложить вспомнить такие же звёздные часы для Яна Гуса, Жанны д'Арк, Дашковой, Лафайета, Дантона.
Из дневника Петёфи:«Государственное собрание отменило крепостные
повинности. Очень хорошо с его стороны, но было бы
еще лучше, если бы оно сделало это раньше. Тогда
дворянство могло бы счесть себя великодушным, но
теперь, когда оно действовало под давлением крайней
необходимости, трусости, — теперь оно не может претендовать на такое наименование. До почтенных, милостивых и не знаю еще каких депутатов государственного собрания дошел слух, что Шандор Петефи расположился в Ракоше, и не один, а с ним сорок тысяч крестьян".
Далее событиями руководили уже не юношеский радикализм, не юношеские эмоции, а политика и политики — прежде всего великолепный оратор и тактик Лайош Кошут.
Радость перемен омрачается стравливанием народов венским двором. "Уже 22 марта реакционный авантюрист барон Елачич, бан хорватский, восстает против независимого венгерского правительства, следуя политике камарильи. Примерно так же поступят вскоре румыны и сербы. В истории придунайских народов происходит самая печальная ошибка"(Д.Ийеш). Император Фердинанд пишет наместнику:«Милый племянник мой, господин Наместник и эрцгерцог!
С сим посылаю вашему высочеству сочиненное Шандором Петефи стихотворение «Королям», кое направлено против существующего правопорядка и на уничтожение королевского авторитета; примите необходимые меры в соответствии с новыми венгерскими законами о печати».
Петёфи защищается:
«Монархия в Европе приходит к концу, и даже всемогущему богу ее уже не спасти...
Впрочем, монархия у нас имеет еще будущее, больше того — она пока еще нужна, потому-то и не провозгласил я республику, не призывал народ к бунту (как говорят про меня), а только затронул эту идею, чтоб привыкали к ней... "
В июне поэт баллотируется в Национальное собрание от родного округа. Он обратился к избирателям:
"По правде сказать, я выступаю вовсе не за себя, а за вас, выступаю с намерением сделать для вас добро. Я попросту предлагаю себя орудием в ваши руки».
И - добавил:
«…только не ждите, что я стану превозносить вас до небес, потому что тогда я нагло врал бы вам. Честью клянусь, вы не самые лучшие люди или, по крайней мере, не были таковыми до сих пор. До 15 марта вся Венгрия была страной лакейской, по-собачьи подобострастной, и вы в этих доблестях были скорее в числе первых, чем последних». И - проиграл выборы.
25 июля Радецкий при Кустоцце разбил сардинскую армию. Реакция в империи переходит в наступление. Звучит призыв:"Родина в опасности!"
В сентябре 1848-го Петёфи вступил в революционную армию (Гонвед).
Венгерец вновь венгерцем стал
И вечно будет сам собою,
Иль в славный час, в ужасный час
Умрем мы все на поле боя!
В Национальном театре Юлия появляется во фригийском колпаке с обращением к дочерям отечества. Сам поэт выступает с новыми воззваниями. 28 сентября Гонвед остановил полки Елачича и вынудил их отступить из Венгрии.
Трубит трубач, бьют барабаны!
Вперед, друзья, на подвиг бранный,
Вперед, мадьяры!
Пуля поет, палаш сверкает,
Все нас на подвиг вдохновляет.
Вперед, мадьяры!
Пусть развевается над нами
Все шире, шире наше знамя.
Вперед, мадьяры!
Написано на нем «Свобода».
Пусть это видят все народы!
Вперед, мадьяры!
Правда, эти стихи - "Боевую песню" исполняло впервые Национальное собрание, а не армия, до которой она не дошла. Петёфи ездит по стране, пытается влиять на соратников, неудачи рождают надлом.
Даже думать я не в силах,
Дух озяб, не только тело,
Ты, весна моя, певунья.
Лето знойное, ты улетело.
(Перевод Н. Чуковского)
Попутно поэт занимается реформой венгерского правописания - актуально в это время и для славянских народов.
В декабре родился сын - Золтан. А Гёргей во главе Собрания сдаёт Буду и бежит с Собранием в Дебрецен...
Тиха Европа, вновь тиха, бои
Всех революций отгремели.
Презренье ей! Она затихла, и
Свободу взять народы не сумели...
(Перевод И. Тихонова)
Поэт как будто чувствовал, что наступает роковой для него год.
Старый год, итак, уходишь?
Порожнем уходишь? Стой!
Под землею — мрак могильный,
Надо бы туда светильню —
Песнь мою возьми с собой.
Вновь, испытанная лира,
Службу я тебе задам.
Ты со мной с поры ребячьей, —
Что же нам сказать в придачу
К прежде сказанным словам?
Если славилась ты звуком,
Оправдайся пред молвой.
Заслужи былое мненье
И торжественность мгновенья
Звука важностью удвой.
Ну а вдруг последний вечер
Это на твоем веку?
Может быть, потрогав струны,
В угол я тебя засуну
И назад не извлеку?
Я в солдаты записался
И на поприще большом
Распрощусь с тобой покуда
И стихов писать не буду —
Или только палашом.
Ну, так разбушуйся, лира!
Выйди вся из берегов.
Пусть струна с струною сцепит
Смех и стон и плач и лепет,
Спутай жизнь и смерти зов!
...И вот в сорок девятый год
Вступает Венгрия, в борьбе изнемогая.
Зловещей тьмой закрытый небосвод
Не погасил звезды родного края.
Пускай моя изранена рука —
Она сжимает рукоять клинка.
И каждый мой удар оставит след —
Кровавую печать на много лет.
И снятся мне и милы мне
Чудеснейшие сны мои.
Мой верный ангел снится мне —
Ты грезишься, любимая.
Суд свершается, — последний
Пробил час.
Я его спокойно встретил,
За отчизну не страшась.
В январе поэт становится адьютантом генерала Бема, поляка, в Польше воевавшего за свободу Польши, в Португалии за свободу Португалии, в Венгрии за свободу Венгрии. Именно он распространяет в армии "Боевую песню".
Мы ли дрогнем! Старый Бем
ведет нас,
Вольности испытанный
солдат.
Мстительным багрянцем нам
сияет
Остроленки гибельный закат.
«Я в армии Бема. Во всей армии меньше всех занят сейчас я, но и у меня времени хватает только, чтобы бегло изложить случившееся и то, что должно случиться впредь".
Ординарец Бема выполняет ответственные поручения. Лишь на короткое время он встречается с друзьями и женой.
"Сейчас мы переживаем самые светлые минуты освободительной войны. Революционная армия, справившись с соперничеством своих генералов, прекрасно справляется и с врагом: она переходит Тису, окружает Пешт. С юга к ней присоединяются наконец части, обладающие самым несокрушимым воинским духом: части Бема". Отвоёвана Буда, 4 апреля 1849 года Венгрия провозглашена республикой. У поэта же - ссоры с начальством и даже домашний арест вместо производства в майоры. В 1848 году он
написал сто шесть стихотворений, а за шесть месяцев 1849 года — всего девятнадцать.
На помощь Австрии в Венгрию отправлена российская армия генерала Паскевича. Две армии окружают Бема.
Последнее стихотворение Петёфи:
Ужаснейшие времена!
Кошмарами полна страна....
Быть может, был
Приказ небес,
Чтоб все это случилось.
Чтоб отовсюду кровь лилась!
О, так и есть! Ведь против нас
Полмира ополчилось!
"Петефи, нарушая приказ, отправился вслед за армией на какой-то телеге: у него не было ни коня, ни оружия, даже военного мундира. Когда в начале сражения Бем увидел его, он сердито закричал на него, приказывая немедленно отойти назад...(Д.Ийеш). Но поэт мчался вперёд.
Его последний бой был 31 июля близ Шегешвара (Сигишоара). Информация о смерти в сражении при Шегешваре основывается на дневниковой записи русского военного врача. Его видели задумчиво стоящим при криках "Мы окружены!" Он побежал и был, вероятно, застрелен частями, проводящими "зачистку".
Г.Гейне. "В октябре 1849 года"
А Лист? О, милый Франц, он жив!
Он не заколот в бойне дикой,
Не пал среди венгерских нив,
Пронзенный царской иль кроатской пикой
Пусть кровью изошла страна,
Пускай раздавлена свобода,-
Что ж, дело Франца сторона,
И шпагу он не вынет из комода.
Он жив, наш Франц! Когда-нибудь
Он сможет прежнею отвагой
В кругу своих внучат хвастнуть:
"Таков я был, так сделал выпад шпагой".
О, как моя вскипает кровь
При слове "Венгрия"! Мне тесен
Немецкий мой камзол, и вновь
Я слышу трубы, зов знакомых песен.
Опять звучит в душе моей,
Как шум далекого потока,
Песнь о героях прошлых дней,
О Нибелунгах, павших жертвой рока.
Седая быль повторена,
Как будто вспять вернулись годы.
Пусть изменились имена -
В сердцах героев тот же дух свободы.
Им так же гибель рок судил:
Хоть стяги реют в гордом строе,-
Пред властью грубых, темных сил
С быком вступил в союз медведь,
Ты пал, мадьяр, в неравном споре,
Но верь мне -- лучше умереть,
Чем дни влачить, подобно нам, в позоре.
"Франц-Иосиф без всякого права, то есть как убийца, ступил своим сапогом в Венгрию. На помощь он позвал сообщника, царя Николая, тем самым еще более нарушив всякое право. Их ответственность, следовательно, очевидна. Ну, а тех, кто убивал по приказу этих убийц, то есть с ними заодно? Это поистине огромный вопрос.
Вопрос о правах и ответственности индивидуумов, составляющих общество..."
Петёфи не был найден убитым на поле. Это породило слухи о том, что он жив. По одной версии, он скрылся инкогнито в Америке. По другой (популярной в конце 1980-ых годов) - оказался в ссылке под чужим именем в Забайкалье, где якобы его узнал кто-то из венгров. Несколько раз эксгумировались его "останки"... Эта легенда, в результате которой появились даже могильная плита с именем Петёфи в селе Баргузин и убеждения двух семей, что они потомки Петёфи от его сибирской жены, ещё требует серьёзного изучения. Не раз поэта "видели" на родине...
Юлия долго не могла поверить в гибель мужа, поехала в Трансильванию и искала его. Затем, в 1850 году убитая горем молодая женщина нашла друга в лице историка Аранда Хорвата и второй раз вышла замуж. Ей пришлось пережить после этого обвинения в "предательстве" Петёфи... Учащиеся могут подискутировать, насколько могут быть оправданы такие обвинения.
Незадолго до смерти она продиктовала письмо отцу: «отец сказал, что я буду несчастна с Шандором. Ни одна женщина ещё не испытывала такого счастья, какое я испытывала, когда была вместе со своим Шандором. Я была его королевой, он обожал меня, а я обожала его. Мы были самой счастливой парой в мире, и если бы судьба не вмешалась, мы были бы ещё такими».
Во втором браке Юлия не была счастлива, умерла всего в 40 лет. Ненамного пережил её Золтан, уйдя из жизни своём молодым. В Венгрии есть памятник жене и музе поэта.
Почитание Петёфи в Венгрии началось открыто с достижения автономии в 1867 году.
Самое известное скульптурное изображение поэта - "Странствующий Петёфи" выполнено Жигмонтом Кишфалуди-Штроблем к столетию его гибели.
Именем Петёфи названы улицы и площади в большинстве городов Венгрии, Трансильвании и Южной Словакии,центральная площадь Ужгорода.
В Будапеште есть мост, музей и библиотека его имени, а также радиостанция и существовавшее в 1876—1944 годах творческое объединение. Мемориальный дом-музей Ш. Петёфи работает в родном Кишкёрёше. Музейный комплекс включает в себя такие достопримечательности, как дом, в котором родился поэт, словацкий деревенский дом и так называемый «парк скульптур» из 14 скульптурных портретов крупнейших поэтов разных стран, переводивших Петёфи.
Лучший переводчик Петёфи на русский язык - Леонид Мартынов. Венгерская скульптура остаётся единственным в мире памятником Л. Мартынову.
Вопросы: Объясните, почему видное место в национальном движении Венгрии, как и других стран Европы, в это время занимали деятели культуры, особенно литераторы. Что в творчестве Петёфи относилось к романтизму, а что - к реализму?