Атомная станция Три-Майл-Айленд была построена всего в 16 километрах от города Гаррисберг, являвшегося столицей штата Пенсильвания, и в случае возникновения проблем потребовалась бы срочная эвакуация большого количества людей.
Авария в Пенсильвании на АЭС Три-Майл-Айленд (англ. Three Mile Island Accident) случилась 28 марта 1979 года.
Впоследствии Сеть так проясняла ситуацию:
«28 марта 1979 года реактор работал в штатном режиме и ничто не предвещало серьёзной опасности. Точнее, некоторые проблемы были, но эти проблемы были понятными и предсказуемыми. Речь идёт о небольшой протечке теплоносителя ядерного реактора через клапан компенсатора давления, из-за чего приходилось сливать емкость для гашения кинетической энергии струи пароводяной смеси раз в восемь часов. И хотя протечка была небольшой, она превышала допустимые инструкциями показатели и фактически АЭС работала с серьёзным нарушением.
Тем не менее это было не критично и персонал знал своё дело. Однако забился трубопровод выгрузки, который пытались прочистить смесью воды и сжатого воздуха. Предположительно, в ходе этой процедуры вода попала на один из обратных клапанов, оказавшийся неисправным. Через него смесь воды и сжатого воздуха попала в систему управления пневмоприводами парогенератора, что привело к их одномоментному срабатыванию и закрытию на входе и выходе фильтров конденсатоочистки».
* * *
В Дубне срочно было организовано закрытое совещание по аварии в США.
Кандидатура Обручевой (Багровой), которая к тому времени защитила кандидатскую диссертацию и работала над докторской, изначально была включена в делегацию СССР без сомнений.
Как никак Ольга была на АЭС Три-Майл-Айленд восемь лет назад.
Но у высокого начальства возникло предложение срочно командировать в Гаррисберг - столицу штата Пенсильвания «свежего человека», чтобы там чего недоброго не заподозрили.
Однако «зловредный» указ Правительства СССР, согласно которому эмигранты, имевшие высшее образование, были обязаны оплатить затраты государства на их обучение в вузах, препятствовал какому-либо официальному контакту американских ученых с советской стороной.
И тут Ольгу осенило.
А что если «заслать» в США своего казачка под видом волонтера Гринпис.
Идею тут же отвергли, о чем поведала Обручева (Багрова) своему незадачливому аспиранту 19-ти лет: Василию Архиповичу Щукину – волонтеру и активисту Гринпис. В школе изучил английский разговорный язык. По манере поведения парень ершистый, колючий, похож на гибкий кончик (наконечник) стрелы бывалого ловкача-ухажера. Не зря о нем с приятелем говорят, что у них на двоих одна пассия.
Тема у Щукина заумная, но Ученый Совет пока не утвердил. Ольга тоже в раздумьи. Очевидно что-то о разгоне реактора после кратковременного торможения графитовыми стержнями.
– Меньше знаешь сегодня, больше узнаешь завтра Или потом (You know less today, you'll know more tomorrow. Or later), - любит повторять Василий.
Имя у парня с претензией – от древне-греческого царский, царственный.
На скорый, непритязательный взгляд - удивительный пройдоха и авантюрист. Правда, это у Щукина первый год аспирантуры.
К религии относится с угрюмым юмором:
– Не ходишь в церковь – не знаешь греха (If you don't go to Church – you don't know sin).
Парень - действительно фанат (активист) Гринпис, он себя позиционирует как волонтер, хотя Ольга считает его волынщиком, но не карпатского, а средне-русского имиджа.
Нельзя сказать, чтобы волонтер был бездарь в научной части.
Но Щукин постоянно прогуливает, пропускает сроки, ершится на семинарах, генерирует полусумасшедшие идеи, бузит в ДК Дубны, ходит в туристической одежде, а то и в какой-то причудливой форме с брендом «greenpeace». Явно – не педант.
Его привычку постоянно балагурить Ольга тоже не одобряет.
Своей прибауткой «Венки во славу расходятся меньше, чем за упокой», он поверг Председателя Ученого Совета в уныние (её в изумление).
«Шутка, с ближним прицелом, - подумала Обручева (Багрова). – И все же можно поставить на «казачка»».
Руководительница пригласила Василия к себе домой, якобы помочь ей с трехфазной электропроводкой.
Электропроводка в принципе была исправной, проблема была с раздаточной коробкой, которую не так давно Ольга «позаимствовала» у завхоза ОИЯИ в Дубне, чтобы запустить муфельную печь для обжига миниатюрных глиняных изделий, которые они на досуге лепили с дочкой.
Хозяйка ввела Василия в курс дела и, в отсутствии её домочадцев, обрисовала перед «авантюристом» свою благопристойную идею.
Очевидно Ольга обманывалась по части безалаберности юноши «щучьей породы». Он «всего-то» ведет двойную жизнь, если не сказать тройную: научную, культурологическу и природоохранную.
* * *
Поделился своим пристрастием к творчеству поэта Андрея Вознесенского и барда Владимира Высоцкого.
– Вознесенский мне импонирует, - определенно высказала своё мнение Ольга Исааковна. – Насколько я слышала в 1978 году в Нью-Йорке ему присуждена премия Международного форума поэтов за выдающиеся достижения в поэзии.
– Однако, «назло власти» в том же году он принял участие в неподцензурном альманахе «Метрополь» (1978).
– Я этого не слышала. Более того, насколько я видела в 1970-е годы Вознесенского стали издавать достаточно хорошо, он выступал по телевидению и получил в 1978 году Государственную премию СССР.
– Нет, к Владимиру Высоцкому судьба не столь милостива. Но популярности, по крайней мере в Дубне, ему не занимать. В феврале 1979 года местное общество книголюбов под маркой лекции о театральном искусстве организовало по существу нелегальное сольное выступление Высоцкого в клубах города. Состоялись четыре концерта: 10 февраля – два выступления в ДК «Мир» (ОИЯИ), а на следующий день – два выступления в ДК «Октябрь» (городском).
– Жалко, что я в Талдоме об этом не знала, - отозвалась Обручева. – Василий, в следующий раз непременно дай знать. А ещё лучше, организуй два билета нам с мужем. Пусть Иван Анатольевич приобщается к молодежной культуре. Через каких-то десять лет в нашей глуши подрастет Розмари, а мы не в курсе, что ей уготовано нашими вычурными и древовидными властителями.
– За десять лет может многое измениться не только в искусстве, но и в отношении человека к природе, - философски заметил Василий. - У того же Вознесенского экологии посвящен целый цикл стихов: «Роща», «Бобровый плач», «Песнь вечерняя», «Не трожь человека, деревце!. Не бей человека, птица!», строчки которых взывают пересмотреть наплевательское отношение ко всему живому.
Разговор приобретал задушевный характер. Обручева все больше начинала симпатизировать Щукину.
Выяснилось, что в качестве российского волонтера Щукин побывал в Канаде и во Франции.
Василий рассказал о своем участии в одной из кампаний Гринпис против коммерческой охоты на китов.
– Ольга Исааковна, представьте себе: активисты Гринпис маневрировали на небольших надувных лодках между кораблями и животными, на которых были направлены гарпуны, прикрывая исполинов своими телами. Впервые в истории китобойной индустрии охотники на китов столкнулись с противостоянием против их жестокого промысла, - делился воспоминаниями Василий. И пояснил: «Гринпис продолжит подобную тактику протеста перед исландскими, испанскими и японскими охотниками на китов».
– Акции всегда заграничные? – уточнила Ольга.
– Увы! Я мечтаю о Гринпис в России, а пока приходится не возглавлять акции, а к ним присоединяться.
И сокрушенно добавил: «Правда, ещё не был в США».
– А как же ограничения допуска? – поинтересовалась руководительница.
– Но я не оформлял в Дубне допуска. После МИФИ у меня осталась третья форма допуска, ограничения по которой регламентируются директором ОИЯИ. Но он мне ничего пока ещё не поручал, а я у него ничего не спрашивал. Тема же диссертации на данный момент чисто теоретическая и с секретами, а тем более тайнами не связана. И добавил:
«Валять Ваньку или дурака – милое дело для простака» (Fooling a roly or a fool is a nice thing for a simpleton).
* * *
Тем временем, из США информация о положении на аварийной АЭС просачивалась скупо.
Только к вечеру 29 марта 1979 удалось запустить насосы, после чего критическая фаза миновала. Отмеченное скопление водорода в теплоносителе вызвало настоящую панику в СМИ и в штате Пенсильвания. От водорода смогли избавиться к 1 апреля, и этот момент считается официальным окончанием кризисной фазы, после которой какая-либо опасность катастрофы миновала.
В случае если бы аварию не удалось предотвратить, писали СМИ, экстренной эвакуации подлежали бы более 660 тысяч жителей окрестных районов.
По международной шкале ядерных событий (INES) — общепринятой системе оценки аварий в атомной отрасли — аварии на АЭС Три-Майл-Айленд был присвоен 5-й уровень. Более серьёзные аварии до того момента случались только в СССР на химкомбинате «Маяк» в 1957 году (6-й уровень).
* * *
«Заговорщики» не успели отследить зарубежные комментарии, как домой вернулись хозяин и семилетняя дочка Розмари, которую Иван Анатольевич зовет Розетта.
Мужчины обменялись приветствиями.
Щукин пояснил режим работы раздаточной коробки муфельной печи. Ольга Исааковна предложила дочке показать гостю фарфоровые поделки, собранные на отдельной полке в детской комнате, Иван Анатольевич пригласил юношу отужинать.
– Хозяйка, ты же не против? – спросил он у Ольги.
Вообще-то Ольга не привечала лишних людей в дом, лелеяла свою дочку, пестовала ауру душевной гармонии в суетном мире противоборствующих сил. Воспоминания о первой любви не давали покоя.
Пока Ольга собирала на стол, мужчины вышли в полисадник, сели на лавочку, Обручев закурил.
– Вы были с дочкой на Комбинате в Вербилках с экскурсией?
– Нет. А что там? Она ведь еще маленькая.
– Там есть небольшой музей, где выставлены красивые фарфоровые изделия.
– Туда, наверное, трудно попасть с ребенком…
– У меня есть лучший друг со школьной скамьи. У нас с ним все пополам: и в делах, и в отдыхе.
– У вас и любимая девушка пополам?
– Что-то вроде того. А откуда вы знаете?
– Да наслышан от Ольги Исааковны, твоей крестницы по аспирантуре.
– Странно, я если и говорил о таком, то вскольз, полушутя.
В это время Ольга Исааковна пригласила мужчин к ужину, но Щукин, сказавшись своими делами и ощутив холодность со стороны своей руководительницы по научной работе, распрощался с хозяевами.
– А как имя друга из Вербилок? - только и успел спросить Иван Анатольевич.
– Лешнев Агафон Петрович, - четко прокричал Василий, покидая дом Обручевых. – Он живет с отцом в районе Каналстрой города Дмитров.
Иван Анатольевич пытался припомнить знакомых с прозвучавшей фамилией, но с ходу не вспомнил.
* * *
Щукину на тот момент было всего-то 20 лет и девочку он называл умильно-ласкательно Росинка. Парень-то знал, что на латыни имя означает «Морская роса». Но в Талдомско-Дубнинском крае, кроме Иваньковского водохранилища, никаких морей нет и в помине, а вот росы на болотах вдосталь. Василий не стал задерживаться и уехал электричкой в Москву, чтобы проконсультироваться со светилами советской ядерной физике в НИИЯФ при МГУ им. М.В. Ломоносова.
В голове у него вызревал план эвакуации жителей в окрестностях АЭС, если власти США пожалеют бюджетных денег, а олигархи-миллиардеры не раскошелятся на борьбу с чрезвычайным положением.
* * *
«Интересно, - подумала про себя Ольга Исааковна, - какой выразительный темперамент у человека. Так ведут себя холерики: сильные, подвижные и прямолинейные люди «с преобладанием возбуждения над торможением». Парню свойственен высокий уровень активности, энергичности и настойчивости.
Не ясно только, что в нем преобладает в аспекте направленности намерений: интраверт или экстраверты? С одной стороны, он предпочитает быть в центре внимания, а, с другой – склонен к уединению, контролю внутренних эмоций и нелюбовь к сильным впечатлениям.
И все же, по большей части, в общении конфликтен и неуступчив; бывают нетерпелив, несдержан, вспыльчив».
«По молодости или неустроенности?» – задалась вопросом Обручева.
Прошлый раз в клубе на открытой сессии горсовета Щукин выступил за реставрацию и сохранение ратминской церкви «Похвалы Пресвятой Богородицы» - единственного здания постройки XIX века на территории Дубны.
Парень говорил настолько резко и не лицеприятно для городских властей, что его обвинили в нагнетании истерии и отсутствии выдержки.
Это при том, что в религизных пристрастиях замечен не был.
Ольга Исааковна все больше проникалась симпатией к правдоборцу:
– Очевидно, ему близки понятия совести и справедливости, в отсутствии которых у власть имущих он убежден.
Для сердобольного парня гнобить талантливого барда и способствовать забвению прошлого – одинаково неприемлемо и подлежит, если не искоренению, то прилюдного осуждения.
Электронное издание доступно на "ЛитРес"