Этот день – пятница - имел все предпосылки, чтобы завершиться удачно. На работе я получил тот самый аванс, на который нацелилась моя супруга, имея намерение приобрести новейшую электрическую плиту-комбайн на нашу кухню.
Покупать по дороге с работы мне ничего не было наказано.
Велено было не заходить с приятелями из числа сотрудников ни в кафе, ни в рюмочные, чтобы, упаси бог, опоздать к ужину, которым изготовилась попотчевать меня жена.
В эйфорически приподнятом состоянии духа, я спустился в подземный переход, чтобы попасть на другую сторону центральной улицы, а потом дворами и скверами минут через двадцать заявиться домой.
И тут мой взгляд остановился на фигуре человека, который просил о помощи. Вообще-то ошалевшие от скопидомства и жадности пенсионерки, утверждают, убедив предварительно себя, что это подстава, что собранные жалостливым просильцем деньги отымают у них коварные и наглые христопродавцы, которые… Короче, подают милостыню редко и только самым неприглядным нищим, глядя на которых сердце разрывается даже у прожженных сквалыг, не то что у богомольных советских пенсионерок.
Похоже, этот человек только что решился сегодня встать в переходе с просьбой о помощи: пройти мимо я не мог.
Однако у меня из мелких купюр оказалась только сотенная бумажка.
Достаю эту купюру, даю ему в руки, но вдруг бедолага хватает меня за рукав и говорит, что не может меня так отпустить: или я забираю свои сто рублей, или он даст мне сдачу. Одна незадача, для сдачи ему не хватает 70 рублей, поскольку больше 30 он с пожертвователей не берет.
Чего-то он стал говорить, мол, жена моя узнает о моей неосмотрительной щедрости и будет меня распекать, а зачем ему брать грех на душу
Пришлось стать рядом с ним и собирать милостыню мне на сдачу.
Тридцать рублей пришли быстро, а потом застопорилось: народу по подземному переходу проходит много, но всё мимо «шапки».
Решил было, что мой импозантный вид тому виной. Не долго думая, этак для проформы волосы взъерошил, галстук в карман спрятал, пуговицы на пиджаке застегнул сикось-накось, одну штанину подвернул снизу.
И вдруг, «О, ужас!» ни с того ни с сего идет по переходу моя жена.
Я резко отвернулся от нее и провожаю ее спиной от входа в подземный переход к выходу.
Когда она прошла от начала до конца, я выхватил из шапки свои сто рублей и ринулся окольными путями к себе домой, чтобы опередить супругу.
Жена попыталась открыть дверь снаружи своим ключом. Когда же я ее опередил, открыв ей дверь изнутри квартиры, она слегка опешила и попыталась открыть рот, чтобы… но я ловким движением своей головы покрыл поцелуем ее губы.
Минуты две она подозрительно оглядывала меня и мой костюм.
Однако, когда я ей вручил полученный мною аванс на работе в полном объеме, что называется, тютелька в тютельку, она наморщила лоб и пошла принять валерьяновые капли, чтобы успокоить своё воспаленное воображение по поводу моих бродяжнических наклонностей.
В итоге, какое-то время я не пользовался этим злополучным переходом, а вскоре установил, что нищий с принципом исчез из наших краев.
Остались одни беспринципные: берут все подряд, а то могут и обругать за невнимание к ним.
Увы! Бедность – не свойство человека, это печать, если не клеймо.