Сталинградская битва

Арина Радионова 21
История СССР. Том 2. 1941-1945 гг.

ГЛАВА 20. СРАЖЕНИЯ 1943 ГОДА.
СТАЛИНГРАДСКАЯ БИТВА.
17 ИЮЛЯ 1942 Г — 2 ФЕВРАЛЯ 1943 Г.

А дальше расскажу я вам…
про Сталинградский тот бедлам,
где наша Родина сражалась
за каждый дом, за каждый грамм
земли советской, чтобы вам
понять цель операции «Уран»
и деблокирующий тот удар –
«Винтергевиттер», что лишь сжал
кольцо всех немцев в карнавал,
но Сталинград всё ж не достал.

Итак, я начинаю битву века,
что у любого человека,
лишь вызывает боли вал,
где Зверя вермахта оскал
капитуляцию познал.

Та битва началась с июля
семнадцатого вечером числа
сорок второго года, где в начале
лишь пропускали немцев в города
войска Союза и познали
лишь поражение тогда.

Расстановка сил на фронте
После боев под Харьковом разгромных
Гитлер сам спланировал приказ:
группе армий «Юг» на две разбиться,
чтоб продолжить наступленье на Кавказ.
Группа армий «А» шла на Кавказ,
группа армий «Б» в себя включала:
4-ю танковую армию фон Гота
и 6-ю армию германскую с приказом
Паулюса двигать к Сталинграду.

Гитлер сам «командовал парадом»,
чтоб увидеть пораженье Сталинграда,
город Сталина – его врага,
Гитлер же мечтал о нём всегда.

Он мечтал, что перережет провода
всей промышленности центра, что тогда
все маршруты с югом замыкали
через Сталинграда берега,
чтобы Волга стала красною от крови
всех солдат советских, чтобы берега
пропахала армия бы Гота,
подтвердив идеологии слова.

Всем крупнейшим операциям тогда
вермахт сам присваивал свой код всегда –
цветовой. Для Франции – был красный,
желтый – Бельгия и Нидерланды,
Чехословакия – зеленый вариант.
Сталинград звучал как код «Фалль Блау»,
в переводе значит – синий вариант.

Операция «Фалль Блау» началась тогда
с юга от Воронежа, когда
Вермахт двинул в оба фронта сразу,
в двух местах пробив его сверха.

Брянский фронт и Юго-Западный сражались,
отбивая те атаки, но РККА
не могла сдержать напор врага,
вынужденно отвела войска.

Вермахт был силён, как никогда,
300 тысяч человек врага,
1200 самолётов флота
воздуха стреляло в нас тогда.

Миномёты, танки, мессершмитты
Сталинградский фронт громив сверха,
шли сплошной стеной лавины
на советские глаза.

Сталинградский фронт – твоя судьбина
была там самой страшной на века,
ты видел эту мощь врага,
ты знал, что либо здесь познаешь ту кончину,
иль повернёшь ты вспять напор врага.

Не передать боёв тогда.
Не хватит слов, чтоб описать страданья,
что вынесла тогда Земля,
что завывала с грохотом стенанья,
оплакивая воинов всегда,
и заносила в Высь, звеня,
людские души, что упрямо
всё шли и шли в огонь врага,
что дрогнула сама Земля.
Она растеряна была,
она не знала, что ей делать,
то ль помогать, то ль умереть зазря.
Она металась там, крича,
она не видела себя,
в дыму кромешном ад кружился,
и Сатана там восхвалился,
вся чернь повылезла тогда
и руки потирала, хохоча,
что Русь и арии столкнулись
лбами, не в жизнь, а нА смерть
закружив все небеса.

И Бог не мог помочь тогда,
ведь воины награждены умами,
и лишь они могли всегда
за правду воевать веками.

И воевали. Твёрдо знали,
что правда победит врага,
и не уступят никогда
ни пядь земли, ни стопку Волги,
хоть бой и будет очень долгим,
и битва будет на века.

Война – как страшно это слово,
оно гремит в ушах, как гром из Тьмы,
и подтверждает мысли, словно
смертоубийство этой Тьмы
продлится долго, очень долго,
ведь все советские сыны
который год воюют, Волга
заполонила их умы.
Как долго будут эти сны?
Всё завертелось как в круговороте,
и каждый сон подобен роте,
восставшей наперекор войны.

Уже почти два года сын в окопе,
уже почти два года Тьма войны,
и только мать из этой топи
молитвами просила: «Защити,
Всемилостивый Боже, и спаси!
Не дай погибнуть в том окопе,
укрой, молю, и накорми,
лишь помоги ему немного,
ведь не всесильны же они!»

И укреплялись те сыны,
что шли в атаку каждым утром,
и защищали грудью сны
детей и матерей. О, муки!
Душа всегда горит огнём
за каждый дом, за каждый город,
мы непременно к вам дойдём,
мы одолеем этот холод,
и голод мы переживём,
вот только силушкой окрепнем
и мы погоним напролом
врага, спалим его огнём,
огнём сжигающим. Посмертно
здесь многие получат дом,
и обретут покой лишь в нём.
Но только дальше мы пойдём,
освободим мы каждый дом,
и до Германии дойдем,
нам только бы помочь огнём…

*****

А Сталин сам довёл приказ –
касался каждого из нас –
«Назад – ни шагу! Город – наш!
Не смейте забывать приказ!»

И каждый знал, в который раз,
что будет биться за всех нас,
за тех, кто будет жить потом
в родимом доме дорогом.

А немец шёл всё напролом,
август, сентябрь – вражий гром
всё дальше продвигался, в нём
звучал свой, Гитлера приказ –
курган Мамаев взять за раз.

О, сильный город, как блиндаж,
он знал тот Гитлера приказ,
он понимал – что он рубеж,
он понимал – его хоть режь,
хоть жги, хоть бей, а хоть стреляй,
но не уступит он ни край
своей земли, своей водицы,
он не допустит, чтоб свершиться
всем Гитлера мечтам, он удивится,
откуда силы взялись там!

Его бомбили в унисон
все силы вермахта, как будто он
был самым главным загражденьем
в пути, которым Гитлер был пленён.

Его бомбили в день по много раз,
получен вермахта приказ –
стереть с лица Земли сей город,
который Сталину так дорог.

Лавина горя и огня
лилась с небес на улицы, но город
сопротивлялся, немцев доводя
до исступления, как будто,
и не было того огня.
Руины города стреляли
так, словно местью те дышали,
их разрушали, разрушали,
а те стреляли и стреляли,
дышала пеплом там Земля,
и плакала, в Высь занося
людские души сталинградцев,
что умирали там горя.

Немецкие солдаты задыхались,
но всё же в этот город рвались,
и в город всё же те вошли,
ступая прямо по крови.

Весь город был в сплошных руинах,
по улицам – нельзя пройти,
не то, что ехать, немцев танки
остановились на пути.

Колонны танков возле Сталинграда
были поставлены, как будто, на прикол,
весь город – так разрушен он,
что технику свою оставив,
вся армия пошла пешком.

Бои велись за каждый дом,
и русские сражались в нём,
как будто дом из золота отстроен,
а не руины под огнём.

И в городе шли по пятам,
шли в рукопашную, что там
было единственным решеньем –
свалить врага своим движеньем.

Штыком кололи сорок раз,
остервенело, каждый раз –
за мать! за сына! за Кавказ!
за Ленинград! за Сталинград!
за Украину! за Москву!
за Белорусь! и за Литву!
за Севастополь весь в дыму!
за море слёз! за горы трупов!
за этот мир живых и грубых!
за всё, что вы нам принесли!
мы отомстим вам всем – УМРИ!!!

Жестокая борьба за каждый дом
выматывала всех, и артиллерий гром
гремел не умолкая, словно он
смешался с проливным дождём.

Сентябрь, форсированье Волги
солдатами советскими, что долго
шли нашим в город на подмогу,
чтобы плацдарм не взяли с ходу.
Немцы простреливали Волгу,
и снайпера стреляли долго,
Курган Мамаев – страшный стон
там проносился в унисон.

Стонал Курган, как будто он
в самое сердце поражён,
переходил из рук он в руки
и был войсками он пленён.

И дальше было всё как сон –
там каждый дом – на карте он,
Дом Павлова, Универмаг, тюрьма,
Дом Заболотского – фашистов тьма.

За каждый лестничный проход
сражались даже через дымоход,
через канализацию, подвалы,
использовали там любой подкоп.

Октябрь – стало ещё жарче,
как в бане, стало ещё парче,
горела огненно Земля
и в глас кричала, голося!

И только именно тогда,
сверстали план «Уран» сполна,
6-ю армию на окруженье
направила судьбы волна.

Она не понимала, что должна
тылы свои прикрыть сполна,
она лавиной шла вперёд,
не разбирая русских ход.

И Паулюс и генерал фон Гот
не заучили тот урок,
что под Москвой преподнесён,
и в ноябре под Калачом
тот Паулюс был окружён.

И хоть он был вооружен,
не смог понять, что сделал он
ошибку в мыслях и расчетах,
его бросок был завершён.

Там Паулюс был изолирован во всём –
в продовольствии, боеприпасах и притом
запасы топлива тогда кончались,
и силы прогрессивно сокращались.

И хоть фон Рихтгофен пытался помогать,
но даже он не смог достать
шестую армию по воздуху снабжать –
ведь наши не заставят ждать.

Была предпринята попытка «Винтергевиттер» -
Прорвать блокаду окружённых войск,
фельдмаршал фон Манштейн, увы, не видел,
что армия уж потеряла жесткость свойств.

И задержалось наступление фон Гота,
4-я танковая армия всё шла,
но потеряла половину всей мотопехоты
и не смогла прорвать котёл тогда.

Немцы пытались выйти к танкам,
которые оставили они,
когда прорвались к Сталинграду
и пешими туда вошли.

Хотели техникой восполнить
образовавшуюся брешь,
но только танки на приколе
не ехали, увы, хоть режь!

Оказывается, пока все воевали,
а танки во поле стояли,
под них пробрались полевые мыши
и перегрызли провода,
и нужен был ремонт тогда,
но времени на это не хватало,
и запчастей тех было мало.

Вот так – то, немцы – господа,
даже природа против вас была,
ведь даже мыши помогали
советским воевать тогда.

Об этом есть в истории все факты,
что мыши перегрызли провода,
историки тогда то умолчали,
и лишь сейчас открылась правда вся.

Не удалось немецким войскам прорваться,
и не переставали там сражаться
две армии немецкие: одна – извне,
другая – в глубине, в котле.

Манштейн тогда прорыв увидел
в манёвре сталинградских войск,
он разработал план прорыва
и без больших потерь, и без геройств.

Прорыв возможен был по «коридору»,
где Паулюс навстречу им бы шёл,
но тот не смел покинуть город,
ведь Гитлера приказ был – напролом.

Приказ был Паулюсу –
удержать тот город,
а окружения прорыв лишь означал,
что Паулюс покинет город,
а это – главный Гитлера провал.

И Паулюс всё ждал и ждал,
Манштейн же Гитлера лишь обвинял,
если б не тот приказ, увы, не знаю,
быть может не был Вермахта провал.

И, тем не менее, но город взял
и заключил всех пленных в этот вал,
но всё ж бои там длились очень долго,
и контрударов было много,
но то кольцо наш фронт всё ж сжал.

О, это был шикарный карнавал:
ведь фронт Союза в плен там взял –
24 генерала немцев
и много тысяч иноземцев.

90 тысяч иноземцев –
немецких, итальянских и венгерских
вели конвоем, словно шли в Освенцим,
и срочно лагерь создавали, чтобы немцев
там содержать по правилам войны.
Но воевали долго те сыны.

Котёл врага держался там до февраля,
три месяца все немцы голодали,
и как в Освенциме они все истощали,
о, жалко зрелище предстало всем тогда.

И холод убивал того врага.
О, если б видели бы вы глаза,
которые смотрели с сожаленьем,
что все они пришли сюда.

Они же были жалкие тогда,
и смертность среди них так велика,
что умерло их тысячи вначале,
от голода и холода кричали.

Но русские великодушны были, да,
они создали лагеря,
где немцев очень долго содержали,
но всё ж не убивали их зазря.

О, битва Сталинграда – перелом
в немецком том вторженьи напролом,
то было историческим моментом
всей мировой истории потом.

Все в мире оценили битву века,
и Рузвельт Сталину писал,
что восхищён сраженьем века,
и храбростью солдат он вдохновлён.

И всё же вермахт был ещё силён,
и до Победы было ещё долго,
хоть Паулюс и был пленён,
мы тоже потеряли много.

Мы потеряли безвозвратно
почти 500 тысяч бойцов,
в госпиталях лежали ратных
тысяч семьсот наших штыков.

Шёл сорок третий год, звучало
боёв так много в этот год,
все думали, о, как же мало,
осталось до победных тех ворот,
но хоть и был здесь главный поворот,
и всё ж войны меньше не стало,
и продолжала та война свой ход….