Развод, это невесело. Я уверен, что большинство из тех, кто прошел через него кивнут, в знак согласия со мной. Это тупая боль внутри, осознание ошибки, поверженные надежды и ожидания, немилосердный удар по глупому самолюбию. Выражение лица при этом соответственное, как у человека, заслуженно получившего пинка под зад.
Таким я и приехал в Кепервеем, что с чукотского переводится, если не ошибаюсь, "Свежий ветер". Так называется аэропорт в Билибино. Лететь предстояло до Певека, чтобы там пересесть на рейс до Москвы. Мы развелись с женой за два месяца до этого, отправили контейнер с ее вещами на "материк". Потом улетела и она с дочерью.
Я тоже должен был лететь, но отпуск мой начинался позже, и выяснилось, что часть вещей Маргарита забыла, поэтому сообщала, что просит меня их привезти. Ни сумки, ни чемодана не было, я попросил в магазине большую пустую картонную коробку. Сложил вещи и увязал коробку шпагатом. Когда же я собрал свои вещи, оказалось, что тащить коробку нечем, руки заняты сумками, а на спине рюкзак. Выручил меня, уже в который раз, мой друг Армен. Вместе мы дотащились до автобуса на Кепервеем и доехали до аэропорта. Двухмоторный "Ил" легко оторвался от земли и взял курс на северо-северо-восток.
Я хотел работать в Певеке, меня туда манило. Из дома я написал массу писем в северные поселки и города с просьбой сообщить о вакансиях и прислать вызов, если это закрытая зона. Писал я и в Певек, на рудник Валькумей, правда ответа не дождался.
И вот теперь я снова тащил пожитки уже в здание аэропорта Певек, оставляя сумки и возвращаясь за коробкой. Боль в груди не унималась, обида уговаривала бросить коробку, начиная внутренний разговор то так, то эдак. Но я же обещал, чувство долга, знаете ли... Напоследок обида сказала мне, что я дурак. Тоже мне, удивила, я давно об этом догадывался.
Нам, ожидавшим рейса на Москву, пришлось ждать, некоторым это дается тяжело. Но для меня умение ждать - одно из главных достоинств. Я с удовольствием разглядывал заснеженные сопки вокруг поселка; местность совершенно без леса, не то что у нас, в Билибино. Я поймал себя на этом "у нас". Я уже не жалел, что в Певек на работу не попал. Взлетная полоса заканчивалась то ли в Чукотском, то ли в Восточно-сибирском море, казалось, что она обрывается туда, где бултыхались льдины, - зрелище что надо.
Объявили, что нас ожидает наш красавец-самолет и нас выпустили на летное поле. "154-й Туполев" действительно был красив, а главное, готов к броску на Запад. Я нашел свое место и обрадовался: оно было рядом с иллюминатором, значит, на развороте я смогу все рассмотреть. Предвижу усмешки некоторых и скажу только, что повод для радости каждый выбирает сам. Позже оказалось, что радоваться можно не только этому. Рядом со мной сел парень лет двадцати, мы познакомились и всю дорогу по-приятельски проболтали, а главное Андрей, так его звали, обещал мне помочь в Москве бороться с моей, точнее с ее коробкой.
Красавец "Туполев" привычно разогнался, появилось знакомое чувство потери опоры, и льдины, бултыхавшиеся в море, здание аэропорта, сопки и домики у их подножия ушли наискосок вниз и назад. Я рассказал Андрею свою нехитрую историю, наверное, это выглядело отчасти как жалоба и занудство, но упрека в его глазах не было, и я был благодарен. Он рассказал о себе: летел отдохнуть к бабушке, если не ошибаюсь. Оправданием моей памяти пусть будут 24 года, прошедшие с тех пор.
Дозаправка была в Норильске или Омске. Хоть "Туполев" и красавец, после пяти часов полета понимаешь, что расстояния между кресел не добавляют уважения к сочинившим это. Красавец, изрядно помучивший нас, снижался в Домодедово, и от одного вида зелени внизу чаще забилось сердце. Кто летел с Севера в отпуск в мае, поймет меня. Открылся люк, мы еще стояли в проходе, а нас уже накрыло волной воздуха, наполненного весной и кислородом. Мы с Андреем переглянулись, оба чувствовали одно и то же, сердца колотились, зелень, зелень ребята, шелестела под теплым ветром и чирикали воробышки. Я не стану спорить с тем, кто скажет: "Ну и что?" Спорить с ним нет смысла.
Я не вспомню, на чем мы добрались до Павелецкого вокзала, на автобусе или электричке, вещей у Андрея почти не было, и он нес достопамятную коробку. Хоть ему было в другую сторону, Андрюша сказал, что поможет мне до самого Курского вокзала. Как благодарить человека, я не знал.
Мы перешли с Павелецкой станции на кольцевую линию, вошли в вагон и, разговаривая, вышли в открывшиеся двери на Курской. Когда двери закрылись и поезд пошел, я понял, что коробка осталась в вагоне, где мы ее и поставили - в торце, у последней двери. Мы оба опешили, Андрей расстроился сильно.
Сначала я думал, что все, коробка ту-ту и это судьба. - Ничего, Андрюша, плюнь, - говорил я парню. А потом до меня дошло, что мы на кольцевой, и, возможно, коробка приедет сама. Вероятность, казалось была смешной, я уговаривал Андрея уходить, но он остался ждать вместе со мной. Мы встали примерно там, где вышли, метрах в пяти друг от друга. Вы наверное не поверите, ведь сначала я не поверил и сам, но через полчаса коробка как ни в чем не бывало приехала.
Сейчас, когда отказавшиеся от разума глупцы рвут страны и людей в прямом смысле на куски, представить, что здоровенная коробка в одиночку описала круг по Москве, конечно, невозможно.
Но это было, ребята.