Наташка придвинула табурет к батарее и села. Локти поставила на подоконник. Подперев голову рукой, вздохнула.
За окном так солнечно, так хорошо! А гулять нельзя. Мороз. Двадцать градусов. И у Наташки кашель.
- Ты зачем у окна сидишь? Там же дует, – сказала мама, заглянув в комнату. – Ложись в кровать. Хватит ворон считать!
Девочка вдруг увидела ворон на дереве прямо перед окном.
- Чего их считать? Раз, два и всё, - пробубнила она.
Мама ушла на кухню. Что-то у неё там кипело. И Наташка опять вздохнула.
«Раз ворона, два ворона», - мысленно повторила она, разглядывая птиц. Они сидели недалеко друг от друга.
Одна втянула голову, нахохлилась пушистым клубком и не шевелится. Иногда хмуро взглянет на соседку и отвернется.
Вторая ни секунды не знала покоя. То крыльями похлопывала, то хвостом трясла как трясогузка, головой вертела то вверх, то вниз, чесала клювом то спину, то грудку.
«Блохи у неё, что ли?» - подумала Наташка.
Сердитая ворона, как ворчливая старуха, опять повернула голову и осуждающе посмотрела на вторую – более молодую.
В наташкиной голове птицы неожиданно заговорили по-человечески.
- Ну и чучело! – прогнусавил серый клубок. – Смотреть противно! Какая же ты грязнуля!
- Где? Что? – засуетилась молодая, тыча себя клювом куда попало и отряхиваясь.
- Сколько можно по помойкам шляться? – ворчала первая.
- А вот и не по помойкам! – весело возразила суетливая. – Мы собак гоняли всё утро. Вот уж весело было! Жаль, собаки блохастые попались.
Она трясла хвостом и ковыряла клювом у себя под крылом.
- Кошмар! Кошмар! – возмущалась первая, не оборачиваясь и еще глубже втягивая голову. – Не отличать приличную собаку от блохастой! Как ты жить-то будешь, если даже этого не знаешь? Учишь вас, учишь…Глупые птенцы!
- Какие птенцы? – вскрикнула блохастая. - Я уже взрослая! Не надо меня учить!
- Да не трясись ты! – щёлкнула клювом старшая. – Ещё блох своих на меня напустишь! Тоже мне, взрослая.
- Ничуть не хуже вас, - каркнула молодая и вдруг перестала суетиться.
Она распушила перья, втянула голову и замерла, в точности как её ворчливая приятельница. Теперь их было не отличить друг от друга. Два шерстяных комка неподвижно торчали среди голых веток, словно мячики, давно заброшенные туда детворой и успевшие обрасти пылью.
- Ну, что ты всё сидишь? – раздался над головой Наташки мамин голос.
- Тут вороны ругаются, - улыбнулась девочка.
Мама посмотрела в окно и увидела застывших ворон.
- Они вроде молчат.
- Это сейчас, - оживилась Наташка. – А сначала старушка ругала молодую.
- Интересно, за что? – улыбнулась мама.
- За грязь и за блох.
- Разве у ворон бывают блохи? – удивилась мама.
Наташка задумалась на секунду и пожала плечами.
- Она так чесалась и тряслась, как будто у неё блохи.
Мама засмеялась.
- Ну, ты и выдумщица! Птицы себя взъерошивают, когда им холодно.
- Зачем? – изумилась девочка.
- Затем, что так теплее. Под перышки заходит воздух, а обратно не выходит. Он становится теплым и греет птиц. А если они будут гладкими и прилизанными, то быстро замерзнут.
- Значит, старая ворона не ругалась, - погрустнела Наташка.
- Ну, может и ругалась, - подбодрила её мама. – Если младшая не слушалась и не делала, что ей велят.