Глава VI Начинающие судьи. Поиск истины. Пропажа «Дела». Мыши.
Тут, пожалуй, перенесёмся домой к председателю суда госпоже Пчёлкиной, которая и должна была поставить финальную точку в непонятной истории с кризисом, прищемлённым мизинцем и установлением права отцовства на лучезарного юношу с книжкой в руках.
«Монте-Кристов – отец! – сделала вывод председатель и сообщила его домашнему коту. Тот не возражал, а Раиса Ивановна продолжила свою мысль: – Мне и генетическая экспертиза не нужна, и без неё разберусь. Кто такой есть Федул Чебуреков? Начинающий писатель! Разве можно поверить в его родственные отношения с одним из известнейших романов современного периода? Полный абсурд!»
Вообще начинающие уже давным-давно раздражали заслуженного юриста страны, а если сказать точнее, — за короткое время проели госпоже Пчёлкиной всю плешь! Конечно, речь не идёт о тех, кто, едва выучившись писать, уже мечтает ворваться в классическую литературу. На них председателю суда было глубоко наплевать. Речь идёт совсем о других – о начинающих судьях! Так вот, они сызмальства предпочитали скорость и завесу таинственности. Пока Раиса Ивановна с трудом и муками надумывала освободить отпетого преступника из-под стражи в связи с исключительными обстоятельствами, оказывалось, что он давно освобождён кем-то и без неё. Госпожа Пчёлкина не успевала даже сообразить, что к чему и зачем, как начинающие уже рассовывали по карманам пухлые пачки денег и бежали в туалет мыть руки, а она смотрела им вслед, разинув от удивления рот. Тогда председатель из последних сил бросалась в арестантскую для уточнений, но и тут изумлению её не было предела — в обезлюдевшей за полчаса клетке одиноко спал чужой кот с колокольчиком на шее, а молодые судьи через день приезжали на работу в новых машинах. Начинающих слуг закона не страшило даже звание «самого плохого по итогам квартала», и, пользуясь своей неприкосновенностью, они плевали на приличия и правила профессионального уважения старших. Как ни боролась с ними Раиса Ивановна, те обязательно бывали чуть-чуть, но расторопней и выхватывали из-под её носа всё, что представляло собой хоть какую-нибудь ценность, — деньги посредников, подношения родственников и прочую людскую благодарность. Словно тень, бродила Пчёлкина по стерильному зданию суда, с укором заглядывая в кабинеты быстроногих молодых судей, а в карманы столпившихся в коридоре просителей — не заглядывая: они всё равно уже были пусты.
Таким образом, Раисе Ивановне стало ясно: начинающий писатель Федул Чебуреков не способен создать великое произведение, а способен лишь на какие-нибудь гадости и присвоение чужой собственности. Единственным же, что немного смущало всесильную госпожу Пчёлкину, являлось неподтверждённое — слухи о незримом присутствии в деле больших людей с такими же большими связями.
«Кто бы это мог быть? — думала Раиса Ивановна, глядя в упор на своего любимого кота. — Кому мешает старый пердун Арнольд? А если громкое дело о кризисе в писательской среде — мой последний карьерный шанс?» Но молчал её личный телефонный аппарат — и таяли сладкие надежды госпожи Пчёлкиной.
Между тем заслуженный юрист и председатель районного суда была бы искренне потрясена и поражена, узнав, что в данном случае интуиция подвела её в корне, а Федул Чебуреков действительно является автором светлого персонажа из романа А.Монте-Кристова «Безрадостная гадость жития». Вот уж поистине безгранично было бы её удивление по этому поводу, и, не исключено, Раиса Ивановна в связи с ним задумалась бы даже о сложении с себя судейских полномочий. Хотя, может, и не задумалась бы — кто знает?
Так или иначе, но в назначенный день состоялся громкий судебный процесс, который и послужил началом серьёзных перемен в современной отечественной литературе...
Разбирательство пошло, как обычно: председательствующая Пчёлкина сидела в своём кресле с отсутствующим видом, а остальные участники официальной процедуры тоже сидели, но на лицах их легко угадывались и озабоченность, и переживание с тревогой. Да! И Арнольда Монте-Кристова, и Федула Чебурекова, и многих присутствующих здесь писателей понять было очень даже просто: на кону лежали не только спорная двести пятидесятая страница и одна пятисотая гонорара, но гораздо большее и значимое — победа в борьбе нового и прогрессивного с устаревшим и уже неперспективным.
Позже СМИ, освещавшие ход судебного процесса о мизинце литературного председателя страны, подушках и о том, кому же всё-таки обязан юноша-читатель своим рождением — старому автору или молодому, отметили единодушно: главное заключалось в другом — процесс этот наконец пошёл.
Началось, правда, с небольшого казуса: куда-то подевалось само «Дело». Сперва на странный факт не обратили особого внимания, а потом один из работников суда обратил, но не помогло — все бумаги бесследно исчезли, как будто их корова языком слизнула. Таким образом, выходило следующее: процесс-то пошёл, но вроде как и не совсем.
За кулисами районного закона поднялась жуткая суматоха, кинулись искать «Дело», а председательствующая объявила перерыв, сославшись на форс-мажорные обстоятельства. Участники процесса и слушатели терялись в догадках, не зная, что и подумать, а об истинных причинах никто их, естественно, не оповестил. Выдвигались самые смелые версии приостановки заседания, тут же вспомнили о таинственных «людях со связями и возможностями», а один журналист по секрету сообщил, что минуту назад Пчёлкиной позвонил Президент:
— Такие дела он держит под личным контролем! — шокировал всех своей осведомлённостью молодой корреспондент столичной газеты. — Существует список настоящих и будущих судебных разбирательств, решение по которым принимает исключительно глава государства! По телефону!
Сначала озадаченные граждане призадумались, но потом решили, что журналист просто идиот, и хотели даже его побить, но делать этого не стали из уважения к районному правопорядку.
Между тем покинувшая зал Раиса Ивановна находилась в своём кабинете и пребывала в самых расстроенных чувствах. Пропажа «Дела» случилась совершенно несвоевременно и могла бросить тень на почтенный районный суд, а что было ужаснее всего, — на неё, заслуженного юриста страны.
Впрочем, тут хочется внести ясность. Суть в том, что по жизни от потерь не застраховано ни одно физическое или юридическое лицо, и орган судебной власти вовсе не является тут приятным исключением. Потерять, как известно, можно буквально всё — накопления своей жены, трезвое сознание и даже дырявую крышу над головой. Мало того, утраты лица, совести и мозгов встречаются на каждом шагу и практически стали нормой существования. Автор данного повествования без страха проиграть рискнёт побиться с кем-нибудь об заклад, что знает целые страны, разные сообщества и блоки здоровых сил, которые уже давным-давно и безнадежно потеряли самих себя. И, что особенно удивительно, далеко не все из потерявших так уж жалеют о своих пропажах и совсем не собираются их разыскивать, а живут себе и в ус не дуют.
Так вот, председатель суда госпожа Пчёлкина, в отличие от многих других, в ус дула, об исчезновении «Дела» горько сожалела, а потому отдала приказ: разыскать его во что бы то ни стало!
Между тем сделать это было не просто, а причиной, видимо, послужили самые обычные… мыши. Да-да, не возражайте, дорогие читатели, именно мыши, и никто иной! Началось же всё с пренеприятного происшествия: у одного судьи из уголовного «Дела» исчезли важные улики. Их, естественно, искали, но найти так и не смогли. На бедного судью (из начинающих) просто невозможно было смотреть — опухший от слёз и постоянно пьяный (алкоголь действовал на него успокаивающе), молодой человек плакал и клялся, что понятия не имеет, куда делись документы. Дважды его еле-еле успевали вытащить из петли: судья пытался повеситься в собственном кабинете на шнурках от собственных же ботинок. Таким образом, стало очевидно: честный служитель закона действительно не виноват, а виноват кто-то другой. Но кто? Этот вопрос не давал покоя Раисе Ивановне до тех пор, пока случай не расставил всё по своим местам: в кабинете опухшего судьи уборщица нашла… дохлую мышь. И самое поразительное заключалось в том, что изо рта у неё торчал клочок пропавших письменных доказательств из уголовного «Дела». Вот тогда-то выяснилось окончательно: неопровержимую улику, доказывающую вину районного мафиози, сожрал обыкновенный серый грызун. Авторитетного преступника тогда, конечно же, пришлось отпустить за недоказанностью, отвратительную тварь выкинули в мусорный контейнер, а Раиса Ивановна объявила подпольным вредителям беспощадную войну. Было выставлено огромное количество мышеловок, растяжек, и в суд периодически наведывались теперь довольно жуткие лица в респираторах, с какими-то хитрыми пылесосами-наоборот и ядовитыми порошками. Короче, после принятия подобных мер, за районную законность в письменном виде, казалось, можно было уже не волноваться. И, действительно, некоторое время жилось слугам Фемиды спокойно и вольготно: с трудом выбитые трудолюбивыми следователями чистосердечные признания преступников, принудительные явки их же с повинной, а также отпечатки пальцев злостных неплательщиков алиментов никуда не девались, а подолгу, тихо и мирно пылились в судейских столах и несгораемых сейфах. Но, как говорится, прекрасному всегда приходит конец. Пришёл он и спокойствию в учреждении Раисы Ивановны. Видимо, приспособившись ко всевозможным ядам и научившись обходить ловушки и растяжки, мыши воспряли духом и вновь принялись за прежнее — вытаскивать и жрать из «Дел» разные важные документы. Причём коварство грызунов-мутантов было безгранично: в их бездонных желудках исчезали наиболее веские и неопровержимые аргументы закона, а железо сейфов они перегрызали зубами, словно автогеном.
Раиса Ивановна и остальные серьёзные лица в чёрных мантиях рук не опускали и боролись с чудовищами за своё честное имя, как могли. После опустошительных мышиных набегов в «Дела» вынужденно вносились изменения и дополнения, отчего тех слегка крючило, преступники почему-то становились потерпевшими, наказания больше напоминали награждения, а сами скорбные заседания превращались в цирковые номера иллюзионистов-фокусников в стиле Д. Копперфильда. Причём ужасное заключалось в том, что и председатель госпожа Пчёлкина, и подчинённые её коллеги понимали: продолжать в подобном духе и дальше — негоже, но ничего поделать не могли: мыши оказались сильнее их!
Так вот, исчезновение «Дела» по исковому заявлению гр. Федула Чебурекова как раз и пришлось на промежуток времени, когда районное правосудие Раисы Ивановны буквально задыхалось от набегов бумаголюбивых грызунов и было подорвано ими же до последней статьи уголовного кодекса…
— Всем искать! – страшно закричала из своего кабинета председатель «федералам» должностью пониже да судейской мелюзге без званий и статусов, а потом добавила, но уже совсем мрачно и с угрозой: - Сгною, уроды!
Потом госпожа Пчёлкина тихонько сидела за столом и недоумевала: ей хорошо были известны мышиные пристрастия и любовь именно к уголовному, а не гражданскому судопроизводству. Кроме прочего, те ещё ни разу не решались на такой отчаянный шаг, как пожирание целого «Дела», а предпочитали утолять голод менее откровенно и практически неприметно — вытаскивая из него лишь самые калорийные, с точки зрения закона, листы и фотографии.
Скорей всего, через несколько минут Раиса Ивановна смирилась бы даже с некоей сверхъестественной подоплёкой пропажи, если бы её запыхавшаяся и счастливая секретарь не доложила о том, что «Дело» нашлось и практически не имеет повреждений.
«Спасибо тебе, Господи! Я всегда слепо верила в закон и справедливость!» — прошептала председатель суда, уже почти смирившаяся с наличием в юридической системе страны немалой доли волшебства, а заодно и почти простившаяся со своим в ней местом.
— Кто-то задницу им подтёр! – благим матом кричала девушка-секретарь, смеясь от счастья собственной шальной удачи. – Захожу в клозет, а оно, «Дело», там лежит - целёхонькое. Только одна страница и порвана для подтирки. Боже, радость-то какая!
«Вот оно! «Ищите и обрящете!» — умиротворённо думала госпожа Пчёлкина в тот момент, когда иск гр. Чебурекова с прочими материалами водружался на её стол. — Чудны дела твои, Господи!»
Раиса Ивановна тут же исследовала потерянное было, но всё же благополучно найденное в сортире гражданское «Дело» на предмет повреждений и искажений. Слава Богу, но неизвестный тактично использовал в своих целях лист, не имеющий практического значения, а лишь тот, в котором истец, в обоснование заявленных требований, ссылался на Конституцию и соответствующие статьи других законов.
«Суть не извращена и все документы в наличии!» — радовалась Пчёлкина, привыкшая к разного рода чудесам и фокусам, частенько творящимся в подчинённом ей районном судопроизводстве.
Единственным же, в некоторой степени смущавшим Раису Ивановну, было то, что теперь «Дело» слегка… воняло. Впрочем, времени обращать внимание на столь несерьёзные мелочи уже не оставалось, а требовалось поскорей и без волокиты покончить с ним во что бы то ни стало.
Благоразумно захватив с собой сортирные бумаги о кризисе в литературном братстве, председатель суда госпожа Пчёлкина вышла в зал и возобновила прерванное кем-то (но не мышами!) судебное заседание.