Сказка о храбрых витязях, славных богатырях Эдгарде и Аскольде и о главном условии Тигролевы
Не в некиим царстве, а в нашем государстве, не за дремучими лесами, а под родными небесами жили-были, забот не избыли, а и про радость не забыли батюшка — дому голова, матушка - красное солнышко да двое ребят-голубят — отцу с матерью на утеху.
Каждое утро вставал отец до зари, умывался водицей студёной, утирался рушником узорчатым, обнимал жену, как перед битвой, и уходил из дому. Проснутся в свой черёд ребята — а отца уж и след простыл. Возвращался же затемно — сыновья уже третий сон досматривали, о четвёртом мечтали.
Страсть любопытно было парнишкам, где это отец их по целым дням пропадает, каким таким великим делом занят. Да как про то узнаешь? Отца дома застать не могут. Пробовали было от матери выведать — та от них отмахивается:
— Малы ещё, пострелята, о таком спрашивать. Придёт время — сами все узнаете. А до той поры — ну-ка, кыш от печки! Я вот вас отучу больших от работы отрывать!
Да ещё ложкой погрозит: не приставай, мол, с расспросами! Того гляди — стукнет. Известно, материнская рука — скорая!
До того ребят любопытство разобрало — места себе найти не могут. И уговорились раз промеж собой: ночью нарочно не спать, чтоб не пропустить, как отец из дому выходить станет, самим за ним тайно пробраться да по его следам неотступно идти, пока не приведёт он их туда, где сам дни за днями проводит. Будь что будет — а уж отцову тайну они выведают!
Целую ночь глаз не сомкнули, то один, то другой соседа в бок толкнет — смотри, мол, не спи, уговор помни! Перед рассветом же, только услышали, как дверь за отцом хлопнула, тут же — шасть за дверь да вперёд, напрямик, по отцовскому следу, пока тот пылью не занесло.
Спешат, нажимают, друг дружку обгоняют. Где вприпрыжку, где бегом, дороги не разбирая, по сторонам не глазея. А прибежали, остановились, отдышались, вокруг себя осмотрелись... Что за диво? Что за место? Всё здесь на привычное не похоже.
Видят братцы — прямо перед ними большой Круг. Вокруг него сиденья устроены. Все до одного одинаковые, кольцами по ступеням вверх поднимаются, и чем дальше от Круга, тем выше и выше. А над всем — купол каменный, вместо неба, верхушкой тучи подпирает. Свет горит совсем неяркий — и не разглядишь, где конец рядам сидений. Только под самым куполом ровно паутинки какие мерцают.
Тут что-то лязгнуло, заскрежетало, послышались шаги, и чей-то голос из темноты спросил совсем близко:
— Можно выпускать?
А в ответ ему уже другой голос приказал по-строгому:
— Сначала восьмёрку крупных. За Куклой и Цезарем я присмотрю.
Враз узнали ребята отцовский голос, мигом за ближнее сиденье шмыгнули, за его спинкой тише мышат и притаились. Ждут — что же дальше будет?
Тут появился в середине Круга отец — из себя весь строгий, повелительный. И не успели сыновья им полюбоваться, как поднялась стальная решётка, что-то большое и грозное фыркнуло, закашляло, заворочалось...
— Ой! — разом тут отпрянули парнишечки. Глядят и глазам не верят — входят в Круг одно за другим чудища страшные, огромные, могучие. Выгибают спины упругие, тянут лапы толстые, точат когти длинные, скалят зубы острые. Совсем уж близко к отцу подбираются - того гляди схватят! Замерли братья, дышать боятся — как это отец беды не чует, прочь бежать не торопится? Будто и не видит опасности великой, угрозы неминучей.
А отец вдруг встрепенулся, приказал страшным чудищам что-то. И — чудо чудное, диво дивное! — разом присмирели страшилища, послушались приказа отцовского — один за другим свои места в Круге заняли. Сидят там, словно заворожённые, и не шелохнутся. Дивятся таким делам ребята, глаз от загадочного Круга отвести не могут.
Тут только и заприметили, что не все чудища на один образец. Одни с гривой длинной да косматой, но на шкуре полосок не имеют, другие — полосатые, как матрасы, но с шерстью всюду ровной и короткой.
Тем временем отец выкатил в Круг два огромных колеса. Вспрыгнуло на одно колесо косматое чудище. Сам отец ему на спину вскочил, за густую гриву ухватился и послал своего «скакуна» вперед. Ахнули только парнишечки, сердечки так и ёкнули — несдобровать теперь отцу, сбросит его зверь ужасный! Только о том подумали, даже глазом моргнуть не успели — быстрой молнией мелькнуло чудище над колёсами, лишь косматая грива на ветру прошелестела. И отец на нём верхом ловко удержался!
Вдруг протянулась нить через весь Круг, прошла между обоими колёсами. Вновь на одном колесе чудище очутилось. Только теперь полосатое. Лёг отец спиной на тонкую нить, закачалась под ним узкая опора. Тут и чудище телом подобралось, к прыжку изготовилось... Даже дух у братьев захватило — вот-вот лютый зверь родителя растерзает! Но как раз отец приказ отдал — рванулось чудище вперед, одним махом над человеком перемахнуло и на другом колесе оказалось.
Не успели ещё ребята в себя прийти, а отец уже к новому приступает. Подозвал он к себе косматое чудище. Послушалось чудище, подошло. А отец схватил обеими руками страшные челюсти, развёл их пошире да и вложил свою буйную голову прямо в пасть звериную, пасть зубастую! Сыновья даже глаза поплотнее зажмурили — ну, думают, вот и конец отцу пришёл. Сомкнутся над ним челюсти ужасные, и примет он лютую смерть от клыков чудища. Прижались братья один к другому потеснее, внутрь Круга уж и смотреть боятся. А насмелились, одним глазком взглянули и видят — стоит отец как ни в чём не бывало, живой да невредимый, знай себе усмехается, чудище за косматую гриву треплет.
Поняли тут парнишечки - не простой человек их отец, а Зверей Повелитель всамделишный! А уж то, что отец смог, неужто сыновья не смогут?
Сами не заметили, как единым духом возле Круга очутились:
— И нас! И нас! — кричат. — Батюшка, и нас пусти!
Удивился Повелитель Зверей, сыновей рядом увидев, нахмурился:
— А вас, непоседы, каким ветром сюда занесло? Или отец с матерью вас тому учили — без спросу где ни вздумается шастать?
Потупились браться, глазами в пол уперлись — ну, разве такой строгий родитель их к чудищам пустит? Чего доброго, совсем прочь погонит!
Однако, не прогнал их Повелитель Зверей. Другое, видно, у него на уме было. Распахнул перед сыновьями решётчатую дверь, рукой повёл, приглашая:
— Прошу, молодые люди!
Ну, молодых людей, понятно, дважды просить не пришлось. Взялись они за руки покрепче да и шагнули храбро внутрь Круга дивного, прямо к чудищам ужасным.
Только вошли, только по сторонам осмотрелись... Батюшки светы! Чудища заморские, чудища свирепые, чудища коварные — вот они, рукой подать! Скрежещут когти долгие, рычат пасти ненасытные, глаза жёлтым огнём светятся — огнём нехорошим, недобрым. Уж такие схватят — не вырвешься! Когти-то — что сабли, клыки — что кинжалы!..
Стоят ребята посреди Круга, в стороны шагу ступить не смеют, друг за дружку держатся. Такого страху натерпелись - словами не перескажешь! Кое-как, где бочком, где спиной, чуть живы на волю выбрались.
А отец на них поглядывает да знай себе посмеивается:
— Ну что, храбрые витязи, славные богатыри, поняли теперь, каково нам, повелителям зверей, приходится? То-то и есть! Теперь, верно, нескоро снова сюда запроситесь! Да и то сказать — чтобы стать настоящим Повелителем Зверей, нужно сперва многое испытать, многому поучиться.
Тут уж парнишки не утерпели, да и ну приставать с расспросами: расскажи да расскажи, как же ты сам Повелителем Зверей сделался?
Видит отец — делать нечего. Уж коли что в голову взяли, спроста нипочём не отстанут. Обнял он сыновей за плечи, привлёк к себе обоих да и начал свой рассказ.
— А было нас четверо братьев. И не было ещё при нас никаких чудищ. В те поры мы с Сергеем, Игорем да Мстиславом иным удальством честной люд удивляли — одной своей ловкостью да храбростью, силой да проворством. Не я один скажу — многие то же скажут: номер у нас был по всем статьям знатный. Только уже тогда запала мне мысль стать Повелителем Зверей, чего бы то ни стоило.
И сбылась-таки мечта в скорости! Появились у меня диковинные косматые — полосатые чудища. Только чудища дикие, чудища строптивые. Как к таким подступишься?
И день и ночь мне эта забота покоя не давала. Вот раз задумался я так-то, зашел на конюшню, где чудища мои помещались, вдруг вижу — ровно сияние передо мной, так и блещет, так лучами и сверкает! Пригляделся — стоит в лучах красавица. Сама высокая, станом гибкая, платье на ней золотой парчи, по нему чёрные полоски узором разбегаются, вокруг шеи статной воротник широкий, воротник пышный — верно, из меха какого редкостного, брови стрелами вразлёт, носик — хоть с горбинкой, а красоты не испортил. Смотрит на меня гостья незваная да чуть приметно усмехается, а глаза у нее зелёные, огненные и совсем не смешливые — строгие. По всему видать — особа не из простых. Верно, царица или королева какая.
Поздоровался я с ней честь честью, поклонился низёхонько, речь держал по всей учтивости:
— Моё почтение, прекраснейшая королева!
Как она тут засмеётся, вся позаколышется!
— Вот и ошибся, человече! Не королева я вовсе, а Тигролева — знаменитая на весь свет волшебница, всех косматых-полосатых чудищ повелительница и покровительница!
Смекнул я, к чему дело клонится.
«Ну, — думаю, — вот кто бы мне в моей заботе помочь мог!» Подумал так да речь повёл с умом, с толком:
— Не сделаешь ли такую милость, любезная Тигролева, не поможешь ли мне грозных чудищ своей воле подчинить? Мне бы твоя помощь как раз кстати пришлась!
Призадумалась она, свела брови разлётные да и говорит:
— Такие дела с одного раза не делаются. На первый-то взгляд ты мне очень приглянулся и взором своим орлиным, и нравом своим неробким, и речами своими разумными. А что дальше будет — увидим.
Едва так сказала — в тот же миг из глаз исчезла, точно истаяла.
В тот день как раз новое чудище полосатое у меня появилось. Редко где зверя такого увидишь! Шкура — что парча золотистая, на ней полоски чёрненькие в узоры затейные собираются, тело гибкое, а шаг плавный, стать царская, а взор огненный. Глазищи большие, глубокие, огонь в них зелёный и злобный, на переносье же отметина особая — словно бы как перебито оно. А как подняла эта страшная красавица голову да в глаза мои грозно взглянула, так и померещилось мне, будто усмехается чудище коварное, и от той её лютой усмешки зашлось во мне сердце бесстрашное тревогой недоброй, предчуственной.
Назвали новенькую Багирой. И очень, видно, я этой Багире не по нраву пришёлся. Так и ждала, разбойница, удачной минуты, чтоб на меня наброситься, так и следила за каждым моим шагом. Не раз, не два пробовал я с ней миром поладить, и с лаской и со строгостью подступался, а толку всё не было.
И дождалась-таки своего часа полосатая злодейка. Стоило мне только отвернуться раз, стоило её из виду выпустить — набросилась на меня разбойница, навалилась, напала всей тяжестью, обхватила лапами ужасными. Не сдавался я зверю лютому, сколько мочи было, близкой гибели противился. Да сила у чудища, известно, не человеческая — сила звериная. Если бы люди верные ко мне вовремя не подоспели, ни за что бы мне из страшных лап не вырваться! Померк свет в очах моих, помутился разум молодецкий, и упал я с ног, как подкошенный.
А когда пришёл в себя, не было уже рядом со мной ни людей, ни зверей, ни Багиры. И сам я очутился не в Очарованном Круге, а на широкой кровати, на белых простынях, в комнате незнакомой. И вижу — стоит передо мной во всей очевидности сама волшебница Тигролева. Вся такая же лучистая, как в прошлый раз, только смотрит уже без усмешечки, а ровно бы даже жалеючи.
Говорит мне волшебница речь, прежде не слыханную:
— Ты прости, человече, что пришлось мне тебя так жестоко испытывать. Не по злому умыслу я так с тобой поступала, а для решения важного. Не могла я тогда вручить свой народ опасный первому встречному. С первого нашего свидания с тобой ты мне по всему показался, да ведь коль на одну поглядку надеяться, так и ошибиться недолго. Не могло моё сердце за тебя сказать, пока не прошёл ты испытания решительного. Теперь-то сама ясно вижу, что есть в тебе и смелость, и стойкость, и мужество — всё что нужно, чтобы повелевать моими грозными чудищами, и достоин ты того, чтобы исполнилось твоё заветное желание. И я тебе в этом помогу.
Скоро заживут твои страшные раны, вернётся к тебе здоровье прежнее и сила молодецкая. А как случится это, станешь ты небывалым ещё в мире Повелителем Зверей и получишь дар самый редкостный — дар укрощения и приручения самых свирепых и диких на свете чудищ косматых-полосатых. А от тебя этот дар и ко всему вашему роду в свой черёд перейдёт: и к меньшому брату, и к племяннику, и к детям твоим, и к детям детей твоих. И до той поры он при вас неотлучно останется, пока будет выполняться моё, тигролевское, главное условие.
Слушай же, человече, и запоминай накрепко, а запомнив, передай всем наследникам в точности:
«Всех животных, которые станут твоими подопечными, никогда не обижай и не мучай!»
Если будет выполняться это условие, никогда не утратит твой род волшебную власть над зверями строптивыми, а случится кому из вас забыть мое слово, стать Повелителем Зверей злым да жестоким, без вины, без причины обидеть моих подданных любезных — тут же покинет вас дар могучий, никогда уж больше не вернётся. Смотри, помни!
На том мы с ней и расстались. А как она мне сказала, так всё в точности и вышло. Поправился я и вернулся опять в Очарованный Круг. С тех пор и покорились мне грозные чудища. Видно, держит своё слово чародейка. А слово-то её весомое и вам, галчата, не худо бы запомнить!
Встрепенулись тут храбрые витязи, славные богатыри, к отцу с вопросами приступили:
— Раз ты, батюшка, отцом нам родным доводишься, а мы тебе — сыновьями единственными, то неужто и в нас живёт он, тот дар тигролевский?
— Неужто и нам по силам с огромными чудищами управляться?
— Неужто и нам в повелители зверей — прямая дорога?..
Ничего не возражал отец, сказал только:
— Повелителями зверей не рождаются. А дороги сам человек для себя выбирает. Верю — придёт и ваше время.
Пригорюнились ребята, знакомые слова услышав:
— Опять — «придёт время»? Долго ли ждать?
Улыбнулся Повелитель Зверей сыновьям, приласкала их наскоро рука отцовская:
— Не бойтесь, храбрые витязи, славные богатыри! Всё ваше никуда от вас не убежит. Теперь, раз уж вы сюда попали и в Очарованный Круг вступили, время побежит быстрее. Да и занятие вам сыщется. Отныне скучать не придётся — обещаю!
Тут отворились двери дубовые и показалась на пороге матушка храбрых витязей, славных богатырей. Сыновей увидела, руками всплеснула:
— Вот вы где! Я-то с ног сбилась их, неслухов неугомонных, повсюду разыскивая, все углы, все закоулки обшарила, а они уже к самому Очарованному Кругу подобрались! Как только ты, отец, разрешаешь малолеткам ещё неразумным в эдаком месте бывать!
Засмеялся Зверей Повелитель:
— Кабы разрешал! Сами дорогу нашли!
Удивилась тут матушка, посмотрела и ребят своих глазами уж не прежними:
— Да неужто сами? Ну, коли так, значит, теперь с дороги не собьются!
Потом обняла она мужа своего любезного, прижала к сердцу сыновей дорогих, единственных да и завела речь свою материнскую, речь вековечную:
— Вот что, мои храбрые витязи, славные богатыри! Пока вы тут чудищ разных укрощать примериваетесь, у меня на столе обед простывает: молоко убежать грозится, каша засохнуть норовит. А каша — она не ваш зверь, ей и Повелитель Зверей не указ! Так что управляйтесь-ка с делами своими поскорее да и марш за стол немедленно!
... Как с этим поспоришь? И пришлось им отложить дела свои громкие до следующего раза, а самим строгой матушки послушаться и домой, не мешкая, собираться. Так в первый раз в тот день они возвращались с работы все вчетвером: сам Повелитель Зверей знаменитый, жена Повелителя Зверей верная да двое храбрых витязей, славных богатырей: старший сын Повелителя Зверей — Эдгард и младший сын Повелителя Зверей — Аскольд.
Теперь вместе!