ГЛАВА 139.
В квартире мне сразу стало спокойнее на душе. Мучившая меня нервозность исчезла, словно ее, и не было совсем. Нина находились на кухне, слышались звуки, как она кладет принесенные продукты в холодильник. Я заметил, что халата Татьяны нет на вешалке в прихожей. На моей памяти сестры не ругались, случались лишь короткие размолвки, во время которых Нина убирала так же, как и сейчас, вещи сестры с глаз долой. Но теперь причиной скандала был я, что никогда прежде не было у нас во «взрослой» жизни. Нине предстояло выбрать, чью сторону ей принять. А я всегда считал, что Татьяна значит для нее гораздо больше, чем я.
Еще не видя Нину, я почувствовал неуверенность: с чего начинать разговор с ней? Я не придумал ничего лучшего, кроме как, войдя на кухню, сказать:
– Привет!
– Привет! – сказала, не поворачивая головы, стоящая у плиты Нина. Она слышала, что я открывал входную дверь, и поэтому не удивилась.
– Дашь что-нибудь поесть? – спросил я, усаживаясь за обеденный стол. Дома мы всегда кушали вместе, это было нашей «фишкой». Даже при самом напряженном графике, когда я «прыгал» из одной командировки в другую, совместная трапеза позволяла нам ощущать себя семьей. Но сейчас Нина поставила передо мною тарелку с кашей, кратко сказала:
– Ешь, – и отвернулась.
Помедлив, я взял ложку, и, повертев ее в руках, спросил жену с ноткой вызова:
– Ты ничего не хочешь мне сказать?
– Хочу. У тебя все банковские карточки заблокированы на неопределенный срок.
После разговора с Ксенией я подозревал, что это может произойти. Но, тем не менее, новость меня обескуражила. Я сразу понял, что сейчас нахожусь в полной власти Нины. Если она меня выгонит, мне придется вернуться к Кимам, и собирать металлом по мусорным свалкам. И на работу (если меня еще не уволили) выходить не имеет смысла: ведь зарплата все равно поступит на заблокированный счет. К тому же я теперь не смогу ни семейный седан заправить, ни на общественном транспорте ездить. Я вообще ничего не могу, в городе меня фактически нет, я здесь даже не тень.
Желание рассказать о Насте и планах по поиску дочери, а также заявить о разводе, сразу пропало. Батюшка прав, вначале мне нужно вернуться к привычной жизни и хорошенько все обдумать, а уж потом что-либо говорить Нине. А теперь попытаться наладить с ней отношения, если не нормальные, то, хотя бы приемлемые для совместного проживания.
– А от чего каша пустая? – с искусственной жизнерадостностью спросил я, намереваясь завязать разговор.
– Какую, заслуживаешь, – сквозь сомкнутые губы выдавила из себя Нина, помешивая в сковородке давно готовый мясной соус. Я почувствовал, насколько она зла на меня. Но, в тоже время, как и я, хочет поговорить о нас.
– А я видел, как ты в подъезд заходила. Я был с отцом Михаилом, в его машине сидел. – Сказал я.
– В машине ты находился не только с о. Михаилом, – сказала Нина. Не в силах унять возникшую в руках дрожь, она оставила свое занятие и уселась напротив, по-прежнему не глядя на меня.
Я вдруг впервые за время нашего супружества не умом, а сердцем ощутил, как жена дорога мне. Если сравнивать с моими чувствами к Насте, то, оказывается, привязанность тут ни при чем. Я люблю Нину не меньше. Но или не все-таки не жену, а себя в ней? За столько лет мы стали единым целым, и трудно сказать, где в ней заканчивается она, и начинаюсь я.
От того, что жена теперь страдает, и причиной этому я, у меня сердце болит ничуть не меньше, чем при встречах с Настей. Но Настя никогда не была, и не будет моей. Не это ли меня к ней влечет? Нина же… легче, наверное, убить себя, чем мучатся от мысли, что мы можем расстаться. Не видя жены, в страстной горячке, я желал развода, и даже говорил об этом с батюшкой. Но сейчас! У меня нет большего желания, чем, если бы Нина взяла меня сейчас за руку, и наши отношения стали прежними. А хорошо зная внутренний мир жены, я уверен, что и она, чувствует то же самое. Иначе бы и на порог не пустила. И если она поверит моему рассказу, это сделает нас опять счастливыми. А нужно ли мне большего в жизни?