Все вы тут передо мной

Борисова Алла
Запах старинных фолиантов ни с чем не перепутаешь.
Но откуда он доносится?

Вечерняя улица пуста, да вообще-то уже и не вечер. Последний автобус уехал у меня на глазах и пришлось идти пешком. Хорошо хоть недалеко, всего-то полчаса мимо спящих домов.

Свет едва окрасил перила лестницы. Хочется спуститься — я уже подошла и остановилась, терзаемая сомнениями. Старое здание. Одинокий фонарь за километр и спуск в подвал прямо передо мной. Да, там внутри горит свет, и оттуда — запах старых страниц, толстых обложек, тайн.
Но не слишком ли бежать туда? Любопытство до добра не доводит.

Доводит не доводит, но оно сегодня сильнее меня.

***

И это всё в подвале обычного дома? Старый фонд всегда с неожиданными архитектурными решениями, но не на столько же. Ничего себе. Залы, арки, коридоры и повсюду книги и свечи.
А где пожарные нормы? Бумага и огонь — идеально.
Иду, сунув руки в карманы, а глаза разбегаются по сторонам. Сколько же их здесь? На полках, на полу; перевязанных верёвками, сброшенных в кучу, собранных в аккуратные стопки в углах.

— Кхе-кхе.
Чуть инфаркт не схватила. Даже такое деликатное покашливание среди этой мистической кутерьмы напугало до смерти.

Книжная стремянка? Я такую на картинках видела. Точно она, а с неё спускается сухенький старичок в старомодной кофте. Седой, с очками на носу, а ещё и шарф, сто раз обмотанный вокруг шеи. Сказочный персонаж — не иначе.
— Здравствуйте, — вежливо приветствую хозяина подземелья.
А что? Вполне адаптировалась, оказывается. Страх куда-то подевался, воображение готово играть в гномов, Белоснежек, с волшебными книгами и магией на полках, в хрустальных гробах.

Старичок аккуратненько спускается и недовольно смотрит на меня. Вот гад, хоть бы поздоровался. Не больно гостеприимное выражение лица. Ничего сказочного.
— У вас тут библиотека, а я и не знала, — большую глупость сморозить невозможно. Какая библиотека? На древнейший архив по минимуму тянет. Пыли-то сколько.
— Что-то типа, — глядит по-прежнему недовольно и явно не собирается ничего объяснять.
А меня переклинило: уж зашла, влипла неизвестно во что, теперь хоть как, но держись достойно, а не линяй зайцем обратно на улицу. Ведь потом мучиться будешь, что ничего не узнала.
Почему потом?
— Днём сюда прийти можно? — вот именно, если тут склад или архив, то лучше я завтра зайду, а то и старичок мне не рад, и ночь какая-то странная здесь, а уж обстановка...
— Если ты сюда попала, то это не просто так. Ты кто?
Милый вопрос. Паспорт показать? Не с собой.
— Я Маша, дедушка, — чуть не ляпнула "и медведь", но осеклась.
— Человек?
— Нет, что вы! Инопланетянка. Корабль наш тут недалеко приземлился.

Дедуля смотрит с укоризной. Ну хоть не злится и ладно.
— Так я пойду, а завтра непременно заскочу. Что-то разговор у нас сегодня не клеится.
— Подожди, инопланетянка, — хмыкает дедушка, — сюда просто так никто не заходит. Раз пришла, не могу отпустить без дара.
— Ух ты, может и книжки посмотреть дадите, — моё бесстрашие даже меня радует — пофиг, что тут всё как-то необычно.
— Не геройствуй. Сейчас найду тебя.
— Меня? Да я ж перед вами.
— Все вы тут передо мной, — брюзжит он и лезет обратно на стремянку.

***

— Вы полагаете это я? Но если присмотреться, то я не книга. Человек вроде бы.
— Дурочку из себя не строй. Тут всё про тебя. Судьбой называете.
— Вы писали? — какую ахинею я несу, но мне очень весело почему-то.
— Ещё не хватало! Я распределяю, храню, сдаю в архив.
— А я ещё не в архиве? — это мне уже нравится, — а те кто в архиве, они что?
— Они то, что ты подумала.

"Да ведь он не шутит, не ёрничает, а страшно недоволен на самом деле. Это я тут идиотничаю, а старичок-то всерьёз. Мама-мия", — веселье моё улетучилось моментально.
— Спасибо, поняла. Мне сесть и читать? Да я за неделю не осилю, и потом я вам конечно верю, но дико как-то всё. Книга, судьба...
— Книги, — поправляет старикан.
— Ну да, вижу.
— У тебя это уже не основная: вторая.
— А сколько ещё?
— Как у каждого, — три.
— Глупость какая-то. Если есть одна, с записанной судьбой, какие три?
— Скачете по вариантам вот и три. Те кто умные, одну за собой оставляют, а вот такие как ты, с основной уходят и начинается.

Жутковато звучит — примерно так и думала. Только не о книгах, а о том, что есть один путь с рождения и до смерти. Светлый, прекрасный. Но заглядишься на что-то, повернёшь голову в сторону, увлечёшься и сойдёшь на тропинку. Потом через бурелом обратно к светлой, солнечной, добираешься веками, если вообще удастся.
— Знаешь, Маша, давай быстрее. Я тут подневольный. Позволили, зашла, бери и иди.
— Что брать?
— Выбирать. Месяц — это тот дар, с которым я тебя должен отсюда выпустить. Бери бумагу, читай и меняй на что хочешь.
— В прошлом?
— Ну кто же в прошлом что изменит? В будущем, разумеется. И побыстрее, у меня работы по горло, и ткань мироздания за тобой закрыть успеть надо.

Какая мистика и галиматья. Я не пью, не наркоманка и поверить, что всё это наяву, а не глюки — не могу.
У меня снова развесёлое состояние — страха никакого. Может эта атмосфера так действует, снимая ненужные эмоции.

Зато у старичка настроение серьёзней некуда.
— Побыстрее не можешь? Открывай, читай и меняй. Не люблю я допущенных.
— Это те как я сюда попавшие?
— Именно. Понятия не имею, кому разрешено и почему. Моё дело с такими маленькое, но с работы сбивает. Читай и переписывай.

Исторический момент. Сварливый библиотекарь подземелья дурдома ушёл под арку, а я сижу напротив своей книги судьбы. И у меня никакого желания даже открывать её нет.
Может мне и весело, и кажется, будто попала в сказочный сон, но на подкорке мозга и где-то внутри себя, я отлично понимаю — всё на самом деле.

***

— Другие умнее тебя, не просто меняют, а по полной переписывают с указанием сорта икры, вина и вида из окна, где поживут королями хотя бы месяц, а ты... Может подумаешь хорошенько?
— Подумала.

Свеча мерцает, и мне кажется что она, подбадривает меня, мол, не сдавайся, не надо ничего менять.
— Возможно и умные, только у меня и так, как вы говорите, уже не главная книга в ходу. А изменю? За всё надо платить. А ещё, хочу ли я что-то узнавать раньше срока?
Не буди лихо, пока оно тихо. Даже не вы мне судьбу пишите, и не вы всё это подземелье фолиантами завалили. Уверена, что того, кто это всё устроил вы и в глаза не видели.
— Не видел, — очки на носу хранителя вдруг запотели, и во взгляде проскользнула тоска, усталость, — веками один и делаю одно и то же. Иногда приходят, как ты пришла, и всё. Даже погулять не выйти.

Мне стало его жалко. Ну-ка веками среди пыли, чужих историй и один. Моё бесшабашное состояние мгновенно нашло решение.
— Так пошли пройдёмся, поднимемся наверх хоть на часик. Лето, тепло, красивый город и ночь звёздная.
— А какой город? — его глаза заблестели интересом, — про все читал, но знать не знаю в каком сейчас.
— Петербург.
— Ох ты, — он откинулся на спинку стула, загоревал, — не могу. Должность такая.
— Да бросьте, вы же сможете сюда вернуться.
— Разумеется. Не вернусь сам, вернут. Но накажут.
— Хреново.
А у старика и лицо помолодело.
— Петра увидеть бы.
— Первого?
— Ах да, ты же из двадцать первого, — он глянул на мою книгу, — и всё равно... Там, — махнул рукой в потолок, — здорово наверное. Но накажут — запрещено.
— Знаете, если у нас есть три книги, то может у таких как вы, тоже не одна. Что-то нарушить, наверняка в рамках эти трёх или двух. Попробуйте. Если совсем нельзя, так вы и выйти не сможете, а если можно...

***

Иногда я думаю: что за наказание ждало его?
Вспоминаю ту бесподобную, фантастически прекрасную летнюю ночь. Его восторг от всего вокруг. Молчание, в котором мы неслись по улицам. Мы не шли, а летели. Я понимала — он хотел увидеть как можно больше. Хватал меня в охапку и перемещался с одного места в другое мгновенно.
Ему не нужны были рассказы, пояснения, исторические справки — он хотел увидеть, дотронуться до жизни.
До того, что знал лишь по чужим судьбам.

Может и наказали, но он был счастлив в ту ночь — я видела.
Чуть гложат сомнения, что я тут хрен знает кого сбила с пути истинного. Только не в кабак же я его потащила, не в погреб Ауербаха, а в красоту и гармонию величайшего города на свете, в роскошь августовской ночи.

***

Все мы за что-то платим.
А порой получаем тот дар, от которого вроде отказались.

Я увидела его во сне через день как исчез вход в подвал в старом доме. Никаких лестниц — сплошная стена и дверь с домофоном.

Мне снилось огромное подземелье с древними фолиантами на полках.
Стол с зажжённой свечой, старик в старомодной кофте с очками на носу, кладущий сначала одну книгу, а за ней и вторую, рядом с подсвечником.

Он смотрит на меня и сдвигает их ближе друг к друг.
Одна потрёпанная. Даже слышу её запах, насыщенный всем чем угодно: горький и сладкий, тоскливый и радостный — всякий. А вторая, словно её только что сделали — ни пыли, ни пожелтевших страниц, ни оборванных или загнутых уголков. Ни одной закладки или пометки — она чиста, и я не слышу аромата древней книги, но чувствую как она тепла и солнечна.

— Не могу ничего дописать, вычеркнуть, — голос у него помолодевший, — ты же теперь знаешь — я только исполнитель. Но я могу поблагодарить тебя, подсказав.

Пламя свечи разгорается, и я вижу как он кладёт руку на вторую книгу. Очки на носу еле держатся, и смеясь, похлопывая по красивому, солнечному фолианту, он договаривает, — они рядом, совсем рядом.

Не отчаивайся.