Глава восьмая
После августовского совещания учителей перед новым учебным годом Эллина Викторовна, всё ещё находясь под впечатлением дискуссий, пришла домой с пачкой руководящих и рекомендательных документов, своим докладом, который сейчас бы переделала.
- Вот скажи, ты, когда учился в школе, испытывал перегруз от домашних заданий? – спросила она пришедшего с работы Сергея вдруг, хотя этот вопрос был не самым главным, и скорее занудно постоянным. А то, чем хотелось поделиться раньше, к концу дня, к запоздалому, как почти всегда, приходу мужа показалось настолько обыденным и незначительным, что не стоило морочить голову.
- Я? Гм! Нет, если вспомнить. Старался побыстрее выполнить письменные задания, чтоб быть свободным. А устные вообще никогда не делал – запоминал, что слышал на уроке. – Пройдя в кухню он сел за стол. – Так что я... плохой пример, А к чему этот вопрос?
- Да вот родители некоторые претензии предъявляют. Одна мамаша как-то пришла почти со скандалом. Мол, весь вечер допоздна вынуждена уроки делать с сыном.
- А он что, сам их не делает?
- Ждёт, по-видимому, пока родители с работы придут и сядут заниматься с ним. – Эллина положила на стол перед мужем котлету с рисом. – Ты будешь с горчицей или майонезом?
- С горчицей! А что касается меня, как ты спросила, то не припоминаю, чтобы родители мои рядом со мной сидели. Ну проверят дневник, и то лишь иногда... Заняты ведь были! И, как видишь, выучился. Хотя и успевал поболтаться на улице среди сверстников, может быть даже излишне много.
- Вот и есть такие родители, которые непременно хотят контролировать выполнение домашних заданий, выполняя их с детьми, - взялась за свою порцию Эллина.
- Лишают их самостоятельности и ответственности! Могу привести пример – одна наша технолог закончила школу с золотой медалью, институт с красным дипломом, а, оказавшись на работе, могла быть только исполнителем. Как пришла рядовым инженером, так и ушла недавно на пенсию, хотя в грамотных инициативных кадрах была нужда всегда.
- Да, вот такая гиперзабота, которая может выйти боком. Есть и другое – сами перегружают детей разного рода кружками и секциями. Музыкальными, художественными, спортивными... Говорим им – вы же лишаете их детства ради своих амбиций. Детство - это же не только подготовка к будущей взрослой жизни, а жизнь человека на определённой стадии, по значимости нисколько не уступающей. И нельзя ударяться в крайности – жить только для будущего или же вовсе не думать о нём.
- Конечно! – согласился Сергей Степанович.
- А у иных родителей другой подход - не заставляйте, пусть делают что хотят. Как кое-где на Западе - учитель не вправе наказать ученика, тот может пожаловаться с серьёзными последствиями для учителя. Ссылаются на Бенджамина Спока. Который, проповедуя идею чуть ли не вседозволенности детей, своим отпрыскам, как говорят, всё же иногда задавал трёпку.
- Прививать надо дисциплину – это значит и воспитывать, а иначе и знания не усвоить! Сначала надо приучить к дисциплине, а потом предоставлять свободу. Забывают нашего Макаренко.
- Которого - в ЮНЕСКО! - чтут даже больше, чем у нас.
- Воспитания без некоторого принуждения и не бывает. Нам подсовывают либеральные идеи, а для своих, в элитных своих учебных заведениях, строгая дисциплина.
- Ты будешь чай, или кофе? – поднялась из-за стола Эллина, убирая тарелки.
- Чай!
- Вопрос ещё интересный сегодня у нас на совещании задали – можно ли включить в учебный процесс Владимира Высоцкого.
- И что же решили?
- Уклончиво. Что лучше следовать утверждённой программе. – И после некоторой паузы добавила: - Ты сам как относишься к Высоцкому?
- Как? Бард он непревзойдённый. В кино роль следователя Жоглова – шедевр... Но артист он всё же одного плана, мне кажется... Один и тот же во всякой роли, без перевоплощения.
- А поэт?
- Как, разве он ещё и поэт?
- А как же! Песни же он сочинял, которые пел. Разве это не поэзия? И непонятно почему его не приняли в Союз писателей.
- Стихи и песни, по-моему, всё же разное. Песенное исполнение маскирует многие текстовые шероховатости... заметные даже мне, непрофессионалу в этой области. И, чтоб быть поэтом, кроме стихов, поэму написать надо. Я так думаю.
- Дело скорее определялось отношением к нему министерства культуры.
- Ну, я бы нее сказал! Какое-то время он у министра культуры Фурцевой даже был в фаворе. Снимался же много в кино, ездил за рубеж, что не каждому было позволено... Власть разве что не осыпала его наградами, прощала ему даже «левые» концерты и доходы, за что во всём мире карают очень жёстко как за уклонение от налогов. Умалчивали что он хронический алкоголик, от чего рано уходят из жизни. Что и случилось, к сожалению, с ним. Не умолчание, а правда во всём, но это не в понимании идеологических руководителей того времени.
-. Но, как сказал о ком-то Сомерсет Моэм, «не будь у него больших недостатков, у него не было бы и больших достоинств».
- Может быть!
Эллина убрала стол, помыла посуду. Уже вытирая руки сказала:
- Не знаю что есть будем завтра – в магазинах из основных продуктов ничего нет. Выручает Катенька Фролова, моя бывшая ученица, что в гастрономе продавщицей работает, откладывает под прилавком что-нибудь для меня. Но мне перед ней становится стыдно уже! Ведь не тому мы их учили.
Сергей Степанович благодаря заботам жены хоть и не чувствовал на себе, но знал о такой проблеме от многих сотрудников. Вроде бы сельское хозяйство не в упадке, хотя могло бы быть и более эффективным, и заводы пищевой промышленности не остановились, торговля работает, а дефицит всё нарастает. Происходит какой-то системный сбой в управлении. Государственный механизм почему-то начал давать сбои, причину которых и выход не могут указать никто, несмотря на наличие экономических и политических научных институтов и академиков общественных наук. Следствие беспомощности власти – начавшиеся и грозившие распространиться забастовки шахтёров Кузбасса с экономическими требованиями. Разрастаются межнациональные конфликты. Тут ещё и аварии пошли одна за другой... Перестройка спотыкается на множестве неразрешённых и добавившихся проблем.
- Спасибо! – поднялся из-за стола Сергей Степанович. – Было очень вкусно.
- На здоровье! - укладывала чистую посуду Эллина. – А как ты относишься к словам Горбачёва «разрешено всё, что не запрещено законом»? Что, моральные ограничения побоку?
- Такое впечатление, что подспудно начинают подменяться основополагающие нравственные ценности.
***
Бромин приехал из командировки в Москву с чувством приобретения нового взгляда на жизнь. Помимо служебных дел и беготни по столичным магазинам он побывал на семинаре по проблемам экономики. Официально организованном семинаре довольно высокого уровня, на котором присутствовали профессора, работники идеологического фронта, такие как заведующий отделением теоретического журнала «Коммунист» Гайдар, внук знаменитого писателя, и даже член Политбюро Яковлев. Все они дружно поносили сложившуюся в стране так называемую командно-административную систему, подчёркивали необходимость модернизации социалистической системы на пути развития рыночной экономики. Следования самым современным направлениям экономической теории, мировым тенденциям, работам отмеченным нобелевскими премиями, краткое содержание которых было изложено в докладах группы лиц, проходившим в порядке обмена обучение в Штатах. Прошедшие Гарвардскую школу отличались молодостью и лихорадочным блеском в глазах от жажды революционных преобразований, что передавалось другим участникам семинара. Идея предельно проста – спрос определяет предложение и автоматически устанавливается их соответствие, государству не требуются никакие плановые и директивные органы. Надо смело заимствовать у капитализма опыт успешного обеспечения населения товарами, что всегда так поражает наших туристов, и воспользоваться их любезной готовностью дать нам свои рекомендации.
Побывал, простояв часа три в очереди, на Промышленной выставке Штатов. На раздачу презентов не попал, но подивился разнообразию и совершенству бытовой техники. И девушкам-гидам, самым обыкновенным и разным, охотно рассказывающим собирающимся возле них группам любопытных посетителей не только про экспонаты, но и о себе.
С таким зарядом Бромин прибыл домой, и вся его настоящая работа показалась никчемной рутиной, даже домашние заботы тяготили – хотелось действовать в указанном направлении. Рыночная экономика – это же и частная собственность! Понятие «Наш завод», которое сейчас звучит в речах и пишется на висящих в цехах лозунгах, сменится на чей-то «Мой завод». Чей же? Он не мог представить чей, и тут в голову пришла шальная мысль – а почему не его завод? Мысль, которую он тут же прогнал как немыслимую фантазию.
На фоне таких размышлений организованная профсоюзом заводская лыжня с участием членов семей работников воспринималась скучной обязаловкой. Коллективистской безделушкой. Но принимать участие надо было, пока.
- Так мы идём на лыжню? – спросил он накануне вечером жену и дочь.
- Идём, конечно! – сказала Надежда. – Так, Юлечка?
- Мы на уроках физкультуры на лыжах ходим, - уклончиво ответила та.
- Вот и замечательно! Значит – физически подготовлена.
- Прикольно!
Но уговоры не подействовали, и после того, как прозвучало категорическое «Что вы ко мне пристали!?», от дочери отстали, решили идти без неё. Теперь следовало достать и осмотреть приставленные торчком в дальнем углу каморы лыжи, к которым давно не прикасались, перебрав обувные коробки отыскать спрятанные в них лыжные ботинки. Оказалось, что одна палка надломлена, в одном ботинке отсутствует шнурок. Палку перевязали изолентой, шнурок позаимствовали у другой обуви, и вся эта возня заняла часа два-три. Осталось только посмотреть в телевизионных новостях какая на завтра ожидается погода.
Время было уже позднее, как раз шла отличающаяся острыми публикациями и сенсациями программа «Взгляд» с молодыми дарованиями - ведущими Листьевым и Любимовым. Степанакерт, Ереван... Ничего хорошего! Посмотришь – сразу не уснёшь. Бромин переключил программу на музыкальную. Танец «Ламбада», с мелькающей полуголой задницей танцовщицы крупным планом... Танец перестройки, как стали говорить.
- Выключи эту гадость! – сказала жена. – И давай спать.
***
В тот год Советы депутатов трудящихся прекратили существование, но власть оставалась советской – взамен на альтернативной основе избирались Советы народных депутатов. Гудкову участвовать в выборах не предложили, самовыдвиженцем он не стал – пусть и другие поработают. Проблемы нарастают, депутаты удовлетворить обращения людей не могут, совестно даже становится перед ними, да и конкурировать с непонимающими то болтунами, стремящимися к избранию во власть чисто из амбициозных личных целей он не хотел, хотя и стоило, может быть, попытаться перейти им дорогу. Так что Николай испытывал даже некоторое облегчение, хотя его общественный статус как бы понизился.
Свободного времени у него стало уйма – даже не мог сразу найти чем занять его. Это, похоже, усекли его друзья Алексей Бурцев и Степан Гранов, и пришли в гости с интересным предложением.
- Давай организуем кооператив по ремонту автомобилей, - без вступительных начал Бурцев. - Для начала в наших гаражах.
- Смотри как они шикарно живут! – поддержал его Гранов, имея в виду уже состоявшихся энтузиастов начавшегося в ходе перестройки кооперативного движения. - Артём Тарасов зарабатывает по три миллиона рублей в месяц.
- Партийный взнос сделал в девяносто тысяч. Это при нашей зарплате сто пятьдесят рублей.
- Машины мы знаем, детали недостающие на заводе выточим.
- Миллионерами решили стать? – усмехнулся Николай, не разделяя их энтузиазма.
Он порой задумывался – как получилось, что его ближайшими друзьями стали непохожие на него самого эти два парня. Они из одного цеха, но там много и других; закончили одно училище в Кирове, но в разное время. Попали туда из-за отсутствия интереса и плохой учёбы в школе, а у матери Николая (отец рано ушёл из жизни) не было средств для содержание сына во время учения. Разное у них и отношение к работе – тем лишь бы сделать что дано, хотя порой не без оснований посмеивались над промахами технологов. Николай же, получив и приступив к работе, сразу как-то автоматически задумывался каким способом можно сделать ещё; иногда для отчёта оформлял как рациональное предложения, но гораздо чаще просто обсуждал свои соображения с технологами. Поэтому тем давали рутинную работу серийного производства, к чему они относились как к должному, ему же поручали опытное производство. А вот в делах житейских и Бурцев, и Гранов проявляли большую инициативу и творчество. Первый довёл до совершенства купленный с рук старенький «Москвич», перекрасив корпус и подчистив детали, оснастив его всякого рода приставами и индикаторами, у другого в прекрасном состоянии всегда заводившийся с одного касания тяжёлый мотоцикл «Урал». И в квартирах у них всё в порядке по технической части, до чего часто не доходили руки у Николая, и в садах уже стояли домики и теплицы, пробурены артезианские скважины.
Различало их и пренебрежительное отношение к якобы «народной» власти, к компартии, которую почему-то называли рабочей, приветствовали недавние митинги и забастовки шахтёров. Хотя лично Николая, как депутата и, стало быть, представителя власти и члена партии они не критиковали, принимая его выбор и никак не реагируя на его рассуждения на эти темы, которые можно было отнести к должной для депутата пропагандистско-воспитательной работе.
Стихийно сошлись вместе когда-то на общих мероприятиях, потом познакомились семьями, объединились в рыбалке, хотя относились к ней с разной степенью увлечения, и уже поддерживали постоянные связи...
- Идите в кухню! – предложила компании Вера. – Мне надо сеанс Аллена Чумака посмотреть.
Они прошли в кухню, Николай поставил чайник и сразу заявил:
- Нет, братцы! Я с завода никуда.
- Да мы тоже с завода не собираемся уходить. В свободное время...
- Но это же не что иное как халтура...
Так в споре вокруг этой темы они просидели с час.
- Давайте, ребята, без меня, - сказал в заключение Николай. – Я коммерцией заниматься не буду. Не моё это дело!
- Жаль!
Они надеялись найти в нём лидера, а ушли ни с чем.
- Зачем ты эти банки наставила? – Николай с неудовольствием кивнул жене на две трёхлитровые банки воды, поставленные перед телевизором, хотя уже знал для чего они.
- Заряжать, - ответила жена, хотя тоже знала, что тому ведомо зачем.
- И ты думаешь, что этот Чумак и самом деле через телевизор может как-то повлиять на состав воды?
- А почему не может? Многие говорят о том, что влияет.
- Я понимаю – Кашпировский, дипломированный врач-психотерапевт, словами может воздействовать даже на расстоянии, гипнозом усыпить зрителя во время сеанса, или заставить его не чувствовать боль при операции. Но какой-то Чумак, бывший журналист, ничего общего с медициной не имевший? Когда-то вовсю критиковавший чревовещателей, а теперь перенявший от них. Да это же просто шарлатан и проходимец, каких становится всё больше!
- Проходимцев на первый канал не пустили бы.
- Ты возьми и почитай, - потряс он «Комсомольской правдой». – В Одессе, где тот гастролировал, журналист застал его в аптеке за покупкой средств от простуды и спросил, почему тот сам лечится в аптеке, когда другим предлагает воду. Так тот чуть драться не полез с досады, что его застукали там. Экстрасенс нашёлся!
- А, ну тебя! – Сеанс закончился, Вера выключила телевизор и засунула в тумбочку банки.
***
В тот вечер Антон не появился дома ни в семь, ни в восемь вечера, ни даже в одиннадцать, ни в двенадцать. Что-то явно с ним произошло. Комаркова не находила себе места, всё время выглядывая в окно, выходящие во двор в сторону подъезда – вдруг идёт. Как всегда и у всех в неизвестности в голову приходят самые худшие мысли – попал под машину, утонул... Но уже глубокая ночь, и невозможно куда-либо обратиться – на телефоне-автомате в соседнем подъезде вандалами оторвана трубка, к соседям ночью стучаться неудобно – вдруг такое произошло, что лучше чтоб окружающие поменьше знали.
Утром Комаркова отправилась в милицию. Не спавший ночью дежурный, как и она, никак не проникся её тревогой и безразличным тоном сказал, подавая лист бумаги:
- Пишите заявление.
Не без помощи дежурного, вкривь и вкось написав, Комаркова подала ему заявление.
- Вам сообщим! – мельком взглянув, тот сунул заявление в какую-то ячейку и смотрел куда-то в сторону, давая тем понять, что разговор закончен.
Антона нашёлся через три дня на одном из московских вокзалов.