Об этических основах старообрядческого предпринимательства
Вы - соль земли.
Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою?
Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на
попрание людям.
Матфей 5:13
О старообрядческом предпринимательстве написано много: есть работы описательные, есть аналитические - глубокие и не очень.
И мы не будем здесь переписывать рассуждения и выводы различных исследователей об этом феномене - лишь при необходимости остановимся на тех моментах, которые совершенно необходимы для понимания его этических основ - так, как понимает эти основы автор данного очерка.
НЕМНОГО РЕТРОСПЕКТИВЫ
Для начала отметим, что в старой Руси этика была неразрывно связана с религией.
В дониконовские времена попросту не существовало понятий о добре и зле, о правильном и неправильном - отличных от понятий религиозных.
Если мы пытаемся определить этические основы деятельности предпринимателей-старообрядцев, то должны, прежде всего, остановиться на некоторых исторических моментах, которые со времен реформ Никона, обусловили резкое расхождение моральных ценностей официальной православной церкви и христиан, оставшихся верными православию старой Руси.
В общественном сознании до сих пор существуют замшелые стереотипы о чуть ли не цивилизационной отсталости старорусского общества.
Эти стереотипы, как полагает автор, берут начало в церковных реформах Никона. Со времен царя Петра они получили мощное развитие и внедряются в сознание русских людей вплоть до настоящего времени.
Уже «птенцы гнезда Петрова» писали: «Петр научил нас узнавать, что и мы – люди» (оренбургский губернатор Неплюев), «мы тако рещи из небытия в бытие произведены» (канцлер Головкин)
«Производство в люди» сподвижников Петра сопровождалось окончательным закрепощением крестьянства, налоговым террором и преследованием свободы совести, которые шли попутно с расхищением государственных средств (коррупция при Петре достигла неслыханных до того на Руси размеров)
Между тем, как справедливо отмечает И.Солоневич, «производить московское государство «из небытия в бытие» и убеждать москвичей, что и они - люди, не было решительно никакой надобности: Москва считала себя третьим Римом, «а четвертому не быти», а москвич считал себя последним, самым последним в мире оплотом и хранителем истинного христианства.
Комплексом неполноценности Москва не страдала никак. И петровское чинопроизводство «в люди» москвичу решительно не было нужно» [1]
Внедрение стереотипов о цивилизационной отсталости московской Руси от Европы активно продолжалось в течение почти всего имперского периода истории нашей страны.
Однако кого мы должны считать отсталым, а кого передовым? Что значит «отсталость» и что значит «прогресс»?
Очевидно, что ответ определяется применяемым критерием: для сознания материалистичного прогресс, по-видимому, означает «всё более полное удовлетворение возрастающих материальных потребностей», для сознания религиозного – достижение вечной жизни в единении с Богом.
Приобщение Руси к прогрессу, как его понимало государство, привело к следующим результатам:
В области свободы совести – к формированию системы казённого синодального «православия» под управлением гражданского обер-прокурора. Система активно осуществляла репрессивное подавление церковной свободы.
Характерным примером здесь является указ синода от 1722 года, который с удивительной непосредственностью обязывает священников под страхом смерти НАРУШАТЬ ТАЙНУ ИСПОВЕДИ и доносить об «умышлениях на честь и здравие государя и его фамилии, где надлежит… А ежели кто из священников сего не исполнит, и о вышеозначенном услышав, вскоре не объявит, тот без всякаго милосердия, яко противник, и таковым злодеям согласник, паче же государственных вредов прикрыватель, по лишении сана и имения, лишен будет и живота» [2]
Между прочим, исповедь или Таинство покаяния – это одно из семи Таинств православной Церкви.
Таинство покаяния настолько важно для христианина, что святые отцы называли его вторым крещением, крещением слезами. А неотъемлемая компонента этого Таинства – тайна исповеди, в которой христианин искренне раскаивается в своих грехах не перед священником, тем более не перед государственной властью – только перед Христом.
И от Христа же, - не от священника, и не от департамента полиции надеется получить прощение.
Кому было тяжелее – бедному попу, которому власть навязывала иудин грех, или кающемуся прихожанину, который после исповеди оказывался в Тайной канцелярии – на дыбе и под кнутом?
Как мог относиться древлеправославный христианин к прямому предписанию нарушать тайну исповеди?
Только как к полному фактическому пренебрежению власти к духу христианства – при внешней, декоративной государственной поддержке православной Церкви.
В социально-политической области приобщение к европейским ценностям привело к появлению в России чуть ли не двух разнородных наций.
Одна из этих наций, - подобно пушкинской Татьяне, - «по-русски плохо знала», но господствовала, а другая, сохраняющая ещё частично ментальность старой Руси, - была насильственно низведена до положения безграмотной и бесправной массы, продаваемой и покупаемой как скот.
В имперский период стараниями государства и синодальной церкви, в русском человеке культивировалось разделение церковной и обыденной жизни. В церкви все прихожане равно свободны во Христе, все братья и сестры, а по выходу за паперть - один брат волен дать газетное объявление о продаже другого брата, как барана или коровы.
«За долгие годы, протекшие со времен Петра Великого, не было такого преступления, совершенного правительством, которого бы не освящала церковь. Представители власти, убивая друг друга, сменяли насильственным путем престолы, терзали, мучили подданных, измывались над крестьянами, состоявшими в рабской зависимости от господ, - церковь и духовенство говорили: все это хорошо, так указывает христианская религия.
Все долгие тяжкие годы крепостного права не раздавалось голоса с высоты митрополичьих и епископских кафедр, не говорили в проповедях с амвона сельские священники: стыдно, противно Христову учению - закрепощение одних людей другими» [3].
Сервильность казённой церкви, постоянное отличия её СЛОВ от её ДЕЛ, закономерно приводили к нарастанию равнодушия к самой религии, к церкви и к ее представителям.
КАК СЛЕДСТВИЕ – ОНИ ПРИВОДИЛИ К УТЕРЕ ЭТИЧЕСКИХ ОРИЕНТИРОВ.
«Религия вообще в народе падает. Нигилизм проникает в мещанское общество, откуда не далеко и до крестьян. Во множестве крестьян явилось решительное равнодушие к Церкви, явилось страшное нравственное расстройство… Преуспеяние во всем этом идет с необыкновенною быстротою» - пишет один из лучших представителей казённой церкви в XIX веке [4]
«Как относятся русские люди к своему священнику, прихожане к своему пастырю, и рассказывать нечего. Самые непристойные рассказы сложены про «долгогривых», как называют православные люди своих священников, скверные пословицы сложены про них, - «поповские глаза завидущие, а руки поповские загребущие», говорит народ» - отмечает уже в XX веке другой представитель официальной церкви [5].
Такие последствия имело забвение казённой церковью великого апостольского завета: КАК ТЕЛО БЕЗ ДУХА МЕРТВО, ТАК И ВЕРА БЕЗ ДЕЛ МЕРТВА (Иаков 2:26)
Мы не будем переписывать здесь огромное количество свидетельств о том, как, в предреволюционный период, русский народ в своей массе относился к казённой религии и к духовенству. Интересующийся читатель сам без труда найдет примеры того, как отрицательно, или прямо враждебно они воспринималась людьми.
«Церковь впала в паралич и потеряла последние остатки духовного авторитета» - это пишет в 1905 году не какой-нибудь революционный агитатор, а человек, которого невозможно заподозрить в антицерковной пропаганде: Сергей Петрович Мельгунов, дворянин, историк, эмигрант и антисоветчик, впоследствии активно выступавший за вооруженную борьбу против большевизма [6]
Пока стараниями иерархов официальной церкви, вкупе с полицейскими чиновниками, огромная часть русского народа, вопреки мнению петровского канцлера Головкина, приводилась «из бытия в небытие», - на Руси оставались и люди, сохраняющие ещё старорусскую ментальность, неразрывно связанную с церковной традицией, существовавшей до никоновских реформ.
«Если мы раскольники и еретики, то и все святые отцы наши таковы же», - резонно пишет протопоп Аввакум царю Алексею Михайловичу, - подчеркивая преемственность старорусской Церкви от древних апостольских времен и до реформ Никона [7]
А мы дополним пламенного протопопа:
- Если старорусское общество было таким темным и непросвещенным, как живописует нам сонм борцов с московским «царством тьмы», то почему именно среда последователей старого обряда, - в имперский период истории России, - сохранила почти повсеместную грамотность, уважение к книге и учению?
- Почему именно эта среда сохранила предприимчивость и породила плеяду русских предпринимателей и меценатов?
- Почему именно древлеправославные христиане, будь то «поповцы» или «беспоповцы», всегда и везде, где они поселялись, спасаясь от репрессий казённой церкви и различных политических катаклизмов, - создавали эффективные хозяйства и предприятия?
Не означает ли это, что старорусское общество, так грубо задавленное имперской властью и её церковью, было не таким уж темным, как нам пытаются представить сторонники «европейского прогресса»?
И не лежит ли основной разлом между ментальностью доморощенных «европейцев» и ментальностью старой Руси – не в «прогрессе», а в чём-то другом?
ПОЗНАЕТЕ ИСТИНУ И ИСТИНА СДЕЛАЕТ ВАС СВОБОДНЫМИ (Иоанн 8:32)
«Обыкновенно наша лживая семинарская наука рисовала старообрядцев, как упрямых бунтовщиков, бессмысленных защитников двуперстия, сугубой аллилуйи, хождения посолонь и т. п. Эта злая ложь на старообрядцев вполне затемняла подлинную сущность старообрядчества в глазах русских маломыслящих обывателей. А СУЩНОСТЬ ЕГО ЗАКЛЮЧАЛАСЬ В ЗАЩИТЕ ПОДЛИННОЙ СОБОРНО-ЦЕРКОВНОЙ ЖИЗНИ, В УБЕЖДЕННОЙ ЗАЩИТЕ ЦЕРКОВНОЙ СВОБОДЫ И В БОРЬБЕ С НАСИЛИЕМ» - пишет Священномученик Андрей, архиепископ Уфимский [8]
В православном понимании, свобода – это, отнюдь, не вседозволенность или возможность делать то, что хочется.
НАСТОЯЩАЯ СВОБОДА – ЭТО СВОБОДА ОТ ГРЕХА.
И в этом смысле, для православного человека нет различия между свободой вообще и свободой церковной, поскольку православный человек принадлежит (или стремится, по крайней мере, принадлежать) той Церкви, которая есть Тело Христово и глава которой - Сам Христос, а не какой-нибудь обер-прокурор, патриарх или папа римский.
Эта ИСТИННАЯ Церковь Христова – ни что иное, как сообщество христиан, живущих по заповедям Христа. Эта церковь включает не только христиан, живущих здесь и сейчас, но также бывших ранее нас - поскольку Бог не связан временем и для Него все живы.
Протопоп Аввакум, в своем «Житии» писал о никонианских иерархах-насильниках:
«Чюдо, как то в познание не хотят прийти: огнем, да кнутом, да висилицею хотят веру утвердить!
Которые-то апостолы научили так? - не знаю.
Мой Христос не приказал нашим апостолом так учить, еже бы огнем, да кнутом, да висилицею в веру приводить»
Дилемма: покориться государственно-церковному насилию (и, следовательно, погрязнуть в грехе вместе с насильниками), или жить согласно заповедям Христа, сохраняя свою совесть свободной, - могла быть разрешена искренним, и ЯСНО СОЗНАЮЩИМ, ВО ЧТО ОН ВЕРИТ, христианином только одним образом.
Решение противостоять насилию, в меру сил отстаивая свою свободу от государственно-церковного «прогресса», и стало, - как полагает автор, - основой этики древлеправославного христианства в целом и предпринимателей, придерживающихся древлеправославия, в частности.
Можно писать сколь угодно много, долго и красиво о социально-политических корнях этики русского старообрядческого предпринимательства, о похожести, или наоборот, непохожести её на этические нормы протестантов-кальвинистов и проч., но, по мнению автора, – всё это не про то.
Истоки этики предпринимателей-старообрядцев (будь то «поповцы» или «безпоповцы», здесь не принципиально) заключаются в отстаивании принципа свободы, свободы от грехов, т.е. от всего того, что ведет к нарушению норм бытия тварного мира, установленных Богом.
А именно от:
- Стремления обогатиться любыми средствами, неумеренной жажды иметь всё больше и больше «активов» (корыстолюбие или алчность),
- Тщеславного стремления казаться выше, богаче других людей (гордыня),
- Зависти к успехам других людей,
- Блуда и чревоугодия, нездоровой зависимости от физических «удовольствий»,
- Гнева,
- Уныния, т.е. неверия в Любовь Бога к человеку как Его высшему творению.
Применение в повседневной жизни этических норм, вытекающих из стремления к свободе от греха и привело, по мнению автора, к появлению в дореволюционной России огромного слоя успешных предпринимателей-старообрядцев.
Эти предприниматели, как показала практика, отнюдь не были, да и не могли быть, «старозаветными толоконными лбами», не интересующимися ничем, кроме «спасения души» путем перманентного расшибания лбов в своих «моленных».
Эти люди активно расширяли свое ДЕЛО, становились «капитанами отечественной промышленности», применяли на своих предприятиях последние технические и технологические достижения.
Еще раз спрошу: где здесь «цивилизационная отсталость» представителей старорусского древлеправославия?
Вполне компетентный исследователь старообрядческого предпринимательства Владимир Павлович Рябушинский пишет о том, что типичный русский предприниматель-старообрядец осознавал себя только Божьим доверенным по управлению собственностью.
«Богатство не считается греховным, но на бедность не смотрят, как на доказательство неугодности Богу» (как считают «цивилизованные» кальвинисты)
Рассказывая об обществе московских предпринимателей-старообрядцев, Рябушинский пишет:
«Более всего уважалось занятие промышленностью: фабриканты и заводчики стояли на первом месте;
за ними шли купцы, а к лицам, занимавшимся коммерческим учетом, даже без всякого оттенка ростовщичества, и из самых дешевых процентов, отношение было неискреннее: в глаза уважали, а за глаза пренебрежительно говорили - «процентщики».
Может быть, здесь и нужно искать объяснения, почему у нас в XIX веке совсем не существовало старых и крупных, чисто русских банкирских домов, а таких же промышленных и торговых было очень много…
Основатель фирмы, выйдя из народной толщи, сохранял до самой смерти тот уклад жизни, в котором он вырос, несмотря на то, что он уже являлся обладателем значительно состояния. Конечно, в его быту все было лучше и обильнее, чем раньше, но, в сущности, то же самое. Хозяин не чувствовал себя ни в бытовом отношении, ни духовно иным, чем рабочие его фабрики.
Но он очень гордился тем, что вокруг него «кормится много народа». В таком понимании своего положения бывший крепостной, а теперь первостатейный купец, совершенно не расходился со средой, из которой вышел.
Все окружающие, бедные и богатые, окрестные мужики и его же фабричные, уважали старика именно за то, что он фабрикант, дающий заработок сотням и тысячам рабочих. ВОТ ПОЧЕМУ ЕМУ И В ГОЛОВУ НЕ ПРИХОДИЛО СЧИТАТЬ СЕБЯ ЗА СВОЕ БОГАТСТВО В ЧЕМ-ТО ВИНОВАТЫМ ПЕРЕД ЛЮДЬМИ.
Другое дело Бог: перед Ним было сознание вины в том, что из посланных средств недостаточно уделяется бедным» [9]
И предприниматели-старообрядцы строили богадельни, дома для рабочих, вкладывали капиталы в общедоступные музеи и картинные галереи.
Потому что понимали, что БОГ ДАЛ ИМ КАПИТАЛЫ не для убогого времяпрепровождения рабов во время сатурналий:
приобретения золотых батонов и унитазов, океанских яхт, плавая на которых положено пить столетние вина с «элитными» проститутками.
Бог дал им капиталы для того, чтобы они распорядились ДОВЕРЕННЫМ ИМ богатством так, как полагается СВОБОДНЫМ людям.
В 1917 году пружина, которую долго и тщательно сжимали, вдруг распрямилась и больно ударила одним концом по власти, а другим - по имперской церкви.
«В зубах цигарка, примят картуз,
на спину б надо бубновый туз!
Свобода, свобода,
эх, эх, без креста!»
Без креста! Очень точно написал А.Блок в январе 1918 года о результатах забвения принципа ИСТИННОЙ свободы официальной церковью.
Странно было бы ожидать другого понимания свободы после двухсот с лишним лет церковно-государственного насилия над свободой совести народа.
Советская Россия долго и мучительно изживала последствия насаждения казённо-церковного «прогресса».
Изживала с разгулом массового антицерковного движения «безбожников», с разрушением храмов и уничтожением икон, с похабными издевательствами «освободившихся от гнета самодержавия» русских людей над Христовыми заповедями.
(Правда, с течением времени, отношение государства к церкви приняло более цивильные формы. Но ещё в начале 80-х годов XX века автор своими глазами видел старую церковь, преобразованную в сельский клуб. Вокруг клуба - располагалось заброшенное кладбище с покосившимися крестами. Видимо, на костях своих предков «свободные люди» увеселялись танцульками и слушали антирелигиозных лекторов от общества «Знание»)
Между тем, пока государственный «прогресс» насаждался уже новой, коммунистической властью, люди старорусской ментальности, как могли, пытались сохранить своё понимание того, как нужно жить, чтобы не опаскудиться вконец.
Сначала – в дальних углах Сибири.
Когда государственно-идеологическое насилие настигло их там – эти люди ушли за китайскую границу. Но и Китай стал коммунистическим – тогда, кто-то уехал в Австралию, кто-то в Канаду. Многие – в Южную Америку.
Нигде эти люди не были просителями, нищими беженцами, просящими подаяние.
Везде, где бы они не обосновывались, - они СВОИМ ТРУДОМ превращали бесплодные земли в хозяйства с высокой агрокультурой, жили и живут доселе в удобных комфортабельных домах, построенных своими руками, пользуясь самыми последними достижениями науки и техники.
Единственное, что они хотят – чтобы основу их этики больше никто не лапал грязными руками и не указывал им – как жить правильно.
Вот и всё, что автор хотел сказать.
Аминь.
-----
[1] Солоневич И. Народная монархия
[2] Указ Синода «Об объявлении священником открытых им на исповеди преднамеренных злодейств, если исповедающиеся в оных не раскаялись и намерения своего совершить их не отложили. С приложением особенной формы присяги для духовных лиц» от 17 мая 1722 года
[3] Рюминский В. Духовенство и народ (Церковь и государство)
[4] Святитель Игнатий (Брянчанинов). Избранные письма. Письмо 55
[5] Рюминский В. Духовенство и народ (Церковь и государство)
[6] Мельгунов С. Как создалась в России государственная церковь
[7] Сщмч. Аввакум. Пятая челобитная царю Алексею Михайловичу
[8] Сщмч. Андрей, архиеп. Уфимский (князь Ухтомский). Десять писем о старообрядчестве.
[9] Рябушинский В.П. Старообрядчество и русское религиозное чувство. Русский хозяин. Статьи об иконе