Собственно, хочу я сказать, строго говоря, если бытийно мыслить интенсивно и предельно пропедевтически обобщённо, то раньше или позже станет понятно, что вся совокупность историй сводится не к их десятку и даже не к трём э-а… штукам, а что вся эта совокупность сводится к одной только истории – к истории, не удержусь от звонкой метафоры, первой свежести – эта метафора увеличит плотность вещества. И вот эту-то метафору, или, точнее, историю субъекты её же действия и представляют разными словами и наполняют разными смыслами, при этом, разумеется, все их намерения и все их желания, все их представления волений остаются при них – их бин, то есть, не их бин, а их у них никто не отнимает, потому что они никому, как говорится, не нужны, и, по-настоящему, собственно, вовсе не принимаются в расчёт, не входят в опись, не включены в совокупность, и, тем самым, или, точнее, фактом того самого их нет – не то, чтобы как бы, а просто.
Поэтому мудрым или даже совершенномудрым и дваждырожденным можно назвать только такого гражданина, который, развившись в чрезвычайно высоко психически организованное светящееся яйцо, узнав и опознав смутный нарратив первой и, собственно, последней истории, принял это, смирился и отказался от “своих желаний” – я подчёркиваю – не вообще от “желаний”, как это принято, например, там, под Москвой, или, вернее, не под Москвой, а в Турции или, точнее, в Индии – но именно от “своих желаний”.
Это известно не только продвинутой адептоте – подспудно и сущностно это понимание, понимание этого положения, как говорится, дел, растворено во всём и присутствует везде – где хочет, там и присутствует – как Бетховенушка в современной европейской культурке или как, например, воздух, которым мы дышим от рождения, не видя его или даже и вовсе не зная об этом в глубоком детстве.
Проанализируем, для примера, русскую народную сказку «По щучьему велению».
Строго говоря, сначала, конечно, надо бы разобраться со щукой, но, во-первых, это довольно долго, во-вторых, эта область лежит несколько в стороне от магистрального сюжета, хотя, конечно, соприкасается с ним, и, в-третьих, вам всё равно непонятно будет, только переглядываться будете или хихикать и на месте подпрыгивать, поэтому щуку мы пока что пропускаем и сразу переходим к сути, которая такова: юнит Емеля получает возможность реализовывать все свои желания щучным посредством, посредством щуки (см. выше), но сам, однако, “желаний”, собственно, никаких не имеющий, потому что, во-первых, он очень ленивый, и, во-вторых, потому что у него есть всё, что надо, и всё, что надо, у него тоже есть – как в Греции. Таким образом, в Греции есть, а у него нет – нет у него желаний – и это прямо следует из текста сказки – все его “желания” – это ведь на самом деле не его желания, а только реакции на акции со стороны, что называется, внешней среды, которой принято полагать всё то, что не внутреннее, а внутренним же полагается всё то, что не внешнее – это логично, не так ли – и хотя при ближайшем рассмотрении внешняя среда оказывается не то, чтобы внешней, и даже не то, чтобы средой, и в ней обнаруживаются ходящие туда и сюда не то, чтобы волны, но мы не будем сейчас подробно на этом останавливаться и это разбирать, чтобы не отвлекаться. Однако, отметим, что даже интенции Емели в отношении девки-царевны, если присмотреться повнимательней и если разобраться по существу, точно такая же реакция, а никакое не “желание”. Но так или иначе, а кристаллизовавшиеся следствия и последствия его деяний – или недеяний – это не существенно, и мы не будем теперь много об этом говорить – сажают Емелю на царство, а что было дальше, неизвестно – такова, вкратце, суть – если вам интересно, суть чего, то пусть она будет сутью нарратива.
Таким образом, согласно неопровержимым фактам, прямо следующим из текста, юнит Емеля, или, иначе, Совершенномудрый Белый Царь, на самом деле, как это выясняется, пассивен – но пассивен не в том смысле, о котором вы подумали, и не в том смысле, о котором говорил писатель Лев Толстой, когда он говорил о том, что Совершенномудрый Белый Царь пассивен, потому что ничего не может, так как стоит на самой верхушке пирамиды и ему, чтобы не упасть и не убиться, приходится постоянно балансировать на одной или, максимум, на двух ногах – а пассивен в том смысле, что не подвержен влияниям импульсов “собственных” эмоций, мыслеформ или привычек – упрощая и обобщая, можно сказать, что их у него нет – у него не происходит процесса анализа восприятия, но только сам процесс восприятия, и он лишь непредвзято и не самосознательно отвечает на брошенные ему в лицо как мячик вызовы из внешней, как уже было отмечено, среды – или, точнее, он и есть тот мячик, который кто-то или же кое-кто бросает в стену бойлерной – мячик отскакивает, кое-кто его ловит и снова бросает. Иногда не ловит, и тогда мячик улетает в кусты – но что мячику сделается.
Промониторив показатели параметров и убедившись, что всё в норме, и полёт проходит в штатном режиме, я хотел снова прильнуть к нейрокулярам, но тут замигала нейролампка «Огуреев».
«Сергей Валентинович Огуреев иногда – и даже очень часто – впадает в состояние ненависти, погружается в пучину неистового состояния пятиминутки ненависти – в эти моменты он становится страшен – тут, кстати, можно было бы отметить, что в эти же самые моменты приходит отчётливое понимание того, что страшен он был всегда, а теперь это только стало заметно, и тотчас вслед за этим или, точнее, вместе с этим возникает фигура субъекта действия, к которому это понимание приходит, а вместе с ней вопрос, откуда она возникает, поэтому сейчас мы это отмечать не будем, чтобы не отвлекаться, но вернёмся к этому в своём месте – в эти моменты лицо Сергея Валентиновича темно и перекошено, ротовое отверстие раскрыто подобно чёрному колодцу, из которого брызжет слюна, покрытые пеной побелевшие губы конвульсивно дёргаются, отказываясь слушаться, из горла доносится клокочущий хрип, глазные яблоки закачены, так что видны одни только белки, пальцы скрючены и дрожат, и весь он согнут и трепещет, так что кажется, ещё секунда, и он сбросит невидимые компакт-кассеты с прилавка и начнёт топтать их ногами. Трепещет же он потому, что попеременно притягивается то к состоянию пятиминутки ненависти, то к состоянию возникающей в диалектической суперпозиции к ней духовной тошноты – таким образом, как третий элемент системы он начинает колебаться туда-сюда, и возникает колебательный контур, колебательный контур, колебательный контур...», – я, наконец, понял, что пластинку заело, и что надо ей помочь пальцем, но вставать было лень, а электрофон не подключён к нейроинтерфейсу – чистая аналоговая механика – требовался, что называется, физический контакт – мы не будем сейчас усмехаться над термином "физический контакт" или, там, "химический контакт", или даже "биоэлектрохимический контакт" – собственно, тут нет ничего смешного, так стоит ли смешивать, тем более, что всё равно ж расслоится.
– Да, конечно, как это верно, как верно, – скажете, возможно, вы. – Но ведь пока расслаивается, есть время, так почему бы и не попользоваться этой комнаткой, – скажете, возможно, вы далее и по-своему будете, конечно, правы – это неопровержимый факт.
Но я в это время буду думать о другом – то есть, сначала, как бы соглашаясь с сутью вышеизложенного, я подумаю, конечно, о том, как удобно было бы прикрутить электрофон к нейроинтерфейсу, и тотчас же по скрытой филиации идей мои мысли примут новое направление:
– Представьте себе, – подумаю я, – что все без исключения особи биовида гомо сапиенс на Земле, какой бы она формы ни была, одновременно получили возможность исполнения всех или даже только самых сокровенных своих желаний – представили? Но подождите пугаться, подождите кукорекать, – подумаю я далее, – давайте приложим бытийное усилие и проследим корни, нити и споры событий – теперь представьте себе, что мы это сделали. Представьте себе далее, что, сделав это, мы смогли с некоторой отчётливостью увидеть, что, не считая, конечно, исключительных исключений, исключённых из закона тем, что они выше или, если вам так удобней, больше его, и у которых другие пути, все остальные, которые попали сюда совершенно законно, попали сюда именно ведь следуя этим самым своим сокровенным желаниям или кристаллизовавшимся следствиям свойств или состояний этих желаний – мы не будем сейчас подробно останавливаться на феноменологизмах свойств или состояний желаний, но отметим, что именно эти тяготения и привели их сюда, – но в этот самый момент, не успев закрепить только-только синтезированное обобщение, как бывает, когда Лев Толстой сидит в фотолаборатории и проявляет плёнку, и в это время открывается дверь, включается яркий свет, и в помещение вламываются вооружённые люди, я буду отвлечён пришедшим уведомлением, что на борт доставлена биокапсула с объектом, извлечённым из недр Гримпенской трясины.
Именно так всё и случилось – не успел я, поднявшись на плато обобщения, закрепить синтезис силой мысли, как открылась дверь, и пришло уведомление о том, что на борт доставлена биокапсула с объектом, извлечённым из недр Гримпенской трясины – к уведомлению прилагался интересный отчёт о случайно во время поисковой операции изловленном экземпляре ранее неизвестного науке биовида гомо амфибиа с выпученными глазами, почти без носа и без ушей, но с жабрами с гребнем на голове, с перепонками между пальцами рук и ног и с хвостом – из-за звуков, которые он издавал ртом, ребята прозвали его «Жоржиком» – этот отчёт я усвоил в один нейроклик, как будто бы в долю мига прочитав и просмотрев все материалы от начала и до конца – так я делаю только в тех случаях, когда нужна техническая или технологическая информация прикладного характера, или когда важна срочность, но по-настоящему интересный мне контент пускаю на нормальной или, точнее, стандартной скорости, поскольку, не буду отпираться, не склонен скидывать со счетов свойств и состояний самого процесса – кто узнал этот вкус, кто его разлакомил, тому дороги назад нет – этого вкуса он не забудет никогда, какую бы бытийную пищу после того не понуждала принимать его жизнь. Со счетов этого, конечно, не сбросишь, но и с прилавка это убирать было бы глупо… может, конечно, и не глупо, а наоборот, очень даже умно – вполне может быть, я разве спорю. Но, однако, не останавливаясь на свойствах и состояниях этого процесса, необходимо, тем не менее, отметить, что протекает он во времени, которое можно было бы назвать Геропасом, но лучше пусть это будет время, и о котором, что это такое, точно никто не знает, хотя оно необходимо нужно для всего – даже для того, чтобы бросить один только взгляд на картинку с простой геометрической фигурой, уже не говоря про считывание текста – словесного, музыкального, визуального или любого другого – которое без постепенного роста и прорастания во времени никак невозможно – вернее, конечно, возможно – именно об этом, хочу я сказать, я ведь и говорю – но какой ценой. Судите сами – одно дело моментально умозрительно вспомнить всё построение, всю структуру, весь мелос во всей совокупности, всё развитие тематизмов и всё индивидуальное исполнительское дыхание – вспомнить, одним словом, всё – всю свою жизнь два или даже три раза подряд – и совсем другое дело пережить это в течении так наз. реального или, правильней, стандартного времени – это как пищевые таблетки, содержащие весь необходимый рацион, вместо свежеприготовленного сложнотехнического лакомства под 250, а то и под 300 граммов каждому в отличной компании – или как вспомнить о какой-нибудь выдающейся ебле вместо того, чтобы таким образом поебстись – впрочем, это кому что больше нравится – если присмотреться повнимательней, становится видно, что в этот момент в поле ладовых тяготений опять возникает фигура субъекта действия – гонец, как правило, появляется неожиданно.
Закончив мониторинг, подстройку и коррекцию, я закрыл в нейроинтерфейсе окно мастер-кластера Сергея Валентиновича, поднялся, потянулся до хруста в суставах и проследовал в медотсек. Войдя в медотсек, я увидел, что рядом с биокапсулой Ярослава Петровича появилась вторая, и ещё оставалось достаточно места, не считая приготовленного хаба для биокапсулы с Женей, которая должна была скоро поступить в штатном режиме – а на стене я приспособил украшенный дивной резьбой цоколишко из яванского чёрного дерева, на котором намеревался укрепить Лёшину голову с красивыми стеклянными глазами, светящимися разными цветами (яркость и режим свечения можно регулировать) и с двигающейся и открывающейся нижней челюстью, оснащённую четырьмя квантовыми куэйдами и работающую под управлением собственной операционной системы, написанной, или как уж он её сделал, я не знаю, Огодщкой. Мимика челюстно-лицевого аппарата была дивная – гораздо лучше, чем у живого. Лёшу я мог не сохранять целиком, потому что он непрерывно бэкапился в реальном времени, и у меня был весь необходимый генетический материал, так что я мог за 72 часа вырастить носитель из 80-ти килограммов смеси в равных частях лука, картофеля и гороха с добавлением некоторого количества дрожжей, извести и ещё кое-каких ингридиентов, что я, собственно, проделывал уже не менее сотни раз, и голова была мне нужна только как корпус терминала – она слышала в диапазоне от семи герц до самого высокого ультразвука, видела в диапазоне от инфракрасного до ультрафиолетового (глаза красивей, чем натуральные, могут не моргать и одновременно вращаться в разные стороны как у хамелеона и светить как мощные фонари – очень дорогие), воспринимала все виды излучений, чувствовала и различала запахи, движение, давление, температуру, магнитное, электрическое и гравитационное поля, говорила через встроенный монитор Adam неотличимым от живого модулированным человеческим голосом (фонетику, тембр и интонирование можно выбрать из тысяч пресет, скопировать с любой модели или скомпилировать самому), поворачивалась и наклонялась в разные стороны и только что по потолку не бегала, а через нейроинтерфейс могла быть подключена к Лёшиному бэкапу или к любому другому мастер-кластеру – это бывает забавно, как-нибудь я расскажу об этом. Собственно, таких терминальных голов или, короче, ТГ, у меня около десятка – удалось сохранить не более десятой части, потому что во всех остальных случаях материал восстановлению не подлежал – все экземпляры аутентичные, ни одна не выращена отдельно.
– А ведь насчёт потолка это отличная идея! – подумал я вдруг внезапно. – Я могу укрепить её на платформе с паучьими ножками или на колёсках – или даже поставить на леталку – вычислительной мощности хватит с запасом – и тогда она сможет везде за мной бегать, ездить и летать!
Не то, чтобы это было необходимо, потому что подключение через нейроинтерфейс этого не требует, но щёлкнуть по носу щирого выборзка на стандартном уровне вложения гораздо витальней и хорошо успокаивает нервы – особенно, учитывая паттерн эмоциональной привязанности, кристаллизовавшийся у меня за семь лет напряжённой научной работы и непрерывных лабораторных экспериментов, уже не говоря про полевые испытания в условиях, максимально приближенных к боевым.
Размышляя об этих несколько отвлечённых вещах, я подошёл к поступившей биокапсуле и посмотрел на объект. Едва только взглянув через бронированное и армированное полиуглеродными нанонитями стекло, я почувствовал что-то неладное – к рацио это не имело никакого отношения, это было именно чувство, чуйка – и немедленно запустил процедуру повторного сканирования, которое не показало ничего аномального, но ощущение чего-то не того меня не оставило, и смутные сомнения терзать не перестали. Я связался с Огодщкой, в распоряжении которого были некоторые, в общем, можно сказать, нелецензированные программные инструменты и отличное знание недокументированных или даже вовсе неизвестных никому, кроме него, возможностей нейроинтерфейса, который для него, насколько я понимаю, всё равно как паровая машина для нас – и даже не паровая машина, а, скорее, рычаг или, там, колесо или блок – вот это вот всё, хотя, конечно, гораздо ближе к палке-копалке и к рубилу. Огодщка взялся за дело по-своему, и через секунду выяснилось, что объект в биокапсуле – не человек, а копия человека – имитация, симулякр, андроид с автономной эфирнокрильной энергоустановкой – внешне копия была настолько точная, что совершенно неотличимая от оригинала – все наружные покровы, включая кожу, слизистые оболочки, волосы, ногти, зубы и глаза, были натуральные, но выращенные в лабораторном производстве, а от сканирующих и просвечивающих средств неразрушающего контроля изделие было надёжно защищено искусным параголографическим экраном и нейроволом, отчего Центр Организации и не распознал его как андроида. Немедленно последовавшее контрольное вскрытие обнажило под биослоем мышц тускло блестевший углеродно-керамический скелет, способный выдержать удар наотмашь тяжёлым гусеничным трактором, но не определяемый ни одним металлодетектором.