День шёл за днём. Я настолько втянулся в этот сумасшедший темп, что все они слились в моей памяти в один. Каждое утро, без каких-либо выходных и проходных, когда ещё часы на Спасской башне не успевали пробить шесть раз, я уже стоял на раскладке в нашем подвале. Редко случалось такое, когда попадался заковыристый адрес, который был мне незнаком. Но, ежели такое и бывало, то, как правило, даже наши всё знающие о Москве старики разводили руками. В такие мгновения я осознавал, что тоже превратился в профессионала, которого трудно чем-нибудь удивить. Хотя некоторые дни из той нескончаемой череды и сумели осесть в памяти из-за каких-то совсем уж неординарных событий.
Прошёл июнь и начался жаркий до невозможности июль. Дышать в Москве было нечем, вокруг горели торфяники. По улицам тянулся сизоватый дым. Отец моего приятеля работал тогда в системе гражданской обороны. Он был генералом и именно на его плечи взвалили разборки со славянским Богом огня и кузнечного дела Сварогом. Однажды ему пришлось ехать по лесной дороге неподалёку от Бисерова озера. Ничто не предвещало беды. Из земли правда сочились струйки дыма, там в подземелье тлели и тлели торфяные залежи. Вдруг машина начала проваливаться под землю. Пожилой уже шофёр, прошедший всю войну, вспомнил молодость и сумел не только сам выпрыгнуть из машины, но и открыл заднюю дверцу и помог выбраться на волю генералу. Машина провалилась в тартарары.
В районе восьми часов утра я вышел из подъезда большого жилого дома в Новодевичьем проезде, откуда начал доставку в тот июльский день и в очередной раз поморщился от рези в глазах. Напротив, подъезда виднелись купола Новодевичьего монастыря. Обычно, когда мне приходилось оказаться в том районе я всегда любовался этим уникальным комплексом. Но, в тот памятный день мне показалось, что они расплываются и колышутся в воздухе, так было дымно. Накануне вечером мне пришлось побывать в гостях. У приятеля, которого я упомянул чуть выше, был день рождения. Его отец находился дома. После того, как утром того же дня машина, на которой он ехал, улетела в преисподнюю, у него защемило сердце, и врачи настояли на том, чтобы он хотя бы один день передохнул. Вот ему и пришлось остаться дома. Боевой генерал, начавший войну лейтенантом в июне 41 года и встретивший её окончание в Вене майором, командиром полка, он не получил ни одного ранения, а тут чуть было не погиб в мирное время. На меня такое впечатление произвёл его рассказ, что утром, глядя на расплывающиеся в колышущемся синеватом от дыма воздухе очертания Новодевичьих построек, мне на секунду показалось, что они тоже вот сейчас провалятся под землю. Это предощущение возможной беды было настолько сильным, что я даже зажмурился от какого-то ужаса, начавшего охватывать меня. К счастью подул ветерок, который немного разогнал дымное покрывало, накрывшее Лужники и всё, что к ним прилегало. "Что-то сегодня должно случиться", - подумалось мне.
Но день шёл, как обычно, без особых хлопот. Вот и последние билеты вручены заказчикам. Практически бездумно, всё же устал я здорово тогда, да ещё дым этот поганый много сил, наверное, отнял, зашёл я в наш подвал и удивился - там было пусто. Никого. Уже пятый час, а я один. Быть такого не должно. Обычно к этому времени даже наиболее шустрые из временных подтягиваться начинают. Но, в кассе мне подтвердили, что я опять первым пришёл. Чудеса, да и только. По-видимому, не мне одному дым весь день мешал. Надо было бы домой идти, но сил даже на это не было. Решил чайку выпить, да в секретную комнату отправился. Комната - это громко сказано. Там был маленький закуток, где уборщица хранила всякие свои хозяйственные принадлежности, швабру с тряпкой, ведро и всё такое прочее. Кто-то туда стул колченогий поставил, чтобы на него никто не уселся, развалиться он мог, а на небольшую полочку Петрович чайник электрический с пёстрым матерчатым шнуром приладил. Пожарники запретили пользоваться такими электрическими приборами, ну и пришлось от них прятаться. Мне-то уже давно в эту каморку доступ был, я чайник включил, на сломанный стул аккуратненько присел, да задремал. Редко со мной такое бывало, а тут вот случилось. Проснулся от стука двери. Чайник кипит, надрывается. Я его приподнял, нет, к счастью не до конца выкипел. Не слишком долго я спал, значит. В общую комнату заглянул, смотрю Андрей вернулся. Я ему рукой помахал и насчет чая спросил. Он отказываться не стал. Ну, я два стакана налил, сахар положил, себе две ложки, а Андрюшке три, знал, что он сладкий чай любит, пакет с пряниками взял и из каморки вышел. Сидим, молча, чай пьём. Сил даже на разговоры у меня не было, у Андрея судя по всему тоже. Вдруг влетает, именно влетает к нам Виктор Петрович, начальник всей этой конторы, товарищ Топорковский, как я его, про себя, конечно, величаю. Обычно такой степенный и неторопливый, а тут как на пожар прибежал, руками размахивает:
- Сергей Иванович где?
Ну, мы ему объясняем, что мы первыми сегодня пришли, все ещё на доставке, день сегодня такой вот необычный какой-то. Все задерживаются.
- Да, уж. Действительно необычный, - Виктор Петрович, даже пот со лба вытер, - представляете, что ваш Сидоркин учудил? Нет, даже говорить вам не хочу. Как Сергей придёт, пусть ко мне пулей летит, поняли.
Он повернулся и ушёл, а мы сидим и даже чай в глотку не лезет. Что там этот Сидоркин учудил, нам не ведомо, но видимо, что-то серьёзное случилось, раз начальство так волнуется. Нам бы домой отдыхать отправиться, но тут какой отдых может быть. С одной стороны, любопытно даже, что самый тихий и спокойный из всех постоянных работников, Пётр Павлович Сидоркин учудить мог, с другой нам велено Сергея Ивановича дождаться и ему начальственное поручение передать. Вот и сидели, ждали. Чай даже допили, сил поболее стало, о ситуации на чемпионате страны по футболу разговор завели. Тогда неожиданно для всех лидировала команда "Заря" из Ворошиловграда. Договорить нам не удалось, пришёл Сергей Иванович. Он только войти успел, и мы только ему хотели сказать, чтобы он бегом к Топорковскому отправился, как тот сам прибежал. Наверное, ему дежурный милиционер позвонил.
- Иванович, дело серьёзное. Сидоркин в дупель пьяный в милиции, а у него куча не доставленных билетов обнаружена. Надо срочные меры принимать.
Сергей Иванович даже раздумывать долго не стал:
- Алексей, Андрей давайте, собирайтесь. Наверное, документы какие-то оформить требуется. Это всё вам Виктор Петрович объяснит. Поступаете в его распоряжение.
Он был таким решительным, что начальник бюро молча с его приказами согласился. "Вот, что значит, человек войну прошёл", - подумал я.
Оформили нам доверенность на получение недоставленных билетов, и мы с Андреем отправились в Сокольники, в милицию, где находился Сидоркин. Там нам рассказали, что патруль обнаружил во дворе одного из домов пьяного человека, который в руках держал хозяйственную сумку с булкой хлеба, бутылкой кефира и каким-то свертком. Он так вцепился в эту сумку, что патрульные не стали её из рук вырывать, а так с ней в перевозку и погрузили. Доставили его в ближайшее отделение милиции, а там при досмотре обнаружили в свертке, который в сумке находился, большую сумму денег и пачку конвертов с железнодорожными билетами. Конверты были фирменными, там был указал телефон, по нему и позвонили. Мы с Андреем билеты разделили и лишь в 11 вечера оба, почти одновременно вернулись в наш подвал. Вот это был тот ещё денёк.
Ещё один день выбился из остальных. Если бы я рекорды регистрировал, я бы его по результативности для себя, разумеется, для государства, может он так себе оказался, в лидеры однозначно поставил. Он был обычным будним. Когда я с утра уложил доставшиеся мне конверты с билетами в планшет, тот раздулся совсем, так много адресов было, более шестидесяти, а по времени всё уложилось в пять часов. Девяти не было, когда я из бюро вышел, а в два пятнадцать, я уже обедать отправился. Всего две или три квартиры было, а так сплошные организации. Я уже навострился звонить с предыдущего адреса на следующий. Пока шёл, заказчики уже чуть ли не на улице меня встречали. Ждать почти не пришлось. Слово "почти" я специально употребил, а почему, вы сами вскоре поймёте. Начало было, как на заказ – одни учреждения, и везде меня уже дожидались клиенты, зажимая деньги в руках. Всех дел пара или тройка минут. Они билеты рассматривают, нет ли там ляпа какого, а я им ведомость подготавливаю, да ручку подсовываю. Затем в следующую контору звоню, и, не спеша, туда направляюсь. Хотя иногда приходилось и к бегу прибегать, если расстояние приличным оказывалось. Наконец, попал я в учебный институт тонкой химической технологии. Туда я доставил четыре толстых конверта, в каждом лежало по три десятка билетов. В институтском вестибюле меня встретил достаточно молодой человек, небольшого росточка, очень сухощавый, блондинистый с яркими голубыми глазами:
Доцент Петрученко, - представился он, - везу две группы студентов на практику. Пройдемте со мной в кабинет, тут совсем рядом. Там мы все вопросы и решим.
Действительно оказалось рядом. Небольшой чистенький кабинет. Горячий, только что вскипевший чайник, и пачка любимого мной в то время печенья ;Юбилейное;.
- Налить? – спросил он, протягивая руку к чайнику.
Сам не знаю почему вопрос застал меня врасплох, хотя вроде бы я всё заметил и даже оценить успел. Пришлось собраться и кивнуть головой:
- Спасибо большое, не откажусь. На улице уже жарковато, что-то днём будет.
- Это здесь жарко. Представляю, что нас на Украине ждёт. Мы в Рубежное в Луганскую область едем. Студентов на практике сопровождать буду. Я уж не первый год этим занимаюсь. Немного желающих находится со студентами на практику кататься. Вот в этом году, кроме меня вообще никто не захотел. А я с удовольствием езжу. Согласился даже с двумя группами сразу в путь отправиться. Слушайте, - вдруг оживился он, - так здорово придумана эта доставка билетов. В прошлые годы я столько времени потерял на вокзале в очередях, чтобы билеты купить, а в этом студентку одну посадил у телефона и она, представьте, через пару часов все вопросы решила. И вы так удобно с самого утра пришли. Даже благодарность хочется написать. У вас с собой случайно "Жалобной книги" нет? Я бы с таким удовольствием туда благодарственные слова написал.
Я головой покачал, а он засмеялся своей шутке.
Пока я чай пил, он внимательно билеты рассматривал, даже лампу настольную включил и что-то пытался в них найти, водяные знаки что ли, я так и не понял. Затем, убедившись, что всё в порядке, он билеты пересчитал и из верхнего ящика стола достал перетянутую резинкой, вырезанной из пальца резиновой перчатки, увесистую пачку денег.
- Пересчитайте, пожалуйста, - он протянул эту пачку мне, - извините, но в кассе у нас были только десятки, вот и получилось столько.
Я посмотрел в ведомость. Общая сумма за билеты туда и обратно составила 1874 рубля. Однако денег оказалось намного больше 1994 рубля.
- Простите, вы лишнее мне даёте, - сказал я, указывая на сумму в ведомости и протягивая ему 120 лишних рублей.
- Всё я правильно посчитал, - с обидой в голосе произнёс он. - все знают, что за доставку надо заплатить по рублю за каждый билет. Вот это, - и он пальцем указал на деньги, которые я ему протягивал, - за доставку. Поверьте, я никогда не ошибаюсь, - с явной гордостью произнёс он, а потом добавил:
- Да и деньги мне в кассе институтской выдали, так что берите, не беспокойтесь.
Я вышел из института, отошёл в сторонку, встал в тенёчек под большим деревом и закурил. Надо было прийти в себя.
К 12 часам мой планшет сильно похудел. Я уже добрался до Девичьего поля и вошёл в вестибюль огромного здания Военной академии имени Фрунзе. Это был один из самых последних адресов этого дня. Настроение у меня было самое, что ни есть замечательное. На небе появились облачка, изредка даже тень набегала, в такие минутки сразу же казалось, что жара, к которой мы почти привыкли и считали её уже не очень приятным, но неминуемым явлением, стала спадать. У входа стоял дежурный с красной повязкой на рукаве, а может постовой, я не знал, как назвать того курсанта, который бросил взгляд на билеты, находящиеся в моей руке, и уже своей рукой указал, что я могу войти. Вестибюль был пуст. Меня никто не ждал. Это и удивило и несколько меня раздосадовало. Я набрал такой темп, еще минут десять, и я бы на Плющихе отдал последние билеты, а там со Смоленки до Комсомольской всего несколько остановок на метро, пусть и с одной пересадкой, но это будет финиш. Такой рекорд я установлю, что… Я даже не стал продолжать, что толку. Стою, жду, время идет, рекорд сорваться может.
В вестибюле было прохладно и даже такая мыслишка промелькнула, может хорошо, что заказчик пока не пришёл, в прохладе передохну чуток. Время шло и шло, а никакого движения как не было, так и нет. Я уж даже нервничать начал. Минут пять потерял, если не больше. Я пришёл, а меня не встречают - не дело это. Я к тому, что с красной повязкой у входа стоял обратился:
- Командир, ну, когда этот, - я фамилию на конверте написанную прочитал, - спустится, я ждать долго не могу, у меня дел ещё невпроворот.
- По всем вопросам обращайтесь в дежурному по академии, он вот там находится, - и ручкой так небрежно на противоположную стену указал.
Вестибюль огромный, я пока стоял, лишь на пол клетчатый, как шахматная доска, своё внимание обратил, да на горящего золотом Михаила Васильевича Фрунзе, в полный рост на постаменте стоящего, на фоне целого моря развевающихся мозаичных красных знамен, да на множество барельефов с эпизодами героического пути Красной армии, которая на стенах гнала и побеждала врагов наших, да на потолок с лепниной и массивными светильниками с красной звездой на плафонах. А вот на небольшую конторку, за которой виднелась голова ещё одного живого человека на таком огромном пустом пространстве, внимания не обратил. Я себя даже по лбу шлёпнул за такую невнимательность. И действительно, что я к этому пацану, пусть он и в форме военной, да с красной повязкой на рукаве пристаю, он поставлен лишь для того, чтобы сюда посторонних лиц не пущать, а не на вопросы допущенных отвечать. На вопросы то отвечать специально обученное лицо должно, которое за конторкой сидит и за мной издали наблюдает.
Я туда, а там не хухры-мухры, а не совсем уж и молодой офицер с подполковничьми погонами на форменной летней рубашке сидит. Я ему билеты показываю, а он мне в ответ:
- Извините, я после вашего звонка сообщил, что вы на подходе, меня попросили вам передать, что к вам скоро выйдут, - и всё.
Снова доброжелательный взгляд и ничего более. А время-то тикает. Мой рекорд, на который я уже почти ставку готов был сделать – как же 60 адресов за пять часов разнести, под вопросом. Повис понимаете на флажке, как в шахматах – не успеешь ход сделать, флажок упадет, и тебе в самой, что ни на есть выигрышной позиции поражение засчитают. Я нервничаю, а подполковнику хоть бы что. Он то сидит на своём месте и никуда спешить не обязан.
Я постоял, постоял, а потом спросил:
- Товарищ подполковник, а можно я погуляю здесь немного, на стены полюбуюсь, да Михаилу Васильевичу поклонюсь. Жаль цветы с собой не захватил, к подножью положил бы.
Он даже заулыбался весь, но ответил четко, по-военному:
- Погуляйте, посмотрите, поклонитесь.
Ну, я и пошёл гулять и смотреть. Первым делом к памятнику Фрунзе подошёл. В длинной шинели почти до земли, по моде того времени, в котором он навсегда остался, стоит Михаил Васильевич и смотрит куда-то в сторону, наверное, в светлое будущее всего человечества, голова не покрыта, волосы приглажены, а руки к груди прижаты, но не скрещены, а просто так прижаты и всё, даже пальцами одна другую не касаются. Хороший памятник, я и поклонился ему, не памятнику конечно, а памяти об этом незаурядном человеке и полководце.
Я обошёл всё по кругу, на всё полюбовался и даже про себя, конечно, судьбу поблагодарил за такую возможность, побывать там куда простым людям вход запрещён.
Но заказчика всё нет и нет. Я уж снова нервничать начал, на часы посмотрел, чуть за голову не схватился, почти полчаса потерял, не потерял, разумеется, с пользой для себя потратил, но для дела то потерял. Я подполковнику тому на часы свои показываю, он понял, трубку телефонную в руку взял, сказал в неё что-то и опять положил. Рукой мне махнул, мол, ещё чуть-чуть подождите, самую малость. Пришлось смириться. Два билета СВ до Владивостока это же не шутка. Без малого почти две сотни рублей они стоят, точнее 175. У подполковника явно таких денег в кармане быть не может. Придётся ещё подождать. Наконец, свершилось. Вдруг подполковник на ноги вскочил и вытянулся весь по стойке смирно. Смотрю по лестнице сверху сбегает немолодой мужчина в летней форме одежды, то есть в брюках и рубашке с короткими рукавами. Он сверху сбегал, поэтому мне в глаза прежде всего красные широкие генеральские лампасы бросились, а уж затем я и всего его рассмотрел. Усталое лицо пожилого человека, много морщин, явно нелёгкую жизнь он прожил, но бодрый и внешне здоровый. В нарушении устава верхняя пуговица на рубашке расстёгнута, галстук в сторону сбился, на погонах три большие звезды, значит генерал-полковник.
- Извините меня, - обращается он ко мне, а мне сразу же неудобно стало, я ж мальчишка по сравнению с ним, - проводил заседание, не мог отвлечься. Понимаете, племянница прилетела в гости. Она во Владивостоке живёт, первый раз в Москву выбралась, а мечтала на всю страну посмотреть. Пусть и из окна вагонного, но всё же. Вот я ей и заказал билет на поезд. Вагон СВ должен быть. Чтобы никто не докучал я купе полностью оплатил, да попросил, чтобы поближе к проводнику оно было, мало ли что, она молодая ещё очень. Дорога длинная, всякое может случиться, - он всё это на одном дыхании казалось проговорил, затем руку протянул, я ему билеты и отдал.
Он очки из кармашка нагрудного достал, на билеты только один взгляд бросил и сразу же заулыбался:
- Молодцы, всё, как я просил. Сколько я вам должен?
- Сто семьдесят пять товарищ генерал-полковник, - четко ответил я и ему ведомость с шариковой ручкой протянул, чтобы он расписаться мог.
Он оглянулся, мы с ним далеко от конторки отошли. Он улыбнулся, коленку согнул, ведомость на неё положил, расписался и мне назад вернул. Затем в карман залез и мне две сотенные бумажки протягивает. Я за сдачей полез, а он рукой замахал:
- Не беспокойтесь, пожалуйста, это вам за долготерпение, - повернулся и к лестнице направился.
Я из здания вышел, по ступенькам на тротуар спустился, а на меня Михаил Васильевич Фрунзе смотрит. Прямо напротив входа его бюст на высокой колонне квадратной стоит. Здесь то он молодой совсем, в будённовке на голове. Глаза слегка прищурены и мне вдруг показалось, что он мне задорно так подмигнул.
Вот с таким его напутствием я до бюро нашего и добрался. А рекорд я всё равно установил – 60 адресов менее чем за пять часов, ну и в своём кармане рекордную сумму домой принёс.