Глава шестая
- Вчера в нашей учительской разгорелся спор по Октябрьской революции, - за ужином сказала мужу Эллина. – Наша историчка, Маргарита Карловна, привезла с какого-то московского семинара много неизвестных и... что-то уж больно сомнительных фактов.
- И что же такого нового? – спросил Сергей Степанович.
- В целом – что был нарушен позитивный ход развития России... Что в Гражданскую войну жуткий красный террор...
- У нас кое-кто такое же говорит. Похоже на один источник - Запад преподносит нам нашу историю.
- Что, мол, при царизме хорошо жилось, и всё такое.
- Гм! Это кому как! Представителям элиты, которst даже в мировую войну, когда солдаты гибли и кормили вшей в окопах, увеличивали закупки модных аксессуаров в Парижских салонах и заполняли столичные рестораны – да. А народу? Посмотрим свидетельства той эпохи. - Он подошёл к книжной полк, взял томик, полистал. – Горький: «Голод, нищета, рабский труд – этим далеко не исчерпываются силы, гнетущие честного труженика».– И спросил, закрыв книжку: - У вас там, в учительской, должно быть, есть Горький?
- В школьной библиотеке есть.
- С историками, Эля, трудно спорить, в угоду той или иной идее они могут вытащить любой факт из всего разнообразия событий, их устраивающий. До сих пор вызывает сомнения история Руси, которая существует в варианте немецких авторов. Но чем ближе к нашему времени, тем больше доступных нам первоисточников. Так что ты, как спец по литературе, выступай с этих позиций. Возьми для большей убедительности ещё Чехова, - взял он с книжной полки томик с закладкой. - «Миллиарды людей живут хуже животных – только ради куска хлеба, испытывая постоянный страх… Голод, холод, животный страх, масса труда, точно снеговые обвалы, загородили им все пути к духовной деятельности…» Вот и передай всё это вашей историчке. Добавь ещё оттуда же: «Подлецы сыты и одеты, а честные питаются крохами».
- Дай мне книгу, запишу.
- Возьми, - подал он томик и взял другой, с такими же закладками. – Если недостаточно можешь добавить Льва Толстого: «Существующий строй до такой степени в основах своих противоречит сознанию общества, что не может быть исправлен, если оставить его основы… Нельзя исправить существующий строй с безумным богатством и излишеством одних и бедностью и лишениями масс…» Так что такая Россия могла только обрушиться, а не расти и развиваться. Что и произошло.
Эллина впервые слышала как муж обстоятельно, как это ежедневно, должно быть, делает на работе, разбирает предмет дискуссий. Неторопливо и вдумчиво, исчерпывающе и убедительно. Удивительно и то, что раньше они никогда не обсуждали меж собой подобные темы – настолько единодушны, а сейчас возникают какие-то сомнения.
- Ты что, специально готовился? – спросила с некоторым удивлением.
- Да, бывает что интересуются и моей точкой зрения.
- У тебя, кажется, телефон зазвонил.
- Да! – Сергей вышел в кабинет-комнату, а вернувшись, продолжил:
- Был прерван рост? Ну какой, скажи, мог быть промышленный рост в безграмотной стране! На начало века в странах Европы грамотных было шестьсот-семьсот на тысячу душ населения, а в России менее двадцати. Насколько я знаю, намерений просвещать народ не было ни у царского режима, ни у сменившего его буржуазного. Это когда советская власть в двадцатые годы преодолела безграмотность стал возможным индустриальный рывок тридцатых.
Походив по комнате он продолжил:
- И, кроме того, Эля, надо разделить меру ответственности – царизм свергла Февральская буржуазная революция, а не большевики. Которые в это время сидели в тюрьмах, в ссылках, включая депутатов Государственной Думы, либо в эмиграции под наблюдением охранки. И лишь когда буржуазная власть вконец развалила страну, экономику и армию, завела страну в тупик, за её спасение взялись большевики. Да, революция – это трагедия, но до которой довела власть. Лучше организму быть здоровым, конечно, но, если довели его до болезни, иногда требуется для спасения жизни только хирургическое вмешательство. И народ поддержал большевиков Триумфальным шествием советской власти. И победил в Гражданскую войну, выдворил и интервентов, явившихся поживиться на трагедии нашего народа.
Они помолчали, обдумывая сказанное.
- А Гражданскую войну кто затеял? – продолжил Сергей Степанович, шагая туда-сюда. - Большевики уже были у власти, ясно что такая война была им не нужна. Сразу отпустили восвояси защищавших Зимний юнкеров. Отменили смертную казнь, занялись экономикой, учредили с десяток НИИ... Созидательной работой занялись! А война нужна была тем, кто власть эту намеревался свергнуть. Белым генералам, отпущенным так называемыми «кровавыми» красными под честное слово не воевать против них.
- Так выиграли войну, как полагают некоторые, благодаря кровавому красному террору.
- Кстати, ты смотрела журнал «Родина», который вчера принесла? – поднял он со стола ставший только что выходить новый журнал.
- Нет ещё!
- Та вот... – полистал он страницы. – Вот! Обзор двухтомного исследования. Первый том – красный террор, второй – белый террор. И начинается второй том словами: «Красный террор был страшен, но не идёт в никакое сравнение с ужасами белого террора». А ведь автор – бывший белогвардеец, эмигрант. Человек знающий! Замечательное исследование, которое, по понятным причинам, не нужно было ни красным, ни белым тем более. В Ледовом походе при становлении белого движения как они проявили себя? После стычки у какой-то станицы расстреляли всех лиц мужского пола старше семнадцати, хотя большинство из них не были ни за красных, ни за белых, и в бою том не участвовали. – И добавил: - А по террору интервентов этих так называемых «цивилизованных» стран, можно бы составить и третий том. Англичане устроили концлагерь под Архангельском. с условиями не лучше, чем у будущих гитлеровских.
- Наша историчка точно этого не знает, - пролистав журнал, сказала Эллина..
- Или не хочет знать, такое тоже бывает. Известно, люди лучше воспринимают информацию, которая соответствует их воззрению или вкусу. – Он поднялся, потому что вновь зазвонил телефон. – А что касается красного террора, то тут аукнулось наследие реформатора Столыпина. Которого Лев Толстой предупреждал, что он создаёт такую прослойку предельно ожесточённых людей, от которых не поздоровится и непричастным. Это была такая стихия, которой, конечно, не могли полностью овладеть и большевики.
Вышел, а вернувшись, продолжил:
- Немецкие социал-демократы Роза Люксенбург и Карл Либкнехт тоже критиковали большевиков за красный террор, и чем для них закончилась революция? Они были зверски убиты, революция обезглавлена. Потом получили фашизм, вторую мировую войну с миллионами жертв... А могла бы история пойти и по другому пути, который возглавила бы промышленная Германия, а не крестьянская Россия.
- Царскую семью расстреляли... Всё же это... очень жестоко.
- Трагедия, конечно, о которой всё больше говорят. А разве не трагедия, что колчаковцы в том же Екатеринбурге расстреляли пять тысяч человек? Две войны одна за другой, и люди предельно ожесточились.
- Власть, Ленин должны бы остановить. – И почти сменила тему: - Тело Ленина надо бы по-христиански предать земле...
- Церкви почему-то не предают земле мощи святых. А имя Ленина для многих свято. Вообще, Эля, не надо пытаться исправить историю, хватило бы ума сделать достойной свою.
Опять послышался звонок.
- Когда они перестанут звонить тебе? – осердясь кивнула в сторону кабинета Эллина. - Время уже позднее.
- Когда перестанут? Когда сменят, должно быть.
- А что? – встревожилась Эллина. – Что-то не так?
- Так выборы руководителей у нас намечаются! А там нынешних начальников не щадят.
***
- Сегодня у нас генеральная уборка, - объявила перед завтраком Надежда.- Юле убрать свою комнату, папе вытрясти ковры...
- Зачем их трясти, когда пылесос есть! – было возразил Бромин.
- Проморозить. Чтоб всякие насекомые пропали.
- Так недавно же тряс! На морозе, – недовольно проворчал Бромин. – В выходной не дашь отдохнуть.
- Когда недавно? Месяц назад! И мне что – не надо отдыхать? Стиркой, приготовлением обеда и ужина не заниматься? Хорошенькое дело! – И добавила громко, чтоб в другой комнате слышно было: - А тебе, Юлечка, сегодня ещё и посуду перемыть.
-У-у-у! – донеслось оттуда.
- Что - у-у?
- Можно я что-нибудь другое сделаю? – выглянула дочь. - Пыль на подоконниках протру.
- Так! – догадалась в чём дело мать. - Ну-ка покажи руки, чего прячешь?
Юля нехотя показала руки.
- Опять накрасила ногти? Как завтра в школу пойдёшь?
- А Трофимова ходит, и хоть бы что ей!
- Меня интересует не Трофимова, а моя дочь! И так уже много замечаний мне в школе на родительском собрании сделали. Отец, скажи ей!
- Так, дочь, сегодня мыть посуду и днём, и вечером, и смыть ногти!
- Не буду я!
- Разговорчики! – повысил голос отец.
- Не буду я есть! Чтоб посуду не пачкать.
Дочь повернулась и, закрыв лицо руками, вышла. Было слышно как включила на всю громкость музыку.
- Совсем от рук отбилась! – посетовала Надежда. – Что с ней делать?
- Переходной возраст! Захочет есть – иначе заговорит. Никуда не денется.
Родители молча позавтракали одни, оставив на столе порцию для взбунтовавшейся дочери. Надежда взялась мыть посуду, Бромин пошёл одеваться для выхода на улицу.
- Чего у тебя так громко играет? – открыл дверь в комнату дочери. - По мозгам бьёт! Отсюда и одни тройки в учёбе.
- Не одни тройки, а есть и четвёрки, и одна пятёрка!
- Кто это орёт? – кивнул он на проигрыватель. – Не певец, а гнусавый декламатор какой-то! С песнями декадентского содержания.
- Ничего ты, папа, в музыке не разбираешься! – вспылила дочь. - Это же Виктор Цой!!
- Ой-ой!
Бромин вышел в засыпанный снегом двор. Перебросил ковёр на перекладину стойки для выбивания. Закурил, оглядывая двор, окружённый одинаковыми пятиэтажными домами, какие не то что строили – собирали из готовых блоков и панелей за неделю. Как же они смотрятся однообразно! Замкнутый ими двор с несколькими сохраненными при строительстве высоченными голыми берёзами, хиленькими молодыми посадками и редкими неровными кустарниками, более похожими на дикорастущие. В середине двора пустая зимой детская площадка с ограждением песочницы и железной конструкцией лесенки с витым жёлобом горки. Несколько машин, хозяева которых не имеют гаражей, приткнулись к бордюрному ограждению рядом с всегда переполненными и дурно пахнущими мусорными баками. Людей почти нет в этот ранний выходной день, а те, кто вышел из подъездов под бетонными козырьками, стараются в этом дворе не задерживаться. Такое впечатление, что находишься не в большом культурном городе, который сразу открывается шумной магистралью с трамвайной линией за домами, а где-то в глухой заброшенной провинции.
Открылась дверь в крайнем подъезде их дома, оттуда пулей вылетел карликовый пинчер и понёсся зигзагами по двору, спугнув низко сидящую на нижней ветке дерева серую ворону. Следом вышел хозяин, замначальника механического цеха Ростовский. На ходу раскуривая сигарету, подошёл к Бромину:
-Доброе утро, Андрей Павлович! Марафет наводим? – пожимая руку кивнул на ковёр.
- Да, домашний аврал устроили.
- Слыхал новость?
- Какую?
- В Сумгаите резня между армянами и азербайджанцами.
- Это после провозглашения Карабахской республики? Что они там не поделили?
- Территорию республики, надо полагать. Каждый считает её своей.
- Началось! А где же пресловутая дружба народов? Союз нерушимый республик свободных?
- М-да! Выдержала испытание войной, а свободой – нет! И надо бы жёстко, в корне пресечь такое, чтоб впредь и другим неповадно было, а наша власть как-то вяло реагирует. Расстрелять зачинщиков!
- Ну это уж очень круто!
***
С позавчерашнего дня у Гудкова першило в горле и он чувствовал себя не совсем здоровым, что не замечала жена; она стала как будто отдаляться от него, от дома... Уж не завела ли кого себе на стороне? Скорее нет – ходит только на работу, нигде больше не задерживается, но какое-то отчуждение, чувствовал он, нарастает. Впрочем, не стоит уподобляться Гранову, которого он раскритиковал, и после затихшей ссоры у них всё нормально.
Наконец Вера пришла, пахнущая прохладой, весёлая.
- Как вы тут без меня? – раздеваясь спросила из прихожей.
Не получив ответа прошла в комнату, посмотрела чем занят муж. Тот смотрел новости, и с раздражением кивнул в сторону телевизора, где шёл репортаж о визите Горбачёва в Англию:
- Чего это он попёрся туда со своей Раисой Максимовной? Что ей там делать? По магазинам шастать?
- И правильно сделал! – не сразу ответила Вера, присаживаясь рядом с мужем и положив руку на его плечо, на что тот не отреагировал. - А то жён наших руководителей не видно, как будто у них и нет их вовсе. Вот иностранцы всегда с жёнами.
Николай стал замечать, что в последнее время жена всё чаще становится в противоположную ему позицию, противопоставляясь почти по любым вопросам.
- Нам они не указ! Своего ума нет, что ли? Своей головы на плечах! Незачем нам что-то показное у кого-то перенимать. Это надо же – в служебную командировку с женой попёрся. Странно было бы, если бы, отправляясь по делам завода в командировку, я брал бы тебя с собой.
- Ну, конечно! – поднимаясь, ответила она даже с вызовом. – Я часто думаю – нужна ли я тебе вообще.
- Здрасте, приехали! При чём здесь ты и я, когда речь зашла о Горбачёве? Если это повод, чтоб поговорить о нас, то давай, говори уж прямо.
Но жена вызов не приняла.
- А вот иностранные главы государств с собой жён всегда берут. И мы всё знаем про их жён, а вот про жён наших руководителей – ничего.
- И не надо мне знать что-то про их жён! Это их личное дело, нечего нам в их семейную кухню влезать. А то, что в капиталистических странах делают – не нам пример. А так создаётся впечатление, что без жены он и шагу ступить не может. Неизвестно кто из них правит государством – он или она.
И выключил телевизор с раздражением, вызванным и длительным отсутствием жены, и несогласием с тем, что генсека в поездках везде и всюду сопровождает жена. И тем, что тот говорит уж очень много, одно и то же... Человек дела немногословен, как правило.
- Ты ужинал? – спросила Вера, проходя в кухню.
- Конечно! Тебя разве дождёшься?
- Уж и отойти от вас нельзя! – сказала громко, чтоб было слышно в комнате. – Андрей где, на тренировке?
- Да! – так же громко ответил Николай.
- Так долго?
- К чемпионату города готовится. В следующие выходные. Пойдём болеть?
- Сходи ты.
- Я-то схожу, а ты?
- У меня дел дома полно!
Жена дома и на душе спокойнее. Вскоре пришёл сын, и всё стало на свои места.
Так завершился день, но осадок какой-то всё же остался. Может поэтому не удаётся сразу уснуть? И жене почему-то тоже не спится.
- Коля, почему ты мне цветы никогда не даришь? – вдруг спросила Вера.
- Как так? Восьмого марта, и в день рождения...
- И только?
- Чтоб каждый день дарить денег не хватит.
- Ну не каждый день...
- Часто дарить – интерес к ним пропадет, станет обыденным. Как пели в нашей молодости? «Ты не думай, что я не внимателен \ Что цветы не бросаю к ногам / ... Своё верное сердце отдам»
- А всё же... И комплименты никогда не говоришь.
- Давай спать! Мне завтра с восьми у станка стоять.
- Учился бы на инженера, не пришлось стоять.
- Здрасте! Что же ты вышла замуж не за инженера, и не морочить мне голову.
- Я тебе морочила голову? Да ты сам ко мне приставал.
- Давай спать!
***
Комаркова открыла дверь на короткий энергичный стук – звонок так ещё и не установила.
- Панова, инспектор Отдел внутренних дел по делам несовершеннолетних, - представилась молодая женщина, даже девушка, в милицейской форме. – Разрешите войти?
- Проходите! - пропустила гостью слегка растрепанная хозяйка. – Что-то натворил? Сын мой.
- Близко к этому! – проходя в комнату Панова оглядела обстановку. Железная кровать, небрежно прикрытая одеялом, из-под которого выглядывает уголок простыни, посеревшей от редко и небрежной стирки, за ней навешен на стену коврик неопределённого цвета, годный разве что под ноги. Двухстворчатый платяной шкаф, занявший всю стену до входа в смежную комнату, большой стол у окна. В углу на тумбочке черно-белый телевизор... И смесь запахов какого-то непроветриваемого помещения... В подобных неблагоприятных условиях, как она давно уже заметила, живут все её подопечные малолетние нарушители. Источник становящегося преступным отношения к иной, нормальной жизни.
- Угол свой у вашего сына есть? – спросила, не проходя далее. - Где он уроки делает?
- Уроки делает? Так вот стол есть, большой. Садится за него, и... Учебники и тетради у него всегда с собой, в портфеле.
- У каждого ребёнка должен быть свой притягательный угол. Если такого уютного места не будет дома, он будет искать его в другом месте, – в гостье заговорило её педагогическое образование. – Вот где он сейчас, и с кем вы знаете?
- Гулять пошёл... – не могла ответить на то Комаркова. - Что-то ещё натворил?..
- Пока нет, но... Вы определяли его к какие-нибудь кружки, спортивные секции?
- Ходил в школьный хор, но там не понравилось. Потом в хоккейную секцию пошёл. Так от тренера такой список на спортивную форму принёс! Коньки, шлем, щитки... Мне такое не купить! Зарплата маленькая...
- У вас ещё дочь есть. Где она?
- Маша? У бабушки живёт.
- Почему так?
- Пока... временно... Знаете, зарплата у меня небольшая, алиментов от пропавшего где-то муженька нет... Бабушка и помогает.
Они так и стояли почти у входа в комнату. Панова наконец решила, что для требуемой профилактической работы состоявшегося посещения и разговора достаточно.
- Имейте в виду, что в случае дальнейших правонарушений вашим ребёнком вы будете сами привлечены к административной ответственности, - предупредила перед уходом.