Глава пятая
- Как мы праздники проведём? – за ужином спросила Эллина Викторовна мужа.
- Как всегда! Я пойду в первомайской заводской колонне.
- Я тоже, со школой. А потом?
- Потом? Гм! Отдыхать будем от трудовых будней.
- Знаю как ты отдыхаешь. Что, второго уже на работу? Праздники ещё.
- Придётся! Завод работает все эти дни. Технологический процесс не остановишь! А что?
- Давай на концерт сходим. Или в театр.
- Концерт – скучно, а в театр можно. В Драматический?
- Да! Если завтра билеты достану.
Помолчали, сосредоточившись на пережёвывании мяса с куриных ножек.
- Горчицу бери!
- Да!
-Что за авария на Чернобыльской атомной электростанции произошла? – сменила тему Эллина. – Позавчера. Говорят, какой-то взрыв произошёл.
Оказалось, что на одном блоке АЭС действительно произошёл мощный взрыв, разрушивший корпус машинного зала, с выбросом радиоактивности на большой территории, пятидесятитысячное население города атомщиков срочно эвакуируется. Для ликвидации последствий аварии привлечены войска.
- Не атомный взрыв? – с тревогой спросила Эллина мужа.
- Скорее всего тепловой. Для ядерного взрыва требуется ряд довольно сложно реализуемых условий. – И продолжил: - Вроде бы проводили какой-то эксперимент по оптимизации режима работы системы, да что-то пошло не так. Исследования такого рода проводятся по утверждённым, то есть тщательно проверенным ещё при составлении, программам. Директором АЭС был назначен электрик, а не атомщик, то есть человек недостаточно компетентный для выполнения такой функции. Есть мнение у кое-кого, что номенклатурный управленец может управлять чем угодно, и вот к чему это может привести.
И, хотя была провозглашена гласность, люди по-прежнему не доверяли власти, полагая, что от них скрывают - произошло на самом деле что-то очень страшное.
- Да не скрывают! – возражал таким сомневающимся Сергей Степанович. – Просто находятся в неведении что предпринять, и в растерянности.
- Может, не надо атомных станций? – выразила распространившееся повсеместно сомнение Эллина. – Радиация же…
- Прогресс не остановить! – отвечал супруг. – Такие давние изобретения как колесо, огонь, электричество, а до сих пор продолжают гибнуть люди. На заре освоения пара сколько взрывов котлов происходило, пока не овладели всеми тонкостями процесса? Атомные станции – самый экологически чистый способ производства электроэнергии, потребность в которой всё нарастает. Тепловые станции, особенно угольные - ещё как! - отравляют атмосферу и окрестности выбросами пепла и углекислого газа.
- А гидростанции? Ветряные?
- Гидроэлектростанции, Эля, своими водохранилищами выводят из оборота огромные территории, тоже нанося ущерб природе. Ветряные не обеспечивают требуемые энергетические мощности. И тоже не безвредные для экологии, что не столь заметно для одной установки, но множатся при массовом применении.
- Так мы что, выходит, заложники прогресса?
- Почему же? Просто надо делать всё как следует. Обнинская АЭС, самая первая, тридцать лет проработала без крупных происшествий. Ответственность была гораздо выше, чем сейчас. А в Чернобыле явно сказалось головотяпство, которого в стране становится всё больше на всех уровнях. Вот с чем надо бороться! А то уже поезда ходить стали с запозданиями, чего не было и в самые трудные годы; сверять часы по ним можно было.
***
Придя домой, как всегда, часам к восьми вечера, поужинав, Бромин полулежа поудобнее устроился на диване. Ковыряя в зубах заостренной спичкой, просматривал газету.
«… Производится 4 пары обуви в год, 50 метров ткани на душу населения – но почти всё это не пользуются спросом, 50% - импорт из соцстран, и все гоняются за ним. В очередях в среднем человек проводит 2.2 часа в день, в транспорте – 1.4 часа...»
- М-да!
Убрав посуду, вошла жена.
- Я была сегодня на родительском собрании в школе. Выслушала много неприятного о нашей Юле! – Она подсела на диван. - Учиться стала хуже, поведение тоже испортилось.
- Да? – отложив газету и подбирая ноги, спросил неопределённо муж.
- Да! Ты бы хоть один раз сам сходил в школу и почувствовал каково выслушивать там замечания твоему ребёнку. На фоне похвал другим, успевающим детям. – Надежда присела на краешек дивана. - Надо что-то делать!
- Что делать?
- Что? Воспитывать!
- А мы разве не воспитываем?
- Ты воспитываешь?
- Я? Гм! Уроки иногда с ней делаю.
- И только?
- Она же девочка, больше ею должна заниматься мать.
- Это почему же?
- Ну... лучше понимание психологии. Был бы сын...
- Было бы то же самое! Кроме работы ничего больше не хочешь знать.
- Вот что... Не начинай!
Они помолчали.
- Вот где она сейчас? – прервала молчание Надежда. – Десятый час, и неизвестно сделала ли она уроки даже. Придя домой с работы я её не застала дома, чтоб спросить.
- М-да! – в задумчивости почесал подбородок Бромин. – Придёт – будем разбираться.
И снова взялся за газету.
«Производство ради производства, рост производства не сказывается на благосостоянии… без расчёта на потребителя». Нет компьютерной и копировальной техники. Видеомагнитофонов нет! Которые появились на западе двадцать лет назад. Экономика рассчитана на производство дефицита. Посудомойки, кофеварки, микроволновки – на Западе распространены с 70-х годов! Отсутствует рынок жилья...»
«Советская экономика – не экономика в прямом смысле слова!» - подумалось.
Поднялся, включил телевизор, попереключал каналы. Одно и то же – производственные достижения, международное положение, кинофильм о правильных милиционерах и пойманных грабителях, концерт классической музыки, футбол... Оставил футбол, хотя не очень им интересовался, снова прилёг, переключил на новости.
Сообщили о Пленуме ЦК КПСС, посвящённому подготовке к 70-летию Великой Октябрьской социалистической революции. Тот же Ельцин выразил сомнение в необходимости революции, или что-то в этом роде – из короткого сообщения не поймёшь. За что подвергся критике и, похоже что струсив, сослался на болезнь.
«Интересно что он сказал? – задумался Бромин. - Может и в самом деле так оно есть? Судя по тупиковой экономике и сплошному дефициту товаров, чего нет в странах капитализма?»
«Может, Ельцин в чём-то прав? Может, он и в самом деле какую-то правду сказал, которую скрывают? Принято не говорить народу в чём у них там возникли разногласия, о существовании которых приходится объявлять. Такое впечатление создаётся, что сами не уверены в своей правоте. Помню, ещё когда в институте изучали историю КПСС, никак не мог понять что такое троцкизм, хотя о борьбе с ним немало страниц. Не понимают, что ли, наши партийные идеологи, что это порождает как раз противоположное – интерес к подавляемой стороне...»
Вскоре появилась дочь.
- Ты где это пропадаешь? – спросил строго отец.
- У подруги Оли была.
- Почему так долго?
- Не заметили как время прошло.
- Поди опять в видеосалон ходили? Порнуху смотреть.
- Нет! Олина мама запретила.
- А мы волнуемся - где ты и что с тобой. - И прикрикнул: - Чтоб больше такого не было!
***
Погода осенняя промозглая... Прохладно, сыро и полумрак в квартире, днём почти как вечером от низко нависающих туч. Но, как пелось в песне кинофильма «Служебный роман», у природы нет плохой погоды. Собираясь куда-то надо не только смотреть на прикреплённый на окне снаружи термометр, но и слушать прогноз погоды – на долгий срок он у метериологов не получается, но на день-два угадывают довольно точно.
После короткого предупредительного звонка в квартиру Гудкова пожаловал чем-то взволнованный и растрепанный Степан Гранов. Коротко поздоровались с выглянувшей из кухни хозяйкой.
- Проходи! Что-то случилось? – придвинул ему стул Николай. - Садись!
- Да как тебе сказать... Посоветоваться надо, - и вытащил из пакета бутылку водки.
- Только давай без этого! – движением руки остановил его Николай. – Сам понимаешь, сухой закон ведь действует.
- Сухой закон... – задумался тот – что делать с бутылкой, повертел и оставил её в руке. - Липа всё это! Люди как пили, так и будут пить. Да и закон... полусухой – продают, но мало, только по талонам. А процветать будут таксисты, у которых в любое время суток в багажнике всегда найдётся с наценкой бутылка, да не одна, и прочие ловкачи.
- У них, что ли, брал? – кивнул на бутылку Николай, садясь напротив.
- У них!
- И денег не жалко?
- Да я же пью редко. Эпизодически, можно сказать. А малые дозы даже отравы, как сказал Парацельс, полезны.
- Полезны или нет – вопрос, а вот в масштабах страны – катастрофа. Сколько аварий, преступлений и прочих бед причиняет это зелье! Так что ради общего блага можно и не пить, даже если бы было и сколь-нибудь полезно.
- А вот я выпью! – появилась Вера с тарелочкой нарезанных солёных огурцов и двумя рюмками. – Николаю пить нельзя, он партийный, а мы выпьем. Стёпа, наливай!
Николай от таких слов поморщился, Степан заколебался. Посмотрел на Николая – тот отвернулся. Открыл бутылку и нерешительно налил Вере и себе.
Выпили. Вера по-мужски сунула в рот огурчик и пошла в прихожую, стала одеваться:
- Я к Хановой на пять минут загляну! Вот-вот Андрейка с тренировки придёт, так я ему на кухне всё приготовила.
- Если вот-вот, то могла бы и подождать.
- Ничего, пусть привыкает к самостоятельности. – И вышла.
- Пусть! – Николай переключился на гостя: - Так ты с чем пришёл? – спросил.
- Посоветоваться! – Степан, помявшись, продолжил: - Думаю податься в Хабаровск, на судостроительный завод. Там у меня кореш живёт и работает, с которым в армии служили. Рабочие руки, говорит, нужны, зарплата в полтора раза больше нашей.
- А чем у нас плохо? Повышай квалификацию, зарабатывай больше.
- С нашей бюрократией? Вот недавно отработали в выходной день, смотрю в жировку, а там не все отработанные часы учтены. Пошёл разбираться... Сидят бабы, красятся и кудри друг другу накручивают, чаи да кофеи целыми днями распивают. За один день часы наши подсчитают – вот и вся их работа за месяц. А на мой вопрос отвечают, что больше определённой суммы выплачивать не положено, и всё тут. Вот за счёт нашей зарплаты и живут такие.
- Поедешь, а жена, сын как?
- Скажу тебе честно, с Мариной нам придётся разводиться, - налил себе Степан. – Это тоже одна из причин. Главная даже.
- Что так?
- Не любит она меня!
- Вот тебе раз! Да вы столько лет уже прожили вместе, что такими вопросами не задаются – подвинул к себе оставленную женой рюмку Николай. - Наливай уж и мне! Попробуем разобраться с твоим столь внезапным решением. – Любит – не любит... Во даёте!
***
Квартирант Костя пробыл на свободе недолго. Железнодорожный вокзал в городе один, и хотя тот старался появляться там не чаще двух-трёх раз в неделю, обратил внимание как постоянно куда-то якобы отъезжающую парочку отец-сын, но так никуда и уехавших, и был задержан с поличным. Комаркову в отдел милиции по работе с подростками вызвали прямо с работы, строго предупредили о последствиях.
- В тюрьму захотел?! – взвизгнула мать, как только они зашли домой, и прямо в коридоре отвесила сыну оплеуху. От которой тот не успел уклониться.
- Был бы папа... не пришлось... – ответил вдруг.
- Что? Папу тебе?! А мамы мало?! - И пошла молотить двумя руками.
- Не мама ты мне! - Антон выскочил в подъезд, где она не могла его достать, и выбежал во двор.
Прикрыв дверь, разгорячённая Комаркова села в прострации на стул, тупо уставившись взглядом в пол, и вдруг расплакалась. Разрыдалась, запричитала:
- Ой, за что ж мне... судьба такая? За что?
Прослезившись, утёрлась. Очень захотелось выпить вина или водки.
Прошла в кухню, просмотрела стоявшие на подоконнике и полу рядом бутылки – не осталось ли чего на донышке.