Глава вторая
Прошёл год из череды лет, почти одинаковых в устоявшейся жизни. Дом на Советской заселили, отстучали молотки и умолк сверлящий бетон скрежет, новичок стал похож на своё окружение. По утрам один за другим зажигался свет почти во всех окнах, и через некоторое время уже не закрывались, хлопая, двери подъездов, выпуская спешащих на работу людей. Вместе с ними, а иногда следом выходили с перегруженные ранцами школьники и в меру своих сил и собранности торопились к началу занятий. После некоторого затишья на лёгкий проминаж выходили старушки, но далеко не отходили, садились на скамейки, обмениваясь увиденным и услышанным. Вскоре, вспомнив о своих домашних обязанностях, они расходились. В пустынный двор выходили отдельные личности из выздоравливающих после болезни или проводящих последние деньки отпуска, садились перекурить на детской игровой площадке. Постепенно возвращались школьники, сначала младшие, потом постарше, и, прежде чем идти домой, сложив в кучу ранцы затевали игры.
К концу дня двор оживал снова – с тяжёлыми пакетами и сумками возвращались отоварившиеся в «Гастрономе» соседнего квартала женщины. Появлялись и озабоченные другими делами мужчины. Под присмотром, а чаще без него, выпускали поиграть во двор маленьких детей и потом с трудом загоняли их домой. Некоторые жители, принарядившись, отдельно или парами, отправлялись в кино, театры и прочие зрелища, или просто к кому-то в гости. Где, случалось, задерживались допоздна, да в подпитии, и после их шумного возвращения объятый сумерками двор затихал окончательно.
Крапов вышел из комнаты-кабинета, где только что долго и нервно говорил по телефону, усталый и всё ещё сосредоточенный на теме только что состоявшихся переговоров с главком. Увидев в гостиной сидящую за придвинутым к дивану журнальным столиком, за разбором стопки тетрадей супругу, почувствовал некоторое угрызение совести – у него кабинет и письменный стол, а жена вынуждена работать в таких неприспособленных условиях.
- Эля, тебе же неудобно здесь работать! Может купим и тебе письменный стол?
- И куда мы его поставим? – отклонившись к спинке дивана, взглянула на мужа Эллина.
- Здесь пристроим как-нибудь, - оглядел он комнату, одна сторона которой заставлена мебельной стенкой, другая занята диваном и тумбочкой при нём.
Запахнув халат, он подсел на край дивана.
- И превратим наше жильё в подобие конторы? – взглянула она на него с улыбкой. - Ничего, мне так удобно. За письменным столом я сижу в школе. Да и днём, когда дома, за твой стол подсаживаюсь. Не заметил?
- Заметил! Только ты порядок там у меня не наводи – я потом найти ничего не могу.
- Да я только чуть-чуть прибираю!
- Ты же завуч, зачем тебе уроки и эти тетради? – кивнул он на стопку тетрадей, взял одну, раскрыл.
- Без ведения уроков литературы, без учеников, которым открываешь через неё мир и тем воспитываешь отношение к жизни, не могу. Говорить с ними о литературных героях, видеть их нравственный рост – это что-то очень увлекательное. Никакой другой школьный предмет не носит такой воспитательной функции! Работа завуча всё ещё мною воспринимается как нудная бюрократическая обязаловка, которая вот-вот пройдёт.
- Без определённой бюрократии не делается ни одно дело. И кто-то должен эти функции выполнять.
- Есть же любители!
- Есть, но им нельзя доверяться – они утрачивают цель и, что часто бывает, подменяют её другой, карьерной. – И прочёл вслух из раскрытой тетради: - «... Папа подал мне рюкзак. Он крутой такой...» Кто крутой – папа или рюкзак?
- Такое сочетание встречается сплошь и рядом. А слово «крутой» на каждом шагу.
- Девять часов? – взглянул на настенные часы Сергей Степанович, отложив тетрадь и поднимаясь. – Можно я включу новости? Не помешает тебе?
- Нисколько!
- Посмотрим, так сказать, чем живёт страна.
Он подошёл к телевизору и включил первый канал – как раз началась программа «Время».
Вернулся на диван, сел закинув ногу на ногу, задумался, не обращая внимание на новости. Эллина снова занялась тетрадками.
- Ты как планируешь свой отпуск в этом году? – после некоторой паузы спросил он. - Опять поедешь к маме?
- Да, придётся! Она уже спрашивает – когда. Ждёт не дождётся!
- На целых два месяца?
- Да! Почти. Тяжело ей одной. Хотя соседи всячески помогают купить что или сделать.
- Проще было бы, конечно перевезти мать сюда...
- Проще! Но она не соглашается. Помнишь, когда она была ещё почти здорова, целый месяц провела у нас. Так извелась вся! Даже заболела. Понять можно – там дом, в котором она прожила свои лучшие годы, там могила отца... Огородик при доме. Если перевести её сейчас, она сразу угаснет.
- Известно, старые деревья не пересаживают.
- А ты как планируешь? Съездил бы в санаторий.
- Пока не до того. Затеяли модернизацию цеха заготовок... Осенью должны запустить. И, как всегда, немало проблем.
- Так вы всё время что-то там затеваете. А ты уже второй год без отпуска. Так, знаешь, нельзя.
- Потом всё компенсирую, - равнодушно заключил он.
- Когда потом? Когда загонишь себя? Когда хватит инсульт или инфаркт? Меня очень беспокоит такое твоё отношение к себе.
- Не переживай! Чувствую я себя нормально.
- Ну-ну!
***
Только недавно светило заходящее солнце, наполняя кухню ярким светом, как вдруг потемнело – хоть включай свет. Надежда подошла и захлопнула форточку, выглянула в окно - первый настоящий летний дождь!
Вздрогнули и заметались тревожно под бушующим порывом ветра ветви деревьев, и по ним хлестнули струи воды. Дробью ударили они по подоконнику, скользнули по окну, и полилось, заливая асфальтированные дорожки, побежали по ним вспененные мутные ручьи. Вкривь и вкось одна за другой сверкнули молнии и тут же взрывом, сотрясая стёкла и дом бухнули раскаты грома, усиливая падающий с небес на поникшие деревья ливень.
- Может наш маленький «Юрюзань» поменять? - возвращаясь за стол, где за чашкой кофе и чтением газеты сидел муж, кивнула на стоявший в углу холодильник. – Уж очень тесноват! В магазине что-то хорошее попадётся, так можно было бы взять побольше. Комовы – Танька у нас работает – второй холодильник купили. Да ещё какой - «ЗИЛ»!
- Два холодильника? – удивился Бромин. – Не тесно будет?
- Они в коридоре поставили тот, что меньше. Красота какая, хвастается! Муженёк у ней предприимчивый, продуктами впрок на рынке, а не в магазине, отоваривается. Покупает сразу много – так дешевле выходит им. Нам бы на «ЗИЛ» сменить!
- Надо бы! – подумав, согласился Бромин. - Но очередь на «ЗИЛ», сама понимаешь. И мы, как уже имеющие холодильник, окажемся далеко не первыми в ней.
- Да, но... Мясо с трудом в морозилку втискиваю. Молоко не влезло, чуть на окне постояло и скисло. Лето, тепло уже у окна.
«Вообще ситуация дурацкая, – откладывая газету размышлял Бромин. - На всё – холодильники, мебель, машины очереди. Соответственно толкотня, грызня в них, блат и криминал. Несмотря на надстройку контролирующих органов, государственных и общественных. А надо бы, чтоб всё решалось автоматически. Спрос и производство должны соответствовать друг другу. – И от этого всем очевидного явления сделал вывод, к которому в последнее время приходил всё чаще, и не один он: - Экономика, стало быть, должна быть построена иначе...»
- Поменяем, конечно. Когда-нибудь! - Андрей Павлович допил кофе. – А пока... мал, но работает как часы! А о том кто, где и что купил у вас, знать, только и говорят.
- Не выдумывай!
- Известное дело – женский коллектив.
- Женский...
Помолчали, думая каждый своё.
- Работа у нас какая? – прервал молчание Надежда. - Приходит на днях один работяга – часы ему, видите ли, не всё оплатили. Говорю ему – нельзя больше, а он упёрся, не понимает.
- Объяснила бы, что есть фонд заработной платы, который мы не можем ни уменьшить, ни увеличить, что бы кто сверх того ни сделал. И за то, и за другое накажут.
- Может, переведёшь меня из этого места? – добавила Надежда, принявшись мыть посуду.
- Куда ещё? – хотел было уже выйти из кухни муж, но знал, что разговор лучше завершать, иначе могут возникнуть сложности.
- Ну... в СКБ. Там женщины настоящим делом заняты.
- С чего ты взяла? Чаи с утра до вечера гоняют. Кто хочет, тот работает, не хочет – делает вид, что работает. И не уволишь такого – по судам затаскает. Защита прав трудящихся! Система! – И, поднимаясь и задвигая стул, добавил: - Да и здесь ты – инженер по организации труда, а там будешь только специалистом по диплому – техником.
Когда они перешли в гостиную, устраиваясь в кресле Бромин спросил жену, напомнившую о лете:
- Отпуска грядут... Как, думаешь, в этом году их проведём?
- Может в санаторий? – присела она на диван. - Как в прошлом году?
- Кто же тебе даст путёвки два года подряд, да ещё и в летний сезон? – Бромин почесал лысеющую макушку головы. - Давай съездим дикарями, в Сочи, например.
- Зачем из большого города ехать в такой же большой? Из одной суеты в другую.
- Суета суете рознь. Ну, тогда в Анапу, или где-нибудь в Алуште, или Алупке...
- Так, может, всё же путёвку туристическую какую-нибудь взять?
- Путёвку? Чтоб рано подниматься на завтрак, следить чтоб не опоздать на обед, ужин… Дикарями поедем! Когда что и куда захочется, то и делаешь. Это – настоящий отпуск.
- Ой, не знаю…
- Не волнуйся, всё будет в порядке! – он взял ставшую выходить недавно «Экономическую газету», жена, посидев ещё чуть в размышлении, спросила:
- А с Юлечкой нашей как быть?
- Отправим её в пионерский лагерь. Думаю, путёвку в Евпаторию удастся выбить. – И добавил, взглянув на часы: - Кстати, где она сейчас? Время уже вон сколько.
- Сказала, что у подруги.
***
Гудковы долго не могли уснуть, быть может потому, что ещё не стемнело, хотя они легли по привычке вовремя. Свет проникал через зашторенные окна.
- Я заявилась на лето работать в пионерский лагерь, - сказала Вера.
- На всё лето? – спросил Николай осторожно, надеясь что это не так.
- На две смены. – И добавила как бы в оправдание: - Как в прошлом году.
- Понравилось там, что ли? – с оттенком неудовольствия сказал он.
- Лучше, чем всё лето в больнице. Сын у нас уже определился на это время - с тренером в спортивный лагерь.
- Покидаете меня, значит?
- Можешь съездить в Дом отдыха, или к брату съезди.
- К брату, может и съезжу, но не надолго. Поеду в сад. Поставлю палатку, вечером разведу костерок... Видеть небо в облаках днём, глубину мироздания ночью... Красота! Ведь в городе дальше крыши человек ничего не видит!
- А ты, оказывается, романтик.
- За месяц отпуска срублю баню. Чтоб в любую погоду можно было укрыться.
- Если брёвна ещё не растащили! Ты бы туалет сначала сделал.
- А что его делать-то? День-два.
- А до сих пор не сделал.
- Сделаю сразу. Потом баню. А уж затем домом займусь.
- А грядками, что посадили, кто заниматься будет?
- Так я думал, что ты заниматься будешь. А ты... на всё лето.
- Не на всё лето, а на две смены. Недоволен, что ли?
- Доволен! Всем доволен!
- Нет, я вижу, что тебе не нравится то, что жене будет хорошо...
- Давай не будем выяснять!
Он поднялся, подошел к окну и нервным движением сдвинул поплотнее шторы, хотя уже стемнело совсем. Лёг с подступающим чувством отчуждения, отвернувшись от супруги.
Лежали молча, но не спали оба.
- Давай купим новую мебель, - предложила вдруг Вера как бы возвращая их от разногласия к общим заботам. – Какая-то она у нас... сборная. Артём на железной кроватке спит. Диван наш раскладной подистрепался... Вашими стараниями! – усмехнулась.
- Нашими!
- Шкаф уже не вмещает всего...
- Меньше надо всякого барахла покупать.
- Ты что, против? – отстраняясь от мужа и приподнимаясь, спросила в упор.
- Зато свободно в квартире сейчас. А приходилось на старой квартире чуть ли не боком ходить. Ты этого снова хочешь?
- Освободимся от старого! Часть продадим, часть увезёшь в сад.
- Когда ещё там домик построим. Но я не против! Деньги у тебя есть на всё?
- Почему это у меня? Ты что, не зарабатываешь?
- Но я же тебе их всех отдаю! Твои девяносто и мои сто восемьдесят – если бы по сто рублей хотя бы каждый месяц откладывать, то можно накопить. Но ты же не умеешь экономить, транжиришь на всякие тряпки, шляпки.
- Что я, по-твоему, должна в одном и том же всё время ходить? Спасибо, не буду!
- Тогда о чём разговор!
Помолчали, недовольные друг другом.
- Можно будет часть денег одолжить, - примирительным тоном заговорила Вера. - Я уже ходила в магазин, смотрела. За двенадцать тысяч гарнитур, из Чехословакии.
- Ого сколько! В долги залезем.
- Я даже записалась в очередь на него.
- Показала хоть бы, посоветовались...
- Я знаю, что тебе он понравится тоже.
- Спасибо за доверие!
- Так вот – я записалась, а мне сказали, что очередь дойдёт только через год, а, может, и больше. В стране столько леса, а не могут сделать мебели столько, сколько нужно.
- Столько домов понастроили, решая квартирный вопрос, и всем понадобилось иметь и гарнитуры, и холодильники, и стиральные машины... Разве можно вдруг изготовить всем всё? Это надо же построить новые заводы, изготовить оборудование для них, обеспечить сырьём... Нет такой волшебной палочки! Вот откуда и очереди.
- Столько ждать? – она как будто не слышала его доводы.
- Как раз поднакопим деньги.
- Как депутату, могли бы тебе... вне очереди...
- Как раз как депутат, я никогда на такое не пойду! – он сел и добавил для убедительности: - Да и народный контроль следит за очередью в магазинах.
- И депутаты, и народный контроль уже все этим всем обзавелись, ты один только такой... тюхтя.
- Не ври! Может, кто-то из них и подшустрил, но знаю – подавляющее большинство депутатов и членов народного контроля такое себе не позволят.
- Зачем тогда бы они шли в депутаты?
- Во даёшь! Неужели, ты думаешь, в деятельности людей единственный стимул – как бы что-то урвать раньше и больше других? Ошибаешься, милая моя!
- Дорогой, ты взялся и мораль мне читать? - отвернулась и она.
- Ничуть! Просто объясняю почему ни на какие обходные варианты никогда не пойду.
- Кто бы в этом сомневался! – рассердившись, она поднялась и, накинув на плечи халат, вышла в кухню.
***
- Ты почему в лагере сегодня не был? – строго спросила сына Комаркова, встретив его в коридоре, как только тот открыл дверь и вошёл.
- Был! – не задумываясь ответил Антон.
- Врёшь! Мне вожатая на работу звонила.
- Я опоздал только! – И, испугавшись наказания, добавил: - Немножко.
- Ничего себе немножко! Вожатая мне после обеда звонила. С дворовыми пацанами болтался? Сколько разя тебе говорила – оставь их. До добра не доведут.
- Они меня не отпускали в лагерь, - признался Антон.
- Кто не отпускал? Лёнька этот? – Комаркова прошла в кухню.
- Все не отпускали.
- Вот и не ходи к ним.
- Я не ходил! – прошёл вслед за матерью Антон.- Они мне дорогу перегородили.
- Ещё что! Разбойники. Вот я им задам!
Гнев матери переключился на других, угроза задать им в который раз повисает в неопределённости, так что конфликт с матерью был почти исчерпан.
- Я кушать хочу! – сел он за стол и достал хлеб, стараясь скрыть то от возившейся у газовой плиты матери.
- В лагере ведь кормят! Поэтому я и не готовила обед.
- А сама ты где ешь? – отщипывая хлеб и поспешно жуя спросил он .
- На работе, в столовой. А ты теперь жди. – И прикрикнула: - Оставь хлеб, перебьёшь аппетит!
Но голодный сын не мог оторваться, ощипывая батон.
- Я что сказала?! Ещё и грязными руками!