- 5 -
Сестра осталась у нас на несколько дней. Однажды я ей сказала: "Некому меня больше ругать за то, что Ира не может жить дома, а такая маленькая находится в другом месте - в интернате". И моя мама, и мама Роза были едины в этом вопросе. Мы пытались объяснять, да они и сами понимали в каком положении мы находимся, и что это временно. Недовольна наша мама была и тем, что мы летом Иру и Сашу отправили в пионерский лагерь. А мы, по нашим представлениям, старались для детей, хотели для них сделать что-то хорошее. О пионерском лагере мечтали все дети, но не все могли туда попасть. Я выбивала, выпрашивала, вымаливала у рабочкома путёвки для своих детей, полагая, что они заслужили этот отдых. Наши мамочки не хотели меня понять, они стремились побыть со своими внуками как можно больше времени. Им нравились шумные игры, устраиваемые дома или во дворе детьми и их друзьями. Мама сидит поблизости и любуется ими. Когда детей нет дома, она скучает. Впоследствии, я часто об этом задумывалась.
Маша уехала в Донецк, пообещав приехать на мамины сорок дней. Я прожила эти дни в заботах и постоянных слезах о матери. Не хотела, правда, чтобы мои слёзы видели родные, поэтому плакала, когда оставалась дома одна. Саша и Эмиль выздоровели. По приезде сестры, мы с ней приготовили обед, пригласили соседей, немецких женщин, помянули маму. Поговорили с людьми, поспрашивали их советов, честно признались, что хотели бы найти другое место жительства. Главное условие - дети не должны проводить своё детство вдали от нас, родителей. В деревне оставалось только три класса; Саше со следующего года тоже предстояло жить в интернате.
Нам дали адреса нескольких совхозов. На Кубани - все совхозы хорошие, богатые, наш в том числе. Но на центральных усадьбах, где имелись школы-десятилетки, не было свободных квартир. Поехали мы с Машей по этим адресам, везде одно и то же - квартир нет. Таким образом попали мы в Темрюкский район, где жила знакомая нам семья. Места эти находятся на Кубанской стороне Азовского моря. Совсем недавно в тех краях случилась трагедия - море вышло из берегов и затопило близлежащие совхозы. Случилось это в конце октября 1969 года. Повсюду ещё шли строительные работы. Мы с хозяйкой этой семьи обратились к директору одного из совхозов. Он обещал нас взять и предоставить квартиру. Но когда? Попозже. Сейчас квартир в наличии нет.
Места вокруг выглядели жутко. Люди и местность ещё не оправились от прошедшего кошмара - Темрюкской трагедии. Вода пришла ночью, неожиданно для всех. Утонуло много людей, почти весь скот, дома долго плавали в воде. Мы подумали, поговорили между собой и решили, что не стоит связывать свои судьбы с таким несчастливым местом. Вернулись ни с чем назад. Так не хотелось нам уезжать из этого тёплого, солнечного края, где всегда богатый урожай зерновых. Пшеница давала по 50 центнеров с гектара, а ячмень - 60. На столе - разнообразие фруктов и овощей. Где мы такое ещё увидим? Но раз мы не смогли устроиться ни в один совхоз на центральную усадьбу, значит нужно ехать только в Казахстан, в Кустанайскую область.
Маше с сыном приходилось нелегко в Донецке, у неё не ладились отношения с новым мужем. Переживала она и разрыв между сыновьями, хотела, чтобы они почаще друг с другом виделись и общались. Сестра очень сильно скучала по Володе, старшему сыну. Мы тоже переживали и страшились того времени, когда Сашу придётся устраивать в интернат. Он ослаб после перенесённого гриппа, не обладал боевым характером, и исполнилось ему всего лишь десять лет.
Мы с сестрой были уверены - нас обязательно примут в наш родной совхоз "Соколовский" на центральную усадьбу. Из-за рудников посёлок перенесли на новое место, в степь, далеко от старой усадьбы. Получил он и новое многообещающее имя - Ульяновск. Там возводились хорошие комфортабельные по тем временам квартиры, уже действовали детский сад и школа-десятилетка. Требовались рабочие руки, так как посёлок городского типа только строился. Открывались современные, специально оборудованные комплексы для коров и свиней, распахивались под посев новые степные земли. Круг замкнулся: место, куда забросила нас злая судьба после войны, и откуда мы пытались вырваться в пятидесятых годах, вновь очень сильно поманило нас к себе.
- 6 -
Итак, в июле 1972 года к нам на наше четвёртое отделение Кропоткинского зерносовхоза из Донецка приехали Маша с сыном Алексеем. В руках - сумки и больше ничего. До отъезда мы каждый день ходили на кладбище к нашим мамам, благо жили совсем рядом. Сдали в контейнер и отправили на новое место вещи и мебель, всё что у нас имелось. Все вместе улетели на самолёте в город Кустанай. С аэропорта на машине приехали в совхоз, где все нас знали, и мы с Машей знали каждого с детства. Мы их по праву считали своими родными людьми, они ими и оказались в действительности. Эмилю и детям пришлось со всеми знакомиться. Нам обещали в скором времени дать квартиру, а пока до осени пришлось пожить у знакомых. Володя, старший Машин сын, часто приезжал со Старой Соколовки, где он жил с бабушкой и отцом. Даже посторонние люди не могли сдержать слёз при первой встрече матери с сыном. Теперь Володя мог часто оставаться со своими родными.
Перед началом учебного года мы получили новую двухкомнатную квартиру в строящемся районе, а Маша с сыном - однокомнатную. Через несколько лет условия нашего проживания улучшились. Мы перешли жить в двухярусную трёхкомнатную квартиру, а Маша - в двухкомнатную. В самом начале всем приходилось нелегко. Так как посёлок в степи только строился, до конца не проложили коммуникации. Не было своей воды, поэтому и канализация ещё не работала. Привозная вода ценилась, и её приходилось экономить. Общественные туалеты располагались на улице. Квартиры строились со всеми удобствами, с центральным отоплением, с тёплыми туалетами, ванной и водопроводом. Примерно через год появилась и своя вода. Мы забыли как заготавливать дрова и топить печи, они в домах и не предусматривались. Зимой в квартирах - тепло, в посёлке - своя котельная, которая и отапливала все жилые дома и общественные предприятия.
В работу мы включились сразу. Эмиля, как и на Кубани, приняли механизатором, а я пошла в детский садик завхозом. Маша, как и раньше, начала работать свинаркой на свинокомплексе. Не умея по-другому, мы работали, не покладая рук, в совхозе и в своём хозяйстве. В то время мы с Эмилем были полны энергии и здоровья, ведь исполнилось нам по 34-35 лет. У сестры ещё в молодом возрасте появились различные проблемы со здоровьем. Возможно, повлияло тяжёлое голодное детство, изматывающая работа с 12 лет, а может - неудавшаяся семейная жизнь, вечно присутствующий страх за себя и за детей. Работа на свинокомплексе требовала физических усилий, а Маше становилось с каждым годом всё хуже. В 38-40 лет без таблеток она не могла нормально жить и работать. Мы все завели небольшое хозяйство: корову, свиней, кур. Совхоз выделял землю под огороды, а позже и под дачи. Сестре мы помогали как могли - убрать картошку или управиться со скотиной в сарае. В последующие годы Маша всё чаще лежала в больницах.
Мы быстро привыкли к новой жизни в Казахстане, нам всё нравилось. Дети ходили в новую школу с большим спортзалом и столовой. При хорошей погоде они прибегали на большой перемене домой перекусить, ведь всё было рядом. Недалеко от школы располагались магазины, фельдшерский пункт, на другой стороне посёлка - контора, современная столовая. Через несколько лет выстроили красивый Дом культуры.
Для себя Эмиль соорудил железный гараж, в котором стоял новый мотоцикл "Урал". Он смог купить эту технику за хорошую добросовестную работу механизатором. Из года в год он намолачивал больше всех зерна, считался совхозным передовиком. Когда летом до уборки у него появлялось свободное время, он вместе с мальчиками Володей, Сашей и Лёшей уходил в гараж и занимался с ними. Все трое росли добрыми, красивыми, высокими ребятами. Эмиль подарил им свой старый мотоцикл "Ковровец", на котором они и экспериментировали, кто во что горазд. Со временем, мотоцикл и на "Ковровец" не стал похож, но на ходу был всегда. Нашим ребятам помогали их друзья, которые также принимали участие в переделывании мотоцикла. Саша хорошо учился в школе, ему всё давалось легко, особенно математика и физика. Не прилагая больших умственных усилий в усвоении материала, с первого по восьмой класс он был круглым отличником. Повзрослев, ему стало неудобно перед друзьями за свои пятёрки, позже он разбавил их четвёрками.
- 7 -
Меньше чем через год после переселения в Северный Казахстан в нашей семье произошло очень важное событие - 25 марта 1973 года у нас родился сын Виктор. Имя ему дали Саша с Ирой и двоюродные братья Володя с Лёшей. Володя даже заявил, что не будет приезжать, если мальчика не назовут Витей. Пришлось соглашаться, ведь Володя в семье - главный изобретатель всего, что движется и не движется: детских конструкторов, самолётиков и машинок. Когда родился Витя, Ире с Володей было по 14 лет, Лёше -12 лет, а Саше - 11. Вроде нянек - достаточно, но чаще всего - никого. Дети занимались в школе, у каждого имелись и свои дела. Хорошим помощником оказался Саша. Витя рос таким же крепеньким, полненьким, со складками на ручках и ножках, как в своё время и Ира с Сашей. Днём Витя требовал внимания к себе, а ночью вёл себя спокойно. Кушал хорошо и засыпал, никому не мешая отдыхать. Всякие болезни обходили его стороной, болел Витя очень редко и в раннем детстве, и подростком. Как все мамы, я вставала ночью, кормила его и пеленала.
Со временем с малышом появилась одна проблема. Дело в том, что родился Витя полузадушенным, его шейка во время родов была обвита пуповиной. Он и закричал после появления на свет не сразу, некоторое время его тельце имело синюшный оттенок. После трёх месяцев, когда малыш начинал сильно плакать, к примеру, не сразу удовлетворяли его желания, он закатывался. У него останавливалось дыхание, лицо и губы синели, а мы страшно пугались. Казалось, это никогда не кончится. Заранее невозможно предугадать, когда ребёнок закатится. Он мог удариться и сильно заплакать, мог просто обидеться и заплакать. И тогда жди приступа. Хватали его на руки, трясли, дули, выбегали с ним на улицу, надеялись, что он очнётся. С этим ничего нельзя поделать, а только ждать, когда он повзрослеет и сам начнёт понимать, что плакать нельзя. Конечно, мы старались не допускать Витиных слёз, исполняли все его капризы и желания. Продолжались эти страхи за жизнь сыночка до трёхлетнего возраста. Только тогда он осознал свою странную особенность, и сам стал воздерживаться от слёз.
В детский садик Витю приняли в возрасте семи месяцев. У нас были и ясельки, куда принимали с двух месяцев. Меня раньше положенного срока вызвали на работу в качестве завхоза. Но разрешили в любое время приходить к сыночку, покормить его и уложить спать. В совхозе построили новый детский сад "Одуванчик", а мне предстояло принять его со всем оборудованием, мебелью, игрушками. Со старого места вместе с детьми и с коллективом нас переселили в новое помещение. Садик построили на 180 мест. Всего было шесть групп по возрастам. В каждой группе имелось две большие комнаты: зал для игр и занятий, там же и кушали четыре раза в день. В помещении стояли маленькие аккуратные столики со стульчиками. В шкафчиках на полочках лежали разнообразные игрушки. Во второй комнате, в спальне размещались тридцать кроваток с новым постельным бельём. Вся мебель - красивого салатного цвета. В коридорчике в ряд стояли шкафчики для каждого ребёнка и скамеечки, где сидели дети, одеваясь или раздеваясь. Имелась ещё одна комната, разделённая на туалет и маленькие умывальники. Для каждого ребёнка на вешалке висело полотенце. Так было устроено в каждой группе. На нижнем этаже располагался большой зал, где стояло пианино. Вместе со своими воспитателями и учителем музыки все дети под музыку делали утреннюю зарядку. На полу, как и в каждой группе, лежали большие шерстяные ковры. В этом зале проводились и специально подготовленные воспитателями детские утренники и концерты. Детки выглядели как артисты из театров, знали наизусть много стихотворений, умели красиво петь и танцевать. Проводились постановки различных сценок, для этого разучивались тексты. Взрослые удивлялись, какие их дети талантливые, на детские концерты приходили даже руководители совхоза. Я думаю, многим детям родители не смогли бы дать такое развитие, какое они получали в совхозном детском саду.
В здании детсада имелось много служебных комнат, чистотой и свежестью сияла прекрасная кухня. В своём кабинете работала постоянная медсестра, которая следила за состоянием здоровья своих воспитанников. Всегда вовремя проводились прививки, у родителей об этом голова не болела. Одним из главных мероприятий по поддержанию здоровья малышей становилось закаливание. Ручки и ножки постоянно обливали прохладной водой, особенно в летнее время. В здании имелась своя большая прачечная, где стиралась масса постельного белья, полотенцев, ползунков. Из дома ничего не требовалось приносить, всё это выделялось совхозом для садика, для детей. Родители могли спокойно работать, зная, что дети всегда сыты, одеты, ухожены.
А как питались дети? Можно было с уверенностью сказать, что дома ни один из детей этого не видел и не пробовал. Разнообразные фрукты, овощи, соки - дети ели и пили сколько хотели. Во время игр на свежем воздухе воспитательница собирала своих малышей в беседке, где каждый получал фруктовый сок. Хорошие продукты, фрукты и соки получала заведующая хозяйством детского садика в городе Рудном в специальном складе-магазине. Туда поступало всё самое свежее, хорошее для города, где добывают железную руду. Наш совхоз Соколовский был прикреплён к этому снабжению. В свою очередь, он поставлял на эти же склады для городских детсадов свежее говяжье мясо, молоко. Я описала совхозный детский садик, где всё своё раннее детство провёл и наш сын Витя, не вдаваясь в подробности, вкратце. Я сама там трудилась и постигла всю эту кухню изнутри. Я помню садик, в который ходил Саша. Он даже отдалённо не напоминал Ульяновский детский сад. Прожив ещё много лет, я увидела садики здесь, в Германии. Могу теперь с уверенностью сказать, что тот детсад 1974 -1990 годов - это был настоящий рай для маленьких детишек.
А какой персонал! Добросовестные, умные воспитательницы, няни, повара, кастелянши, рабочие прачечной, заведующая, завхоз, медсестра. По ночам сторожа берегли этот богатый детский мир. Одного из них чуть не убили, когда в конце 80-х воры залезли в большой зал и вытащили через выставленную раму и разломанное окно большой ковёр и пианино. Это стало началом варварства, которое стремительными темпами охватит всю страну СССР и уничтожит её. Что же впоследствии осталось от этого прекрасного садика "Одуванчик"? Груда разбитых кирпичей, камней, штукатурки, стекла, развороченные беседки. Всё дорогое, хорошее растащили те, кто встал у руля новой власти. Вёдра, игрушки, постельное бельё, посуду раздали вместо зарплаты рабочим - в 1994-95 годах не было денег у совхоза.
В Ульяновске в 70-х, 80-х годах жило много молодых людей, рождались дети. Мест в детском саду не хватало, построили ещё один. Новый детский сад постигла та же участь. Нет теперь нашей столовой, многих домов. Не существуют огромные свинокомплексы, МТМ, котельная, стройучасток. Остались ещё школа, магазин, в страшном состоянии находится Дом культуры. Всё это разорение я видела в моих поздках в Казахстан в 1999, 2002 и в 2011 годах. На центральной улице осталось совсем мало пришедших в негодность домов, с выведенными на улицу в окна железными ржавыми трубами. Через них выходит дым, когда в доме топят печку. Центрального отопления в посёлке давно уже не существует.
Я вспоминаю - каким же красивым был посёлок раньше. Улицы все асфальтированы, в центре посёлка расположена аллея, где из маленьких выросли большие деревья. Кто-то же планировал удобную и спокойную жизнь для сельских жителей? Вся аллея вокруг обнесена заборчиком, который постоянно обновляли и красили. За аллеей ухаживали ученики старших классов, они содержали в чистоте улицы, площадь. Всегда всё было чисто, ухожено, жители домов следили за порядком в своих дворах, в палисадниках. Убирался мусор, опавшие старые листья. Весной округа оживала - расцветала сирень, цветы, распускались листочки на деревьях. Наш посёлок казался маленьким зелёным оазисом в бескрайней, покрытой ковылём степи. Благоустроенный дом на восемь семей, где жили и мы, находился возле большой столовой, недалеко от главной дороги. Возле столовой постоянно останавливались машины. Шофера, рабочие всегда могли там недорого покушать. Недалеко - автобусная остановка. Автобус совершал рейсы в город Рудный несколько раз в день. Между столовой и двухэтажной конторой - большая площадь, на которой проводились праздники, различные собрания и концерты.
Совхоз Соколовский во всех отношениях являлся передовым в районе. В бытовом плане простым людям жилось всё лучше и лучше. К примеру, придёт женщина вечером домой с работы, печку топить не нужно. В доме тепло, даже ночью. Котельная работала в три смены, тепло поступало в дома, в школу, в садики и т.д. Холодная и горячая вода текла в квартирах из кранов. Ванная и туалет в доме, как в городе. В каждой квартире имелась газовая плита и духовка - вари, стряпай, сколько душе угодно. В начале девяностых к посёлку начали подводить центральное газовое отопление, но не успели. Почти моментально наступил развал всего и вся. В эти двадцать лет нормального существования посёлка постоянно, с нарастанием, делали что-то хорошее для простых тружеников. В совхозе получали новую технику, автомашины. После распада СССР в 1991 году стремительно набирало обороты разорение совхоза и обнищание его жителей. Руководители быстро распродали всю сельхозтехнику, трактора. Кому только? Неизвестно. Людей, которые трудом заработали общественное богатство, никто не информировал. За одну ночь исчезли из автогаража Камазы, маленькие и большие машины. Затем потихоньку вместе с семьями исчезло и наше руководство - кто куда.
В 1976 году мы жили в двухярусной квартире с замечательной планировкой. Две комнаты с коридором вверху, на втором этаже, внизу - большой зал с кухней и ванной комнатой. Имелось два выхода на улицу - через зал на веранду и в палисадник, и со стороны кухни через маленький коридор. В квартире - большие окна, так что в доме всегда светло. Места хватало всем. В этом доме рос в любви и ласке наш младший сынок, ведь его окружало столько взрослых, родных людей. Каждый вечер к нам приходила моя сестра Маша. Какой бы уставшей она ни была после работы, наиграется с Витенькой и идёт домой. Ира и Саша в нём души не чаяли, любили и баловали его. Летом Эмиль видел ребёнка редко. Уходит на работу, малыш ещё спит, приходит домой, все дети уже спят. До года Витя просыпался в пять часов утра, а чем старше становился, тем дольше любил спать по утрам. Вите я посвящала больше времени, чем в этом же возрасте другим своим детям. Образ жизни круто поменялся, не было больных матерей, я могла распоряжаться своим свободным временем.
- 8 -
Шли годы, дети хорошо учились в школе, взрослели. В 1976 году Ирина на отлично закончила 10 классов и уехала далеко от нас, поступила в городе Барнауле Алтайского края в сельскохозяйственный институт. Она всегда скучала по своей Родине - Сибири, вот и решила туда вернуться. Мы все думали, что это временно, она скоро к нам вернётся, и мы будем жить опять вместе. Правду чувствовал один её брат Витенька. В три годика он бежал вслед за автобусом, на котором уехала Ира, пока не обессилел. Никто из нас не мог его остановить. Бежал он в расстёгнутой курточке, светлый чубчик от быстрого бега поднялся. Крик и плач слышен был далеко: "Няня! Вернись!" Он продолжал плакать несколько дней. Ходил с опущенной головой и Саша, переживал по-своему. В доме поселилась тишина, не слышно стало смеха, возни по вечерам трёх наших милых детей. Ещё одну ошибку в жизни мы, родители, допустили вместе с нашей дочерью, позволив ей так далеко уехать из дома. Связи, кроме долгоидущих писем тогда не существовало - никакого телефона, интернета. Через полмесяца пришло письмо от Иры о том, что экзамены она успешно сдала, её приняли в институт. Ей предстояло теперь пять лет учиться на агронома.
Эту профессию она могла бы с успехом приобрести у нас в Казахстане, в городе Кустанае. Но романтика и незнание жизни взяли верх. Родилась она в Алтайском крае, это её Родина, туда тянуло её всё детство. Она не представляла себе, каково там жить на самом деле в деревне, да ещё имея мужскую профессию агронома. Пришлось нам в разлуке мучиться, ожидая писем, далеко друг от друга - 19 лет. Не видела она, как вырастал Витя, превращался в настоящего взрослого парня, красивого, высокого, стройного, отличника в школе. Она по нему очень скучала, а Витя с раннего детства, с трёх лет понимал значения слов - разлука, ожидание.
Приходя из детского сада домой, он ни разу не пропустил эту процедуру: бежал первым делом к почтовому ящику и высматривал, белеет ли что-то сквозь щель. Если белеет, значит там спряталось письмо от Иры. Он хотел, чтобы каждый раз, приходя домой, в ящике лежало письмо. Но ведь так не бывает. После пустого ящика начинаются слёзы, уговоры, утешения, обещания. Я старалась отвлекать Витю, чтобы он занялся чем-то интересным для себя. Писем ждал каждый из нас - папа, Саша, но больше всех я. Иногда казалось, что мне тяжелее всех, что я особенно жду эти миленькие слова, слышу её голос, вижу бисеринки букв. Нам каждый вечер хотелось получать письмо от Иры. Два раза в год Ира приезжала на каникулы домой, тогда наступали для Вити счастливые дни. Он мог не ходить в садик, проводил с сестрой много времени.
Летом 1979 года, во время Ириных каникул, тяжело заболела моя сестра Маша. От высокого давления у неё случилось кровоизлияние в мозг. Несколько дней сестра лежала в больнице без сознания, и мы с Ирой по-очереди дежурили у её постели. Машин сын Алексей в это время служил в армии. Его пришлось вызвать к матери, так как врачи не гарантировали благополучного исхода. Но молодой Машин организм, её постоянный оптимизм и весёлый характер победили этот страшный недуг. Она не только поднялась с кровати, но у неё постепенно нормализовалась речь, вернулась память и прошла парализация конечностей. Работать, как прежде, на свинарнике сестра не смогла. В совхозе ей дали более лёгкую работу - поставили сторожем на свиноферме. После этой болезни у Марии начала развиваться стенокардия, ослабло сердце, появилась одышка. Через несколько лет, после двух инфарктов, здоровье моей сестры было подорвано окончательно.