- 1 -
После таких волнений и переживаний нервы у человека сдают, часто возникают срывы, меняется характер, нередко - в худшую сторону. Не желала бы я такое пережить внукам. Дети наши уже это прошли, уезжали в другую страну с такими же сомнениями, на пределе всех человеческих сил. Как бы я не затягивала время отъезда, этот неминуемый день всё же наступил. Прощались мы с плачущими родственниками. Осуждали ли они нас? Конечно, осуждали. Я стыдилась поднять глаза и посмотреть в лицо своему дяде, тётушкам, двоюродным сёстрам. Эмилю этого не довелось пережить. Одна радость оставалась у нас с детьми: скоро мы встретимся с нашим папкой, а мама Роза - с сыном. В поезде, по дороге в нашу новую жизнь Сашеньке исполнилось шесть лет - 19 мая 1968 года.
Первое лето мы прожили в украинском селе Житловка, на квартире, рядом с семьёй сестры Маши. На работу с Эмилем устроились в городе Кременном, расположенном недалеко от нашего села. Область, куда входил наш город, часто переименовывалась, одно время она звалась Луганской, позже - Ворошиловградской. Эмиль на машине развозил продукты по магазинам, а я нашла место на фабрике детской мебели, в лакокрасочном цехе. Недалеко от села раскинулся сосновый лес, весь изборождённый окопами прошедшей ужасной войны. Даже на поверхности ребятишки находили гильзы, каски, а если копнуть поглубже? В селе жители разговаривали по-украински, преподавание в школе велось также на украинском языке. К сентябрю мы переехали в город, сняли там небольшой домик. Ира пошла в третий класс русской школы, где несколько раз в неделю проводились уроки украинского языка и литературы. За год дочь хорошо освоила новый для себя язык и закончила класс с одними пятёрками.
Саша пока оставался дома с бабушкой. Какое-то время перед школой он посещал подготовительный класс. Мы купили для сыночка костюмчик и портфель. Дети сестры - Володя и Лёня, посещали украинскую школу в селе Житловка.
В первые месяцы пребывания на нашем новом месте с Эмилем случилась страшная авария. Он ездил встречать меня после работы на мотоцикле. Вечером, после второй смены, другой возможности приехать в село не было. В темноте он не заметил дерева, которое кто-то ради забавы вытащил на дорогу, и врезался в него на полном ходу. Рядом никого, кто бы мог помочь, не оказалось. Эмиль пришёл в себя, в шоковом состоянии сел на покорёженный мотоцикл и приехал весь окровавленный домой, где и потерял сознание. А дома находились только бабушка Роза и дети. Неизвестно, что бы случилось дальше, если бы не Николай, Машин муж. Он ночью увёз мужа в больницу, когда тот был в бессознательном состоянии. У Эмиля оказалась трещина в черепной коробке, сильное сотрясение мозга, ушибы по всему телу. Больше месяца он провёл в больнице, первое время мы опасались за его жизнь. Эмиля потом долгие годы мучили жестокие головные боли.
В городе мы подружились с соседями-украинцами, и дети, и мы ходили друг к другу в гости, вместе отдыхали на природе. У нас появилась возможность построить свой дом и навсегда обосноваться в небольшом украинском городе, недалеко от нашей Родины. На работе и дома, в основном, нас окружали порядочные, приветливые люди, готовые всегда прийти на помощь. И климатические условия, и обеспечение продуктами в магазинах – никакого сравнения с Сибирью. Но ветер странствий закручивал нас всё глубже в свою воронку, казалось, мы не вправе сами распоряжаться своей судьбой. Нас гнало по свету, как перекати-поле, в поисках лучшей доли для себя и своих детей.
- 2 -
Через год по разным причинам нам пришлось оставить понравившееся место и опять пуститься в путь. К нам в гости приехал средний брат бабушки Розы - Отто, дядя Эмиля. Он со своей семьёй жил в Краснодарском крае, в станице Тбилисская. После долгих разговоров, он убедил нас переехать к ним, предлагал свою помощь. Мы доверились ему, как более образованному и повидавшему жизнь человеку. Оказалось, что не мы сами решили за себя, а кто-то за нас определил нашу дальнейшую жизнь.
Места в станице Тбилисской для нашей семьи не нашлось. В результате оказались мы в 12-ти километрах от цивилизации, на четвёртом отделении совхоза Кропоткинский, в маленьком селе. Некоторое время жили впятером в небольшой комнатке в бараке. К зиме выделили нам двухкомнатную квартирку. Меня хотели принять завхозом в детский садик, но из-за болезни матери о постоянной работе речь и не шла. Я была зачислена в бригаду женщин - разнорабочей. У мамы Розы опять участились приступы, особенно по ночам. Тогда мы по очереди спали, кто-то из нас всю ночь сидел у её постели. Во время приступа нам обоим приходилось держать её руки, ноги, чтобы она не упала с кровати. В больницу пожилых людей в станице не ложили. Первый после приступа день мама спала и казалась невменяемой. Эмиль устроился в совхоз механизатором. Весной сеял зерновые, осенью на комбайне убирал урожай.
Школа на отделении была только начальная, находилась она в небольшом помещении. Два класса одновременно вела одна учительница в одной комнате. Ира пошла в 1969 году в четвёртый класс, а Саша - в первый. Для Иры сельская школа в таких условиях после городской явилась шоком, но человек, особенно ребёнок, привыкает ко всему. На перемене дети прибегали домой, навещали бабушку Розу. Если она недомогала, Ира приходила за мной на работу. После посещения фельдшера я весь день потом оставалась с мамой. Вот так мы приспособились опять к новой жизни. После четвёртого класса дети учились дальше в станице, но жили всю неделю в интернате. Домой их привозили на машине только на один день, воскресенье. Суббота в то время считалась рабочим днём - и на производстве, и в школе.
Как мне тогда казалось, мы быстро встали на ноги, купили себе хозяйство. У нас был загороженный двор, даже собачка бегала на цепи. На Кубани - тепло, нет таких ужасных, снежных зим, как на Алтае, повсюду, даже вдоль дорог, росли различные фруктовые деревья. Мы наслаждались вкусом первый раз в жизни увиденных фруктов. Позже стали делать на зиму компоты. В совхозе, недалеко от нас, рос огромный сад, в котором плодоносили вишни, яблони, сливы, груши, абрикосы и т.д. Им пользовались все жители нашего маленького отделения. Повсюду раскинулись и плантации винограда, которым мы могли наесться досыта. А какие вкусные, сочные, огромные арбузы и дыни! Арбузы мы ели свежими до Нового года, запасались ими в огромных количествах. Мы с Эмилем первое время считали, что правильно сделали и уехали в эти благодатные края из холодной Сибири.
- 3 -
Но меня очень тяготило расставание с моими родными, в особенности, с мамой и с Федей. Я вынуждена была жить в разлуке и с моей сестрой Машей. Не заладились отношения Маши с Николаем ещё в то время, когда мы жили на Украине. Вскоре они и разошлись, поделив детей. Маша уехала в шахтёрский город Макеевку Донецкой области с младшим сыном Алексеем. Она сошлась с одним мужчиной, с шахтёром, и жила у него. Лёша ходил там в школу, считал этого мужчину своим отцом. Володя остался с Николаем, который в скором времени женился на украинке и уехал назад в Казахстан. Осуждали ли мальчики своих родителей за этот разрыв? Я думаю, что братья скучали впоследствии друг без друга. Покалечили Маша с Николаем и свои жизни, ведь развод так просто не проходит. Стресс в жизни, стресс в семье - как часто после этого нарушается психика, а вследствие этого возникают различные неизлечимые болезни. Так случилось и с ними - годами болели и ушли в мир иной в 60 лет.
А мы с Эмилем хотели только лучшего для себя, для своих детей и матерей. Постаревшие мамы годами тосковали о Родине, о Ставрополье. Всю свою тяжёлую жизнь в чужом краю - в Сибири, в Казахстане, они могли только в беспокойных снах побывать "дома". Родина наших детей - Алтай. Место невольного изгнания немцев стало для них, родившихся там, самым дорогим и прекрасным на всём белом свете. Мы мечтали жить в тёплом месте, где зима не такая долгая и холодная, где растут фрукты и спеют арбузы. Мы трудились изо всех сил, стремясь изменить свою судьбу. Много раз нам и не везло. Самое главное - мы работали старательно, куда бы нас не посылали, никогда не ленились. Эмиль во всех коллективах числился в передовиках, получал заслуженные премии. Дети не страдали - не хуже других обуты, одеты, ухожены, чистые, сытые, спали спокойно в хороших постелях. В холодные времена не мёрзли, не знали, что такое голод. Мы оба безумно любили своих детей, никогда не выпивали, не гуляли. После школы детей всегда ждала еда на столе. Кусочек их детства прошёл в благодатном краю - на Кубани.
Интернат, где училась Ира в пятом и в шестом классе, вошёл в нашу жизнь как недоразумение, мы не смогли его обойти. Но многие дети жили в то время в интернатах: и на Кубани, и в Сибири, и в Казахстане. В стране это считалось нормальным явлением. Ведь десятилетние и восьмилетние школы существовали не в каждом посёлке. Уезжать нам с Кубани не хотелось, жизнь здесь проходила спокойно, тихо. Зимой мы уходили в отпуск по очереди, Эмиль - в феврале, я попозже. Эмиль хозяйничал во дворе и присматривал за матерью. Отпуск мы использовали не для своего отдыха, а только для домашних дел. Летом бабушке Розе становилось получше, прекращались ночные приступы. А как мы были этому рады! В мае поспевала черешня, затем яблоки - белый налив, и так вплоть до октября - одни фрукты сменялись другими. Морозы на Кубани - редкость, и вместо снега часто шли дожди. Асфальта ещё не было, поэтому дороги разбивались тракторами так, что машины проезжали с трудом. Урожайность зерновых культур на Кубани - самая высокая по стране. Этому способствовали и умеренно-тёплый климат, и плодородная почва.
Весной 1970-го года заболела моя сестра Маша, у неё признали туберкулёз. С молодых лет она страдала и гипертонией. Её положили надолго в больницу, а Лёшу привезли к нам. Он жил и учился у нас семь месяцев, пока не выздоровела сестра. В декабре 1970-го года у мамы Розы участились ночные приступы с высоким давлением, совсем сдала больная печень. Все эти годы, что я жила с ней, ей становилось то лучше, то хуже. Организм больше не выдерживал постоянной тяжелой борьбы со всевозможными болезнями. Умерла она третьего января 1971 года в пять часов утра на моих руках. Большое горе для нас всех, для Эмиля в особенности. Теперь нужно организовать похороны. Пока со станицы привезли гроб, мама лежала в доме на кровати. С похоронами помогли добрые люди - односельчане, соседи. Когда приехали попрощаться дядя Отто с женой, мама уже лежала в гробу, одетая. В день похорон на улице было так тепло, что обед мы смогли провести во дворе. У соседей собрали столы, скамейки. На поминках присутствовало много народу, так как нашу семью к тому времени в посёлке хорошо знали и уважали.
- 4 -
Мы с Эмилем решили, что теперь сможем и мою маму привезти. В апреле на Кубани тепло, как в Сибири летом. Я очень надеялась, что фрукты, ягоды облегчат состояние мамы, а тёпло утихомирит многолетнюю астму. Брат Федя весной привёз маму к нам, какое-то время погостил у нас. На пару дней все мы собрались вместе, так как и Маша приехала за своим сыном. Это случилось последний раз в жизни нашей обездоленной семьи. А мама уже вздыхала по ночам и плакала, переживала расставание с Федей.
Все разъехались. Первое время маме тяжело было привыкать к новой жизни, к новой обстановке. Но постепенно она успокоилась, радовалась, когда мы вместе с детьми собирались дома. Мама выходила на улицу, кормила цыплят, смотрела за маленькими гусятами. Когда они подросли, выпускала их на луг пастись, сама потихоньку прогуливалась. День за днём мама крепла, стала лучше выглядеть, кубанские волшебные фрукты творили чудо. Организм их принимал, требовал ещё и ещё. Особенно нравились маме яблоки "белый налив". Эти фрукты и ночью лежали рядом с ней на тумбочке.
Ещё в Барнауле, в 1964 году врачи признали у мамы рак, который уже семь лет потихоньку разъедал у неё все органы внутри. Летом мама ходила с детьми в сад смотреть, как растут фрукты, ведь она была лишена этого зрелища 25 лет. Какая это радость для измученной души! Мама уже и не верила, что такое может произойти в её жизни. Мы втайне радовались, наблюдая за ней. Она с большим удовольствием смотрела телевизор, восхищалась, что мы можем видеть на экране то, что где-то далеко выдумывают артисты. У мамы появилась надежда и вкус к жизни, каждый день она открывала что-то новое для себя. В её сухоньком тельце ещё теплилась жизнь, а всегда печальные глаза на изборождённом морщинами лице повеселели.
Но не суждено было нашей маме долго радоваться жизни. В декабре 1971 года к нам в село страшным хозяином ворвался "турецкий грипп". Первым заболел Эмиль, потом Сашенька. Ира всё это время жила в интернате, может поэтому она убереглась от такой заразы и не заболела. Мы вчетвером обитали в маленькой квартирке, спрятать маму от гриппа не представлялось возможным. Заболела она очень сильно, ведь слабая иммунная система не могла сопротивляться инфекции. Местная фельдшер помогала мне, научила делать иодистую сетку на спину и грудь, давала маме хорошие таблетки, чтобы больные бронхи и лёгкие получали побольше воздуха. Я её поила разными отварами бронхиальных трав, кормила с ложечки, так же как раньше маму Розу.
Отвезти маму в больницу мы не смогли - в январе месяце отделение отрезано от станицы. Из-за постоянных дождей на дорогах образуется непролазная грязь, по которой не могут ехать машины. Колёса и гусеницы тракторов проделывали в дороге такие глубокие ямы, что после ночного мороза, когда это месиво застывало, они и сами застревали в пути. Иногда замороженные колеи выравнивали при помощи больших сильных машин. Люди уедут в станицу, а после сильного дождя назад вернуться не могут. Ещё в начале маминой болезни мне удалось удачно съездить туда и обратно. Побывав в больнице, я рассказала врачу о состоянии Эмиля, Саши и мамы, о том что в нашей семье свирепствует "турецкий грипп", просила, чтобы хоть маму положили в больницу. В ответ я услышала: " Нет, не можем, у нас вся больница забита больными людьми с осложнениями!" Что мне оставалось? Купила в аптеке существующие лекарства от гриппа, противоастматическое для мамы и поехала домой.
Не знаю, что помогло мне не заболеть, ведь я держалась несколько дней и ночей на ногах без сна. Я не хотела спать, решительно настраивалась во что бы то ни стало победить эту страшную болезнь у моих близких. Меня некем было заменить, я каждый раз со страхом подходила то к одному, то к другому больному. Казалось, эта пытка продолжалась вечно. Откуда-то брались силы, знала, с кем как нужно обращаться, к каждому шла с хорошим настроением, успокаивала, обещала, что скоро наступит улучшение. Мама проваливалась в забытье, она сама чувствовала, что лучше ей уже не будет. А мне нужно это всё выдержать, ведь болели мои самые дорогие, любимые люди: мама, муж и сын. Хоть я и крепилась, как могла, но со страхом понимала тоже, что маме в этот раз не выкарабкаться.
Села ночью за швейную машинку и, заливаясь слезами, принялась шить маме смертную новую рубаху. Одновременно, мысленно, я разговаривала со своей сестрой Машей, ведь телефонов тогда не было. За день до этого я услала ей телеграмму в Донецк, а теперь думала: "Будь ты со мной рядом, насколько мне было бы легче!" Тяжёлое дыхание мамы сводило меня с ума. В три часа ночи я подошла к ней, а она так пристально на меня смотрит. Вижу, она пытается схватить одеяло и подтянуть его повыше, чтобы укрыться, а пальцы рук ей уже не подчиняются. Я взялась за её холодные пальцы, присмотрелась получше, а они синеют, глянула вниз на ноги - то же самое.
Меня охватил ужас! Гляжу на неё, а сама трясусь, как в ознобе. Я часто думала о том, что мама поняла испуг в моих глазах. Почувствовала мамино мучение - она хотела сказать мне что-то важное. Я наклонилась к ней поближе, и она заговорила тихо, но внятно: "Нелли, я тебя прошу, никогда не расставайся с Машей, будьте всегда вместе, и Федю не бросай, он такой несчастный, не отгоняй его от себя". Потом она затихла, глаза то откроет, то прикроет, а они полны слёз. Я понимала, что мама в своём сознании, догадалась, что нам пора прощаться. Но больше мама уже ничего не могла сказать. Еле сдерживаясь, чтобы не закричать навзрыд, оставила её на время, вышла в летнюю кухню и дала волю слезам. Опомнилась от пронизывающего холода - на улице усилился мороз.
Грязь на дорогах из-за тракторов превратилась в глубокие колеи. Теперь ударил мороз - днём невозможно будет проехать. Наша собака Волчок трётся о мои ноги, ласкается, скулит, словно переживает моё горе. Я вошла в дом, мама так же неподвижно лежит на своей кровати. Встала перед ней на колени, гляжу на неё, обняла тихонечко. И тут она дёрнулась, голова налево от меня отвернулась - и не стало на этом свете нашей мамочки... Где взять на всё силы? Сердце бешеным темпом колотится в груди, вот-вот выпрыгнет. Рыдания застряли в горле. Ноги сделались ватные - не слушаются. Но я как-то собралась, разбудила Эмиля и сообщила ему страшное известие. Стрелки на часах показывали 5 утра. Взяла себя в руки, успокоилась немного и пригласила фельдшера для установления даты маминой смерти - 13 января 1972 года.
Рассвело. Эмиль, ещё не оправившийся после болезни, пошёл в контору к управляющему со скорбным сообщением. После того, как грейдер заделал все колеи на дороге, Эмиль поехал в станицу, в контору совхоза. Гроб привезут на машине к нам во двор. Эмиль побывал в станице и в магазине, нужно приготовить всё необходимое для похорон. К вечеру он вернулся домой с траурными покупками. Грейдер выровнял дорогу и к кладбищу, разбил большие груды замёрзшей грязи и засыпал в глубокие колеи.
Сашеньку я накормила, одела и отвела к соседям, дома его оставлять не хотелось. Попросила пожилых женщин приготовить маму для её последнего пути. Собрала немецких женщин для отпевания покойницы, их приглашали все жители в случае надобности. Некоторые вызвались помочь накрыть обед на 15 января. Если маме Розе год назад обед мы делали прямо во дворе, то сейчас для такого траурного события было очень холодно, морозно. Нам пришлось вынести всю мебель из квартиры во двор и накрыть её. Столы со скамейками расставили в двух пустых маленьких комнатках. Нам помогали люди; соседи откликались на мою просьбу. В то время во время похорон люди приходили друг другу на помощь.
Маша, моя сестра, приехала утром в день похорон. Кладбище находилось рядом, поэтому как и год назад, гроб несли мужчины на руках до самой могилы. Управляющий отделением - так было везде, отпускал людей на похороны. Мужчины копали могилу, не отказывали в любой просьбе. Гроб несли открытым, снежинки падали маме на лицо и не таяли. Нам с Машей казалось, что они мешают, их нужно сдуть. Но маме - всё равно! Как тяжело хоронить маму! После я осознала, что её нет больше с нами, мы к ней не сможем поехать или пойти, и она к нам тоже. После похорон все пришли домой обедать. Готовили в летней кухне, а кушали в доме, меняясь местом за столами, так как много людей за один раз в доме поместиться не могли. Немецкие женщины испекли вкусные пироги. Моя мама недолго побыла с нами, но успела познакомиться с соседями по улице. О себе она оставила хорошую память, поэтому и помянули её добрым словом.
http://proza.ru/2020/11/30/1948