Экзистенциалы Фёдора Конюхова:
«пограничные ситуации».
ОГЛАВЛЕНИЕ
1. Агон 1 Приступ
2. Агон 2 Зачем?
3. Агон 3 Что есть Кто?
4. Агон 4 Немецкая версия
5. Агон 5 Прорыв к Бытию
6. Агон 6 Экзистенция и трансценденция
7. Агон 7 Хроники трансценденции
8. Агон 8 Итоги
9. Агон 9 ХарактерЪ
Nur aus der Verzweiflung wird die Seinsgewi;heit geschenkt.
Unser Seinsbewu;tsein hat den Charakter, da; nur ist,
wer dem Tod ins Angesicht sah. Eigentlich er selbst ist,
wer als Erscheinung sich wagte
Jaspers Karl “Philosophie” Siebentes Kapitel,
Grenzsituationen .
Только в отчаянии обретается уверенность в бытии.
Наше сознание бытия имеет такой характер, что есть только тот,
кто смотрел смерти в лицо. Собственно, тот является самим собой,
кто рисковал собой как явлением.
Карл Ясперс «Философия», глава «Пограничные ситуации»
(пер. Юлии Дзагуровой).
Агон 1.
Приступ
Люди отравляются в странствия, чтобы открывать новое. Если эта цель для них во время путешествия не достигнута, то последнее оказывается обедненным, незавершенным. Это относится даже к такому по-домашнему знакомому виду путешествий как обычная поездка на отдых. Человек стремится выйти за рамки обычного маршрута жизни, на время изменить его, а, следовательно, найти на этом маршруте новую тропку. Даже если отдых не открывает ничего нового в географическом пространстве, он гарантирует нам эмоциональное обновление: мы чувствуем себя приподнято над нашей повседневностью, мы уже не принадлежим ей полностью, мы открыты жизненной новизне.
Как правило, любое путешествие – это путешествие в физическом мире. Большинство крупных путешественников были первопроходцами и первооткрывателями новых земель (или если не земель, то новых феноменов окружающего человека мира). Однако при всей очевидной обусловленности большинства путешествий поиском нового в физической вселенной мы не можем признать за данном видом мотивации единственность, а порою даже и первостепенность. Безусловно, размышляя сегодня о знаменитых путешественниках прошлого, можно с вескими доводами утверждать, что главным побуждением к путешествию Колумба, или Афанасия Никитина было открытие новых земель. Так мы скажем, если отодвинем в сторону все прочие мотивы как историко-политического, так и личностного душевно-духовного плана, толкавшие знаменитых первооткрывателей покинуть пределы земли обетованной. Но вот уже открыты все неизвестные уголки на планете, а человек вновь строит корабль и отправляется на нём в странствие. И это странствие в нашем веке имеет не только любительский характер. Это не только туристическое знакомство с культурными достопримечательностями и райскими уголками природы. Это также и ответственное искуснейшее занятие для профессионалов.
В XXI веке профессиональные путешественники делятся как минимум на три лагеря:
1. это ученые, собирающие сведения о многообразных проявлениях жизни (флоре, фауне, народностях) того, или иного уголка земли, а также проводящие научные эксперименты в экспедициях. Причем эксперименты могут быть самого широкого спектра: от геолого-физических, до историко-культурологических. Интересен пример выдающегося путешественника прошлого века Тура Хейердала, отстаивающего в своих океанских путешествиях на папирусных лодках («Ра1», «Ра2») теорию об особой культурной важности морских путешествий древних людей. «Человек поднял парус раньше, чем оседлал коня. Он плавал по рекам с шестом и веслами и выходил в открытое море раньше, чем стал ездить на колёсах по дорогам. Первым транспортным средством были суда. Идя под парусом или просто плывя по течению, древний человек смог заселить острова. Земли, которых по суше можно было достичь лишь постепенным расселением, достигались в какие-нибудь недели случайным дрейфом или на управляемых судах. Суда были первым важным орудием человека, осваивавшего земной шар» . Судя по научным предположениям и экспедициям Хейердала, можно сделать вывод о вполне вероятной возможности трансокеанских плаваний древних людей на их незамысловатых судах;
2. ко второму лагерю можно отнести покорителей известных труднодоступных точек земного шара (альпинистов, спелеологов, полярников, водолазов) и
3. к третьему – спортсменов, ставящих рекорды на освоенных маршрутах в масштабах планеты (ралли, яхтсмены).
И здесь в этих современных видах мотивации мы со всей очевидностью зачастую обнаруживаем новый аспект – антропологический. В ходе своих путешествий люди открывают новизну не только во внешнем, но и в своём внутреннем душевно-духовном мире. В более узком понимании его ещё называют романтическим. Есть определённая романтика путешествий, находящая прямую взаимосвязь покорения природных вершин с покорением вершин человеческого духа на субъективном уровне. Говоря о современной романтике, можно привести в пример высказывания таких знаменитых путешественников современности, как японца Наоми Уэмура: «Я хочу бросить вызов пределам человеческой выносливости», или англичанина Уолли Херберта: «Я верю, что одной из черт развития цивилизации является дух приключений – потребность человека ответить на вызов. Презирать или принижать это качество – значит, игнорировать врожденное чувство любознательности, которое заряжает человека энергией».
Другими словами, в сфере путешествий (и в том числе профессиональных) наряду с основными тенденциями освоения неизученных явлений природного мира, покорения земных «полюсов» и спортивной состязательности в XX-XXI веках мы можем наблюдать (в большей или меньшей степени) некоторую психологизацию целей путешествия. «Новое» как конечная цель любого путешествия в некоторых случаях начинает видится не только как новая географическая местность, новый феномен природного мира, а также не только как подтверждение новой научной теории. «Новое» открывается здесь в качестве некоего акта утверждения стойкости человеческой воли, силы духа, победы над собой и природой – новое в антропологическом смысле как новизна внутреннего мира человека, новизна его субъективности. Человек доказывает сам себе преодолимость сложнейших препятствий, и в ходе их преодоления открывает себя нового. Безусловно, данный аспект зачастую становится очень важен для профессионального путешественника.
Однако здесь со всей очевидностью встаёт вопрос: есть ли у этого нового звучания в гамме мотиваций современных путешествий помимо внутренне индивидуального, автономного смысла и смысл объективный – метафизический? Или он весь остаётся только лишь в пределах одной субъективности отдельно взятого индивида и исчерпывается этим романтическим настроем единичной души? Способен ли, с другой стороны, этот смысл подняться над локальной обусловленностью мероприятия теми или иными узкопрофессиональными спортивными, научными, рекламными и другими целями? «Что ваше путешествие дало нам, рядовым оседлым жителям планеты, не играющим на тотализаторе яхтенной гонки?» – этот вопрос – один из самых актуальных вопросов журналистов. Может ли какой-нибудь современный путешественник сказать миру новую весть, сопоставимую по значимости с вестью открытия новой земли? Справедливо ли вообще именовать указанный нами аспект собственно антропологическим, а значит и обнаруживать в некоторых путешествиях некий серьёзный, ответственный философский смысл, выделяющийся на фоне обычных современных мотиваций? Или же стоит говорить о сугубо частной, замкнутой внутри отдельной личности романтике?
В начале нашего небольшого исследования мы выдвигаем гипотезу о том, что в современных путешествиях некоторых профессионалов можно обнаружить некий метасмысл, открывающий нам новый путь к новым землям. И этот общечеловеческий сверхсмысл профессиональных путешествий XX-XXI веков нужно искать не в физико-географическом, а в их антропологическом аспекте. Или, говоря другими словами, через выявление антропологического аспекта мы можем реконструировать метафизику отдельных путешествий. Этот метасмысл, сотканный из поначалу слабо заметной духовной ткани, впоследствии возвышается над частными местными обусловленностями той или иной экспедиции. Победа в гонке, проведение научного эксперимента, водружение государственного флага на вершине, глобальная рекламная акция – эти и другие сознательно выстроенные мотивы являются основными для профессионального путешественника перед началом мероприятия. Но у некоторых путешественников в ходе самого странствия они отступают на второй план, и на поверку выходит истинный глубинный Мотив, неустанно пробуждающий в путешественнике желание вновь и вновь отправляться в рискованные странствия.
В нашем исследовании мы попытаемся сформулировать одну из версий антропологического аспекта современных глобальных путешествий, для чего обратимся к дневникам известного русского путешественника Федора Филипповича Конюхова.
Агон 2.
Зачем?
Когда знаменитым путешественникам современности задают вопрос о целях их путешествий, то порою ответ на него обретает сугубо риторическое звучание. Фрэнсис Чичестер, английский мореплаватель, яхтсмен, путешествуя вокруг света в одиночку, писал: «После морского путешествия, один из первых вопросов, который мне задают будет такой: зачем я отправился в путешествие. В последние годы я давал не менее двадцати разных ответов на него…». Когда Хиллари задавали вопрос, зачем он идет на Эверест, он отвечал: «Иду, потому что он есть». Или в ответах появляется привкус иронии – Алан Джилл: «Я лично иду, чтобы избавиться от глупых людей, которые спрашивают: «Зачем ты идешь? Зачем ты идешь?».
В своих дневниковых записях Федор Конюхов иногда напрямую подходит к вопросу о целях своих путешествий:
«30 января 1991 года. Караана.
Когда я планировал это плавание, я знал, зачем и для чего я его должен совершить. Спортивных рекордов я не ставлю. Первенство ни у кого не забираю, так как этот маршрут не новый и яхтсмены по нему проходили быстрее меня.
Кто-то может сказать, что я был первым из Советского Союза. Но это только для самоуспокоения. Что значит для познания мира и человеческих возможностей первый поход русского или еще кого-либо. Здесь должно стоять первенство человека. Вот кого надо восхвалять и отдать все уважение и лавры тому, кто первым обошел вокруг света без захода в порты.
Мои путешествия – это стремление познать чуть-чуть больше того, что узнал я на берегу. Познать не только природу земного шара, но и свою душу. И потом попытаться отобразить ее в своих картинах. Это мое кредо, я ему следую и буду следовать всегда. А то, что мне приписывают, что я занимаюсь рекламой, или приоритетом нашей страны – это тоже есть. Но это служит для первого, о чем я говорил. <…> Если меня спрашивают, а это бывает всегда, когда корреспонденты берут у меня интервью: “Зачем это надо нашей стране?” И “Как тебя жена отпускает?”. Я не знаю, что в таких случаях остается делать. Спорить с ними и доказывать? Нельзя и незачем. Каждый человек мыслит и видит этот мир по-своему. И я отвечаю то, что первое мне придет в голову. Может даже глупость…
<…> Люди забыли, что они должны стремиться к человеческому идеалу. Везде и всюду напирают только на благосостояние <…> Но не надо думать только о миллионах. Надо посмотреть на каждую душу, на живого человека.
<…> Это плавание дало мне ступень моего познания, видение моего внутреннего мира. А больше я не претендую ни на что.
<…> Говорить о рекордах глупо. Это значит – оскорбить горы или море. Мыслить о каком-то соревновании с ними – нелепость. Надо понять, что когда человек остается в одиночестве месяц за месяцем в море или в горах, на дрейфующем льду по пути к полюсу, он эволюционирует.
7 декабря 2000 года Южная Атлантика
Я никогда не думаю о конкуренции. Мне не нравится соревноваться. Я иду своим путем и делаю то, что мне интересно.
5 июня 1993 года. Индийский океан. Кругосветное плавание на яхте “Формоза”
<…> Меня часто упрекают в том, что я честолюбив и тщеславен. Я и не стесняюсь признаться в этом. Ведь большинство людей также тщеславны и честолюбивы, но почему-то скрывают это под маской таинственности, а в результате остаются всегда на задворках жизни, не стремясь достичь своих собственных высот.
<…> Мне часто задают вопрос, что, кроме самолюбия, тянет меня в такие рискованные путешествия?
Я – романтик, искатель приключений».
Как видно из цитат, перед нами налицо отстранение на второй план всех объективных мотивов путешествия, как то победа в гонке, первопроходство и тому подобное, и выделение в качестве основного побуждения к странствию особого романтического настроя души. На первый план выходит человеческая субъективность, со всем набором её характеристик (развития – «эволюционирования»; душевного самопознания; индивидуальности, как противопоставленности толпе; компромиссному существованию личности в обществе; наконец, в характеристиках здорового честолюбия и амбициозности). Данная антропологизация, данное обращение человека к самому себе, после длительной предгоночной бюрократии с её неизбежным погружением в суету «слишком человеческого» мира, неизбежны. И она по многим перечисленным выше параметрам соответствует романтическому миросозерцанию, открытому и обоснованному ещё в конце XVIII века в Германии.
Романтически настроенный ум пытается разглядеть за внешней формальной стороной мира его истинный, глубинный смысл. От этого мир начинает двоиться, сквозь мир видимый, просвечивает, мерцает мир невидимый. Его нельзя уловить, нельзя зафиксировать со всей очевидностью, но его скрытое присутствие несказанно обогащает жизнь. Приподнявший завесу в мир внутренней вселенной, человек уже не может твёрдо и однозначно настаивать на приоритете материального блага в жизни человека. Ему открываются и другие, качественно иные, ценности. Поэтому он оказывается как бы несколько отстранён от вещного мира. И это отстранение иногда доходит до стадий эскапизма (бегства из мира) и зачастую кажется всем окружающим романтика «бюргерам» помешательством рассудка. А романтический странник стремится к одиночеству, дабы в нём более отчетливо услышать свой, идущий из глубины души, голос. Единственно подходящей формой, для того, чтобы хоть как-то запечатлеть этот голос во времени, становится художественный образ, искусство.
«Дорога без дна»
Мои друзья и ваши знакомые корреспонденты газет и журналов объявили, что я обезумел от своих бесконечных путешествий и ушел в четвертое плавание, чтобы избежать психбольницы.
Но я ничего не слушал и не читал их бредовые статьи в российской прессе. Твердо помнил, что в этой жизни ценен лишь труд творчества. Только он дает спокойствие мысли. Только он открывает глаза на красоты, нас окружающие и незамеченные лишь в суете случайных человеческих общений.. А здесь, среди океана, среди вселенской тишины я пишу свои картины. Мне никто не мешает, мне никто не подсказывает, какую краску брать с палитры, и какой писать сюжет.
Меня никто не поучает, как спасать российское изобразительное искусство. Вообще я осторожно отношусь к теориям искусства. Я не доверяю тому, кто теорию ставит во главу творчества. Сила искусства именно в его безотчетности, в его стихийности, в его благой интуиции. Благо, что есть океан, что он заполняет лучшие стороны моей жизни.
…Благо, что у меня есть моя яхта, и я могу удалиться надолго от всяких случайных общений. Покинуть разные должности, которые мне надавали. Бросить все свои вновь созданные организации. Отбросить весь шум и беготню, которую мы часто принимаем за настоящую жизнь.
Хотя картины мне нужны и они меня волнуют, только пока я творю их. Как песня, когда она пропоётся, она уже отходит далеко. Так и мои картины, после их окончания я не согласен с тем, что написал на холсте. Я все время изменяю не только цвет или рисунок, но и тему самого произведения. А бывает даже уничтожаю.
И здесь одна из показательнейших сторон романтической эстетики: постоянная тоска по Бесконечному как постоянно ускользающему от фиксации его в ставшем, застывшем, статичном образе. Художник желает зафиксировать неуловимое, еле просвечивающее сквозь пелену внешнего мира, оказываясь захваченным самим процессом. Бесконечное, присутствующее в процессе творчества, объединяет художника с картиной в одно динамичное неразрывное целое и эта неразрывность есть главное, самое важное, что хотел бы донести до зрителей романтик. Но, закончив священную игру красками на холсте, он вдруг отстраняется на миг от своего произведения и понимает, что Бесконечное покинуло его. Для него оконченная картина – это уже самостоятельный объект – артефакт, отъединившийся от него и начинающий свою автономную жизнь. Поэтому возникает желание дополнить, исправить, а иногда и вообще счесть картину недостойной для прочтения в ней смыслов Бесконечного бытия, ибо этих смыслов в ней уже якобы нет.
У Бесконечного есть важная черта – оно универсально и всеобще. Поэтому художник, стремящийся выразить его на своём полотне стремится к такой же всеохватности. Естественно это недостижимо в рамках одного произведения (что служит еще одним поводом священной неудовлетворённости художника своим творением). Но это толкает его к смелому и даже дерзновенному проектированию глобальных научно-философско-эстетических композиций. Такова «Всемирная энциклопедия» у одного из основоположников романтического мировоззрения, философа-поэта, жившего в конце XVIII века Фридриха фон Гарденберга (Новалиса). Такова «Роза Мира» русского мистического философа-поэта советского периода Даниила Андреева. Такова, по всей вероятности «Экология человека, как система мироздания» Федора Конюхова.
Итак, современный человек отправляется в путешествие, вступая в компромисс со спонсирующим его обществом, чтобы познать себя, чтобы открыть Бесконечное. Бесконечное в природе (Океан), Бесконечное в своей душе («Человеческая душа – вселенная. Вселенная же не имеет пределов»). Он покидает родные берега, чтобы обнаружить между этими беспредельностями теснейшую взаимосвязь, удивиться её истинности, выстоять перед ней и окрепнуть в ней духом.
1 декабря 2000 года Атлантический океан.
Путешествие – это колодец глубины несказанной. Не вернее ли будет назвать его просто бездонным? Да, именно «снова и снова» я ухожу в экспедицию с надеждой, что после этого путешествия я обрету истину. Как порой не можешь остановиться, шагая по берегу моря, потому что за каждой песчаной косой, к которой ты держишь путь, тебя влекут к себе новые далекие мысы.
8 декабря 2000 года Южная Атлантика
Я уходил в плавание не ради того, чтобы добиться какого-либо рекордного результата, а ради познания неведомого мира.
Этим исчерпывается романтизм. Человек очаровывается «неведомым миром» Бесконечного, засыпает для жизни в «этом» мире и пробуждается для жизни в «ином». Многим романтическим странникам заказан билет лишь в одну сторону, а потому их удел – затерянность в Океане Бесконечного. Большинству людей остаётся непонятна песнь романтического поэта из мира собственной Вселенной. Человек открывает в себе «бездонный колодец», но в нём очень трудно отделить сияние высот от зияния бездны. Его весть о Добре амбивалентна – добро при более пристальном рассмотрении странно текуче и зачастую перерождается в зло. Рассказы о «мирах» собственной Вселенной очень недостоверны, а версии переустройства мира утопичны. Новалис не заканчивает главное произведение своей жизни – повесть о Голубом цветке. Его главного героя поглощают волны (хотя и прекрасной, но) мистики. Сам же автор уходит из жизни, не дожив и до 30 лет. Байроновский, а также русский романтизм XIX века знает по преимуществу трагического героя, рвущего социальные связи и становящегося изгоем общества.
Романтические тенденции эскапизма, созерцания Бесконечного, судя по дневниковым записям можно обнаружить и у Федора Конюхова. Но в его сознательной рефлексии мы совершенно оправданно обнаруживаем новые, не укладывающееся в рамки классического романтизма интуиции.
«Дорога без дна»
Почему я здесь? Я выбрал неверный путь?
Я каждый день трижды себя спрашиваю: все ли я делаю, чтобы сохранить яхту и вернуться в общество людей?
Перед отплытием из Лес-Сабля де Олон меня спросил один корреспондент о смысле моего участия в гонке вокруг света.
Я ответил:
- Не знаю, а если бы и знал, то также пошел вокруг света.
Суть кругосветной гонки под парусами состоит не в том, чтобы обогнать кого-то, ибо яхты обладают разной скоростью. Мое плавание заключается в том, чтобы финишировать.
Как и любой путешественник-яхтсмен Федор Конюхов нацелен на возращение в мир людей. И он приходит из странствий по Океану обновлённым. В итоге, на вопрос «зачем?» Федор Конюхов даёт, казалось бы, романтический ответ. Этот ответ заключается в том, что русский путешественник не ставит перед собой однозначно утилитарных целей, его цели не своекорыстны. Они касаются каких-либо внешних благ (престиж победы, гонорары) лишь постольку, поскольку в обществе люди использует эти формы в качестве необходимых посредников для общения. Подлинная цель Федора Конюхова – это обретение себя истинного, познание глубин своей души.
Дорога без дна. 27 ноября 2000 года. Атлантика
Одиночество, всегда указывает внутрь. Здесь в Океане, чем бы я ни занимался, это всегда указание в направлении внутреннего.
«Дорога без дна»
Существуют и такие путешественники, которые не ставят перед собой специальных целей, не строят никаких планов, а просто любят свободу и передвижение.
Примером таковых являюсь я.
Я становлюсь самим собой тогда, когда остаюсь один на один с необъятным простором океана или заснеженными просторами Арктики или Антарктиды.
…Тому, кто ставит цель взойти на вершину Эвереста, добраться пешком до Северного полюса или увидеть с палубы парусной яхты мыс Горн, хочу сказать вот что.
В первую очередь надо преодолеть самого себя и углубиться в самоизучение. Только тогда лежащая впереди дорога или подъем к вершине превратятся в символ, в инструмент связи с внешним миром и познания предела человеческих возможностей….
Уходя от людей в неведомые дали внешнего и внутреннего миров и называя вследствие этого себя романтиком, Федор Конюхов, тем не менее, каждый раз с нетерпением ждёт своего финиша и с радостью возвращается к людям. Он не становится романтическим беглецом или мистиком. Не строит утопических проектов преобразования «государства в цветущий сад»
«Мне не достает романтизма для того, чтобы думать, что я могу изменить мир. У меня достаточно мудрости для того, чтобы принять мир таким, каков он есть» 3 декабря 2000 года. Атлантический океан.
Он в подавляющем большинстве случаев остается понятен людям. Начиная с романтического пафоса, стиль его отношения к миру постепенно меняется и, в конце концов, путешественник перерастает романтику. В чём же суть ответа Федора Конюхова на вопрос «зачем»? В чем смысл этого «становления себя»? Есть ли выход в этом ответе за пределы частной субъективности?