09:00
«Легко было бы жить мирно,
если б все люди были одинаковы».
Антуан де Сент-Экзюпери. «Цитадель»
Солнце и прохладный ветер разморили. Полчаса провели в молчаливой полудреме. И только юркий такс с лаем гонял сорок по участку.
- Я ресторатор, - сказал Савва. – Ты отельер. Оба мы делаем большие добрые дела. Я готовлю, радую людей новыми кулинарными изысками. Пишу книги, в которых рассказываю, как много души нужно вложить в каждое блюдо, помимо обычных ингредиентов, чтобы оно было достойно подачи к столу. Ты создаешь тихие уютные места для уединения, отдыха и любви. Мы пытаемся сделать этот мир добрее, но при этом всегда в ожидании зла. Почему так?
- Может, зависть? – Антону было лень говорить много.
- Зависть – это печаль души, ее сжатие, - изрек Савва, даже не подозревая, что идет по этическим стопам Аристотеля.
- Вот ты хвалишь нас, - Антон понял, что беседы не избежать, - а каждый – каждый! – считает, что способен на то же, если не на большее. Такие самопохвальбы всегда будут вызывать в людях зависть и недоверие.
- Тот, кто стремится к высшему, тем самым навлекает на себя зависть. Но это правильно. Иначе нельзя. Правильно. Поелику, - Савва неверно поставил ударение в слове «поелику» на второй слог вместо третьего, - ненависть держится недолго, блеск же в настоящем и слава в будущем вечно остаются в памяти людей.
- Ты поэт. Или философ, - не смог выбрать Антон. – Савва будущего! Есть у Фукидида одно место…
- Ты читал Фукидида? – удивился Савва.
- Мой отец был учителем истории, - напомнил Антон. – Дословно не помню, но сказано, что наибольшую зависть у членов той или иной партии вызывают беспартийные – одним лишь своим существованием.
- Чем большего достигает человек, государство, тем больше независимости. А чем больше независимости, тем больше вокруг завистливых слов, взглядов, мыслей, - согласился Савва.
- Если копнуть глубоко, то зависть – это один из источников всего. Из этих вод пьют все религии мира, все мифы и легенды, искусство и литература. В общем, все, что жизни придает вкус, - сказал Антон с улыбкой.
- Так восславим зависть этим французским игристым! Зависть – это то, ради чего стоит жить! – вскричал Савва, и шампанское потекло в тонкие фужеры.
09:15
- По поводу твоих кулинарных книг, - начал Антон.
- Они не только кулинарные, но и философские.
- Пусть так, - согласился Антон. - Тем более. Мой отец давно говорил, что писатели после смерти блуждают по собственным мирам в качестве второстепенных героев? Кем ты будешь? Круасаном? Гаспачо? Бифштексом из тюльки?
- Подумаю над этим, - серьезно задумался Савва. – Гарниром! Сложным, многосоставным, но непременно гарниром. Гарниром к основному блюду. Герой-то второстепенный.
Потом Савва взглянул на перляж в бокале. Видимо, шампанское перестало спасать его больную после вчерашнего душу.
- Предлагаю завтракать! – объявил он, словно закуски на тарелке не насытили его в полной мере. Но Антон понимал, что гость хочет чего-нибудь покрепче и похолоднее. - Нельзя позволить одной эмоции захлестывать другие. («Это он про шампанское», - подумал Антон). Постигать мир можно только во всем его многообразии.
Слово гостя – закон. Короткий отдых на топчанах был окончен. Савва отправился на веранду – ждать, Антон углубился в погреб за спиртным, Замиля пошла на кухню – за рыбным завтраком. Загорать осталась только Альвина. И Юрка под ее топчаном.
09:25
Крепче Антон к столу не принес. Утро, к обеду совсем развезет и друга, и его самого. Антон принес больше – несколько запотевших бутылок классического шабли. Савва был рад и такой подпитке. Замиля принесла фаршированную рыбу, тюльку - ту самую, много хрустящих тостов, нарезку мягких сыров и щучью икру на льду, взбитую с маслом.
На запах подтянулась и Альвина. Мужчины были в трусах, девушки в купальниках. Продолжили пир. И беседу.
Савва никак не мог уйти от политической темы, хотя, как знал Антон, не принадлежал ни к одной из политических партий. Прав был Фукидид: партийцы ненавидят непримкнувших.
- Все-таки есть изъяны у машины мировой власти! – вещал Савва. - Стоит стране воспротивиться процессам глобализации, и ее отстраняют от глобальных проектов. Но при этом мировая мясорубка ограничивает и собственные возможности влияния на «отстраненный» элемент инструментами глобализации. Страна учится жить по своей мерке, а, как научится, ей чужие мерки вовсе будут не нужны.
- Это не про нас, - покачал головой Антон. – Маленькой стране никто спокойно жить не даст. Да и не бывает так. Антиглобалисты – всего лишь инструмент в руках глобалистов.
- Прав, конечно, - взгрустнул Савва. - Мир настолько сложен, что в нем всегда найдется место простоте. И наоборот. Настолько прост, что в нем всегда можно найти всякие сложности. А как думаешь, можем мы, ресторатор и отельер, спасти наш бренный? Вдвоем сделать его лучше?
- Галантерейщик и кардинал спасут Францию! – вспомнил Антон слова известной экранизации Дюма-отца. – Мы и так, дорогой Савва, делаем этот мир лучше. Каждый – на своем поприще. Но не стоит забывать: если кто-то жаждет сделать мир намного лучше, значит, кому-то скоро может стать намного хуже.
В это время Альвина отошла в сад на перекур.
- Многое в этом мире со спины выглядит значительно интереснее, отметил Савва, провожая свою девушку взглядом.
Далее беседа затихла, а завтрак, наоборот, вошел в самую активную стадию: рыба таяла на тарелках и во рту, звенели бокалы, хозяйке потоком лились комплименты. Потом, когда чревоугодническая страсть была удовлетворена, Антон предложил новую тему для разговора.