Мы с Гаей учились на одном курсе, но в разных группах, и по характеру были разные, но вот сдружились на всю жизнь. Гая – сокращенное имя от Гаянэ. Я раньше не замечала, как оно красиво звучит, слух привык к армянским именам. Но однажды один мой знакомый, москвич, посмотрев балет Арама Хачатуряна «Гаянэ», сказал мне:
– Музыка, конечно, красивая, «Танец с саблями» – просто чудо! Но что за восхитительное имя – Гаянэ!
Он повторил нараспев:
– Га-я-нэ, Га-я-нэ...
Я прислушалась к этому имени как бы заново, свежим ухом, и поняла, что оно действительно очень красивое. Когда у меня родилась дочь, я назвала ее Гаянэ. Гая решила, что это в ее честь, я не стала ее разубеждать.
Гая была наредкость обстоятельным человеком. Начав читать какого-нибудь автора, она прочитывала все его произведения, а также его биографию, и потом только переходила к следующему. Я так не умела. После «Братьев Карамазовых» я принялась читать «Двенадцать стульев» и только через год взялась за «Идиота». Гая не тратила зря ни минуты. Собираясь на концерт в филармонию, она брала с собой конспекты по анатомии (химии, гистологии и т. п.) и в антракте читала, готовясь к спросу. Ее конспекты были образцом стенографического искусства, она успевала записывать все, что вылетало из уст лектора, включая такие слова как «естественно», «ни больше ни меньше», «поперечно-полосатый» и пр. Она, конечно, их сокращала, но всё было понятно. За ее конспектами на курсе выстраивались очереди, я получала их по блату первой.
Гая была круглой отличницей, Ленинской стипендиаткой, и даже членом партии – единственной на курсе. Как только она успевала? Но замуж вышла не совсем удачно. Муж был геологом и часто пил. Все геологи пьют в экспедициях, но он пил и между ними. Он устраивал Гае пьяные сцены, в основном на почве ревности, хотя поведение Гаи, преданной семье до корней волос (которые она красила в желтый цвет), не давало для этого никаких оснований. А в трезвом виде он был хороший человек, но молчаливый и несколько странный – пошел в геологи, закончив музыкальную десятилетку. У них в доме (у свекрови) стоял «Бехштейн», ни больше ни меньше. Гая шутила, что вышла замуж из-за рояля. Муж на рояле не играл, во всяком случае, на людях. Зато Гая, которая почти не училась музыке, кроме двух лет в музыкальном кружке при обычной школе, бойко наигрывала разные популярные песенки, когда приходили гости.
Будучи замужем и имея детей, двух мальчиков, Гая сумела блестяще защитить диссертацию, одновременно работая врачом невропатологом и приходя на помощь друзьям и родственникам, если кого-то скручивал радикулит, ишиаз, паралич и тому подобные заболевания. Ее статьи печатались в научных журналах в Союзе и за рубежом, она получала приглашения на конференции из разных мест. Но никуда не ездила, муж был против. Ради мира в семье она отказывалась от всех поездок, в том числе и зарубежных, и нигде не была, кроме ГДР. Туда она ездила еще до замужества по приглашению своих немецких друзей, молодой пары, ранее приезжавшей в Армению в рамках программы по обмену студентами медиками.
Однако поездка в Германию оказалась не слишком веселой. Сперва она долго мыкалась по разным кабинетам, чтобы получить разрешение на выезд. А когда получила, у немцев скончалась их 90-летняя бабушка, в доме которой они жили, как раз за день до ее приезда. Но чтобы не омрачать приезд гостьи, зная, с каким трудом ей досталась эта поездка, они решили отложить похороны, и поместили труп в холодильник. Гая, разумеется, ужасно смутилась, узнав об этом, но они просили ее не беспокоиться, предупредив, однако, чтобы она пользовалась другим холодильником, и повезли ее смотреть Берлинскую стену. Понятно, что особой радости, находясь в Берлине, она не испытывала, страдая чувством вины и боясь открыть не тот холодильник.
Но однажды она получила приглашение на конференцию в Венгрию, и муж после долгих споров наконец сдался и согласился ее отпустить. Гая была вне себя от счастья и всем вокруг объявила, что едет. Разрешение на выезд на этот раз получить было несложно, не те уже были времена. Гая купила себе билет, новое платье и собрала чемодан. Вот она вечером собрала чемодан, завтра днем у нее самолет в Венгрию, а утром муж садится в машину и не успев закрыть дверь, вываливается из нее на асфальт мертвым – молниеносный инфаркт миокарда.
У него и до этого два раза были микроинфаркты, врачи запретили ему пить и прописали лекарства, но он продолжал выпивать, правда не сильно, а лекарств не принимал. Гая мне потом жаловалась по телефону (мы тогда уже жили в Канаде).
– Ты же знаешь, я никуда из-за него не ездила, он говорил: «только через мой труп». А в этот раз разрешил и на тебе, устроил мне Венгрию! Это на мне такое проклятие, карма, хоть я в такие вещи не верю, но что еще остается думать!
Она, конечно, тяжело переживала смерть мужа и выражая досаду за сорванную поездку, таила от других, а возможно и от себя, боль утраты... Что касается кармы, то и я в такие вещи не верю, но что еще остается думать!
Через год после этого ей пришло приглашение в Китай, на симпозиум. Ну тут уже, вроде, все должно было быть гладко. Запретов нет, билет куплен, чемодан собран... Но карма есть карма, никуда от нее не денешься. За два дня до вылета умирает ее тетя, мамина сестра, от инсульта. Что делать?! Перед Гаей встает дилемма: забыть про Китай и остаться на похороны, или переломить судьбу, вырваться за пределы абсурдного правила «чемодан – покойник» и улететь, вопреки неизбежно последующим за этим осуждению родственников и собственным угрызениям совести, что покинула мать в такую минуту. Но с мамой останутся брат, сестра, отец и все остальные родственники, ее присутствие или отсутствие, в принципе, ничего не меняет. И поборов в себе скорбь и отбросив сомнения, Гая улетает в Китай, где проводит незабываемую неделю, возвратившись домой с массой впечатлений и снимками Великой Китайской стены и других чудес, одержав таким образом победу над своей судьбой.
Но судьба ей этого не простила... У Гаи обнаружился рак поджелудочной железы. Ей сделали операцию и сообщили, что жить ей осталось не больше шести месяцев. Гая стоически выслушала свой приговор, решив однако, что ей никак нельзя умереть через шесть месяцев, так как к этому сроку у ее старшего сына должен был появиться на свет его первенец. Больше всего она боялась теперь умереть невовремя и испортить всем праздник. Она мужественно боролась с болезнью, принимая мучительную химию, стараясь двигаться через силу, чтобы не слечь. И справилась с поставленной перед собой задачей, прожив еще пять месяцев после рождения внука...
К смерти, как и ко всем событиям в жизни, она готовилась обстоятельно, продумав все до мелочей и дав сыновьям соответствующие указания.
Так жила и ушла из жизни моя подруга Гая.
Однажды, много лет назад, я послала ей на день рождения открытку с видом Торонто и такими словами:
Гай-джан, в этом самом Торонто
За душу ничто не берет,
Хоть жить здесь, пожалуй, удобно,
Не тот он, однако, не тот...
Во-первых, здесь нет пулпулАков,*
Что мучает сильно меня,
К тому же, здесь нет Арарата,
И Гай-джан, здесь нету тебя!
* фонтанчики с родниковой водой.