ЗАБЫТЬ НЕЛЬЗЯ!
Основано на реальных событиях
Посвящается моей маме Андреевской Анне Макаровне, старшему брату Владимиру и крёстной Меланье Макаровне
Давно закончилась война. Многих уже нет в живых. Нынешнее поколение знает о жестокости фашистов по книгам и рассказам очевидцев. Мне известно о днях оккупации от моего старшего брата и мамы, солдатки, проводившей на войну мужа и отца.
Из воспоминаний мамы и старшего брата
Станица Брюховецкая Краснодарского края была важным пунктом Северо-Кавказской железной дороги на линии Ростов-на-Дону – Краснодар. Моя семья проживала в этой станице.
Сердце двенадцатилетнего Володьки горело ненавистью. Она поселилась в нём сразу же, когда ранним августовским утром, лишь закончилась перекличка петухов, в станицу вошли немцы.
Накануне станичники с тревогой глядели на запад, откуда доносились глухие разрывы, гул самолётов и отблески пожарищ. Война длилась второй год, горели города и деревни, погибали тысячами и воевавшие, и мирные люди. Приходили рвущие душу похоронки и в их станицу, но всё равно казалось, что война где-то далеко. И вот теперь…Тишину нарушил треск мотоциклеток, за ними на площадь к сельсовету подъехали грузовики, полные солдат. Их радостное гоготанье заставило местных замереть, но потом потихоньку жители стали высовываться из окон, дверей, выглядывать из-за заборов, за которыми беззаботно тянулись вверх подсолнухи, цвели мальвы и георгины. Пыль, поднятая грузовиками, медленно оседала на огороды, на густую зелень садов, на яблоки, урожай которых в том году был отменным.
Володя и его лучший друг Славка Белоха, чьи дома были рядом, притаились за зеленью кустов и наблюдали за немцами. Те, словно хозяева, открывали калитки, входили во дворы, рвали яблоки и нагло спрашивали: «Курка, яйка есть?»Мальчишки с трудом сдерживались, когда видели, как те обшаривали все углы, находили и забирали последнее.
Фашисты бесцеремонно выгоняли жителей из своих домов, отстреливали собак, забивали птицу и скот, отбирали хлеб, а затем и тёплую одежду, обязывали снабжать их продуктами и водой. А когда наступили холода, то и дровами, для чего беспощадно вырубались сады и виноградники. Особенно мародёрствовали румыны, воевавшие на стороне фашистской Германии.
По установленному оккупантами «новому порядку» всё население станицы должно было работать на немецкую армию: рыть окопы, строить укрепления… Ввели даже систему телесных наказаний: жестоко прилюдно пороли не вышедших на работы. Некоторых вешали, и трупы по нескольку дней висели для устрашения. Казнили, уничтожали без разбора: женщин, стариков, детей. Сваливали тела во рвы и живьём закапывали…
Соседка Володькиной семьи, уже немолодая Евтеевна, приболела и не смогла выйти на рытьё траншеи. Её забили розгами и прикладами до полусмерти, после чего она уже не оправилась и умерла.
Многие станичники, дома которых заняли фашисты, ютились в холодных сараях и даже в землянках. Хата Володькиной семьи стояла у самой реки, прямо за огородом начинался берег и густые заросли камыша. Видимо, опасаясь партизан, немцы обошли их дом, где жили мама с четырьмя детьми и приютились выгнанные из своих домов бабушка Фёкла и глухонемая тётка Меланья.
Всё это наводило страх, но не могло сломить. Ненависть к захватчикам кипела в сердцах станичников.
Буквально через несколько дней после оккупации начал действовать партизанский отряд «Шустрый». Солдатки и матери воинов пекли дома хлеб и, рискуя жизнью, отправляли продукты партизанам.
Двенадцатилетний подросток мечтал уйти к ним в отряд, но вот «мамка не пускала, мал ещё», да и не знал он к ним дорогу. Мама говорила, что Вова рос озорным, не всегда послушным, смелым и любознательным шустриком, этаким ребячьим заводилой. Мог постоять за себя и защитить младших братишек. Но главной чертой его характера было обострённое чувство справедливости, за что он пользовался среди местных пацанов особым авторитетом.
– Давай гильзы от патронов собирать, – предложил Володя другу Славке. – Может, нашим передадим. Они их зарядят. У них, наверное, с патронами туго.
Спокойный и рассудительный Славка, сдвинув с вихрастой головы кепку, нахмурил брови, серьёзно посмотрел на товарища, подумал и согласился:
– А ведь правда, патроны для ружья можно зарядить, и для винтовки тоже, наверное.
До войны пацаны видели, как это делали взрослые при подготовке к охоте, и им иногда поручали вставлять войлочные пыжи.
– Пусть нас не возьмут в отряд, но мы хоть так будем помогать, – решили они. На берегу реки в камышах ребята отыскали сухое укромное место и по горстке носили в схрон найденные гильзы.
А тут ещё на круче берега в Володькином дворе немцы установили пушку. Батуринский мост, соединяющий несколько станиц, и дамба находились в руках наступающих частей нашей армии и хорошо просматривались от пушки. Однажды несколько красных командиров ехали на совещание в штаб. Водитель перепутал дорогу с очень похожей, ведущей в соседнюю станицу, и машина по ошибке выскочила не на тот мост, где тут же была расстреляна из орудия прямой наводкой.
Орудие это не давало подростку покоя. Когда-то из разговоров взрослых Вовка узнал, что если насыпать песка в дуло ружья, при выстреле его может разорвать. И он задумал сделать это с дулом пушки, ведь тогда, наверное, и её разорвёт при выстреле! Вовка потихоньку приготовил для этого целое ведро песка. Но дуло было высоко, и рядом всегда находился часовой.
Как-то раз Володька неожиданно встретил на улице парня по имени Павел, который, по слухам, подался к партизанам, и рванулся к нему. Но тот приложил палец к губам и лукаво подмигнул. А через некоторое время началась стрельба, и Вовка видел, как, убегая, партизан скрылся в береговых зарослях напротив дома, а затем нырнул в воду. На поверхности появилась трубка камыша. Подросток догадался: «Он дышит через неё, как мы это делали на речке». И быстро ушёл от берега, чтобы не привлекать внимание.
Хитрость партизана Павла понял ещё один человек – дядька Пыскун . Прихвостень фрицев и подлый доносчик, он докладывал обо всех, кто казался ему подозрительным.
– Сюда, цу мир , – звал он фашистов, указывая место в реке, где спрятался партизан. Полоснула автоматная очередь, и вода окрасилась кровью.
Володя всё видел и от ненависти сжал кулаки до боли: «Ненавижу! Ненавижу! Ты, дядька Пыскун, гад, ответишь за всё, когда придут наши!» Слёзы выступили у него на глазах.
Партизаны донимали своими налётами, и гитлеровцы старались найти их во что бы то ни стало. Однажды, когда только начало светать и все ещё спали, вдруг кто-то с грохотом сорвал с окон ставни. Пятеро фрицев ворвались в наш дом. Всем приказали встать у стены. Мама прижимала к себе сыновей: Володю, Женю и Колю. Я, младшая дочь, грудничок, лежала в люльке. Рядом стояли бабушка и тётя.
– Где партизан?! Шнелле, руссише швайн!
Не получив ответа, самый здоровый немец выхватил спящего младенца из пелёнок и, держа за ножку вниз головой, как какого-то цыплёнка, стал угрожать, что разожмёт руки. Ребёнку грозила неминуемая гибель. Малышка захлёбывалась от плача. Все словно оцепенели. Мама еле удерживала готовых броситься на выручку мальчишек.
И вдруг крёстная девочки, глухонемая тётя Миля, издала громкий гортанный крик, отчаянно метнулась и вырвала дитя из рук изверга. Это было настолько неожиданно и смело, что немцы просто опешили. Затем один из них со злостью вдавил в щёку тёти Мили горящую сигарету, после чего они ушли. А мама и все родные ещё долго не могли прийти в себя.
Немцы регулярно устраивали облавы, пытались найти партизан и однажды зимой, прочёсывая остатки камышей, наткнулись на пацанов и их схрон. Прибежала запыхавшаяся мать Славки и выдохнула:
– Нюся, побиглы, дитэй наших розстрилюваты повэлы!
Обе мамы помчались во двор Белохи, где немцы уже поставили мальчишек к стенке деревянного сарая. Пацаны стояли, взявшись за руки, и, стиснув зубы, с ненавистью смотрели на своих палачей.
Женщины кинулись к старшему, офицеру:
– Воны ж диты! Як же цэ можлыво?! Мэнэ, нас стрыляй! – причитала тётка Шура и била себя в грудь.
Фриц грубо оттолкнул их. Тогда обе матери встали впереди, перед сыновьями. Они были готовы принять смерть вместо детей, закрыв их своими телами. Немцы медлили, не стреляли, потом раздался залп, и… пули, пролетев над головами, впились в стену сарая. К счастью, именно в этот момент начался артобстрел и наступление наших. Немцам стало не до мальчишек.
Материнская любовь оказалась сильнее войны и спасла детей. А может, при всей своей бесчеловечности и ненависти, эти парни вдруг вспомнили своих матерей? Возможно, уже понимая неотвратимость прихода Красной армии, они специально стреляли мимо? Или это была издёвка с их стороны?!
После этого случая мама поседела и постарела, хотя было ей тогда немногим более тридцати лет.
Фашисты, рассчитывая задержать советские войска, превратили расположенную вдоль реки Бейсужок станицу в сильно укреплённый район, но устоять против наступающей Красной армии не смогли. Взрывались снаряды, от шквала огня казалось, что даже лёд на реке горел.
Захватчики хозяйничали на брюховецкой земле около двухсот дней. В начале февраля 1943 года огнедышащее орудие с нежным женским именем «Катюша» решило исход боя за освобождение станицы. Первыми побежали румыны, за ними и немцы. Они теряли технику и боеприпасы, бросали убитых и раненых…
Остатки гитлеровцев прятались по домам, чердакам и сараям. Двое детишек, Лена и Виталий Голубятниковы, взобрались на ворота своего двора. Когда со стороны реки показался отряд советских солдат, брат кинулся к ним предупредить, что в сарае, напротив их дома, пулемётная засада фашистов. Бойцы пошли в обход сарая. Виталик уже бежал обратно, когда кто-то из немецких мерзавцев выпустил в него несколько очередей, а затем и в бежавшую к нему сестру. Ценой своих жизней маленькие герои спасли многих солдат.
Враг был изгнан. Подоспели и партизаны отряда «Шустрый». Володька кинулся к ним:
– Я знаю, кто выдал Пашку, я видел. Это Пыскун! – задыхаясь от волнения, твердил мальчишка. – Он предатель и служил фрицам! Выдавал евреев, доносил на наших! Всё выслуживался, холуй немецкий!
Пыскун валялся в ногах, ползал, молил о пощаде. Жалкий, с дрожащими губами и трясущимися руками, извивающийся, как червяк, предатель не вызвал никакого сочувствия и был расстрелян по законам военного времени.
За годы войны на полях сражений погибло около пятисот тысяч кубанцев, в том числе более семи тысяч брюховчан.
***
Брюховецкая живёт, она красива в любое время года. Радуют сады и виноградники, колосятся хлеба, на курганах зеленеет трава… А на самом высоком кургане при въезде в станицу стоит знаменитая боевая машина «Катюша». Её любят и чтут, к ней идут на поклон молодожёны, станичники возлагают к подножию цветы в День Победы.
Монумент напоминает о том времени, которое забыть нельзя!