ЛАВКА РАЗБИТЫХ НАДЕЖД
Полина всегда считала, что каждый человек одну книгу может написать про себя. А что бы написала она? Ничего особенного с ней не случалось. За плечами значительная часть жизни и остывшие эмоции. Впереди только думы.
Каждый роман начинается с определения, к какому слою общества принадлежит герой книги. А лично она – Полина? К сословию… Впрочем, сословия были до революции. Ну, там высший свет, дворянское, купеческое сословие. После революции были классы: Класс партийцев, рабочих, крестьян, класс интеллигенции. А поскольку партийцы расправились со всеми, сейчас уже и классов нет. Так – виды… Вид чиновничий, от слова «чванство», вид служивых, надзирающий за популяцией, вид суетливых торговцев, вид разрозненных оппозиционеров. И все эти виды, как спрутом охвачены жульём и бандитами.
Полина понимала, что лично она, где-то на низшей ступени социальной лестницы. Так ведь при таком раскладе получается, что она из самых благородных. Не обманывает, не ворует, не убивает, в поте лица добывала хлеб свой насущный. Чем не жизнь истинной христианки. Было время, даже в церковь ходила. Завораживали церковное пение, горящие свечи, запах вечности.
Первый звонок сомнения появился у неё, когда с жёсткой руки патриарха посадили в тюрьму девчонок, спевших в храме «Богородица прогони Путина». Их глупый поступок заслуживал, самое большее, уборки территории храма неделю. Дальше больше… Храмы на каждом углу, а невежеством со всех щелей несёт. А когда патриарх всея Руси заявил, чем больше окопов, тем больше верующих, Полину это добило. Получается, главе православной церкви нужна война, что бы паству умножить. Что же это за духовность такая? И хотя она по-прежнему считала себя верующей, в церковь ходить перестала. Нет там благодати.
• Самым любимым занятием для Полины было чтение. Можно сказать, она выросла на романах. В школе на занятиях по русскому языку по фразе узнавала автора. Вот такой у неё был талант. Школу закончила почти медалисткой. Аттестат портили три четвёрки. Ей даже предлагали тянуть на медаль. Отказалась, чувствовала, учиться дальше не имеет смысла. До смерти надоели зануды – педагоги. Мало, что заставляли зубрить, что никогда не пригодится, ещё норовили учить тому, чего не умели сами – жить.
• Жить, по тогдашним её понятиям – это любить и быть любимой. С первым у неё проблем не было. Влюбчивое сердце ей досталось по наследству от матери. А вот со вторым… Прошло не мало лет, пока она осознала, что повторяющаяся ситуация: она любит, он нет, и наоборот, он любит она нет - это её судьба. Как – то даже замуж собралась, смирившись с участью супруги, позволяющей себя любить. Да только к счастью перед самой свадьбой увидела, как её жених бьёт брата, и дала задний ход. Через много лет так будет и со мной,- вполне здраво рассудила.
Жила она в комнате матери. которая рано ушла в другой мир -инфаркт. Видно неудачные поиски своей половины не вынесло её нежное, любящее сердце. Полине дано было испытать в полной мере ликования нарастающего чувства и боль разочарования. Как никто она в такие моменты понимала свою мать. От ранних болезней её спасло открытие, если это можно назвать открытием: Чтобы искать надёжное плечо по жизни, надо самой стать глыбой. Какая глыба из неё, Полины? Внешность средняя, образование среднее, достаток даже ниже среднего. И даже при всём этом, ухажёры иногда находились, из окружающей среды. Ведь была она в ту пору молода, здорова, нормальна. Но, как только проходил конфетно-цветочный период, и дело доходило до главной кульминации, для неё всё было не так. То грубо, то нелепо, то смешно. И сама себя она чувствовала скованной и не умелой. Видно её воображение было испорчено красивой эротикой из прочитанных романов. Потом, глядя на некоторых своих приятельниц, сгорающих от страсти, советовала со знанием дела, на основании опыта собственного,- Переспи, пройдёт…
На что она жила? Так работала! На работу её устроила подруга матери, начальница отдела кадров в том самом заводе, которому принадлежала комната в общежитие, где жила Полина. Завхоз в гальваническом цехе, не бог весть, какая завидная должность: командир тряпок и метёлок. Приходилось частенько самой браться и за то и за другое. Попробуй, найди работников, желающих дышать парами гальваническими. Полина из своей скромной зарплаты старалась помочь несчастным своим уборщицам. Они вроде и отдавать обещали, да только она знала, отдавать им не с чего. А уж начальников пальцев не хватит посчитать. Каждый норовил ткнуть, где не порядок. Не легка была Полина на смену мест и обстоятельств. Так и доработала до пенсии. Ушла на другой же день с высоко поднятой головой и со справкой об инвалидности. Свобода от унылых рабочих дней и от вечно раздражённого начальства!
Никогда не интересовала Полину политика. Ещё в школе, когда одноклассница вдруг сказала, что киножурналы ей нравятся больше чем сам фильм, Полина фыркнула,- Притворяется, или, в самом деле, такая дура? Как может нравиться этот официально-пафосный тон. Интересно ей стало смотреть первый съезд настоящих депутатов. С высокой трибуны красиво и умно говорили о наболевшем, о реальности. Это был глоток свежего воздуха. Вот только ненадолго.
Шёл 93 год. Дымился расстрелянный Белый дом. Начальница переживала уезжать, не уезжать в Финляндию. Муж у неё был финном. – Конечно, уезжать,- уверенно посоветовала Полина,- Подумай о сыне. Ты же видишь, какая здесь непреодолимая глупость.- Сейчас эта семья живёт в самой благополучной стране Европы.
Когда перестали платить зарплату, было некоторое недоумение, за что так жестоко с людьми. Потом пришло чувство неловкости за не всегда трезвого президента. Но вот он передал бразды правления молодому никому не известному гэбисту, появилась надежда… и первое возмущение после истории с подводной лодкой. Могущественная страна не стала спасать своих людей. Потом был Беслан. Чтобы не разговаривать с захватчиками школьников, открыли огонь по всем. Много заложников погибло, в том числе и детей. Дальше – больше… во, попали! Из огня коммунистического рая в полынью полного обесценивания человека. Что же всех нас ждёт?- Холодок ужаса заполнял душу. Порой Полина делала попытку поделиться своим страхом, но по недоверчивым взглядам видела, не понимают. Одна учёная дама даже как-то сказала с апломбом,- По телевизору этого не говорили.- Боже, уж этот телевизор!- Такого наводнения грубости, хамства, тупости на телеэкране она ещё никогда не видела. Поневоле затосковала о строгих, воспитанных манерах советских журналистов.
Однажды, идя из магазина, Полина присела на скамейку, она здесь всегда отдыхала. На этот раз она была не одна. Сидела женщина не молодая с характерным волевым лицом, усыпанным странными болячками. Они разговорились. Сначала посетовали на дороговизну, потом перешли на причину убогости жизни. Полина была приятно удивлена здравости оценок и суждений своей собеседницы. –Меня зовут Полина Андреевна, а вас? – решительно представилась. –Флора Назаровна – ответила новая знакомая. –Какое красивое имя!- пришла в восторг Полина.
Надо сказать, была у неё слабость к редким именам и отчествам. На осенней страде, когда весь её небольшой коллектив часто посылали от завода на помощь селянам, она жила у двух милых старушек. Звали их Варвара Даниловна и Евдокия Герасимовна. Премилые божьи одуванчики, хлопотуньи. Полина обожала с трепетом называть их по имени –отчеству. Почему-то верила, это имена придают старушкам обаяния.
С Флорой Назаровной они ещё немного поговорили о безрадостном будущем, о том кто виноват и что делать. Вдруг из открытого окна раздался грозный голос,- Мать! Ты чего там разбазарилась?!? Где мои… - Что именно Полина не расслышала, Флора Назаровна поспешила, не попрощавшись. И всё же Полина отправилась домой в хорошем настроении. Не каждый день встречаешь единомышленника.