Почему это дети никогда не думают о родителях, особенно когда решаются на страшные поступки. Не любят?
Любят, просто не думают о них. Я сама готова была пропадать в общаге неделями и месяцами. У девчонок был даже график очереди, с кем я сплю — лишней кровати ведь не было. За исключением каникул, когда многие студенты уезжали домой — и свободных мест было навалом. Но в безлюдье в общаге было не так интересно, она уже не была такой привлекательной.
Как же удивился комендант общаги, узнав на третьем курсе, что я москвичка! У него и мысли такой не возникало — в общаге я паслась постоянно — поэтому меня и не ловили. Я была своя.
Родители. Конечно, я любила их! Но дома было так скучно, так повседневно, такая рутина…
Однажды я попробовала встретить Новый год дома, но когда увидела, что родители просто собираются лечь спать, как будто это обычный вечер, быстро собралась и уехала в общагу.
А в общаге жизнь била ключом, сверкала, искрилась. Всё время что-то происходило: дни рождения, песни под гитару, танцы-дискотеки, походы. И мы общались, общались, общались.
Как же самозабвенно мой друг Пашка пел свои песни о Чили, о гибели Виктора Хары и славном президенте Сальвадоре Альенде. Мы горевали о них, как о потере близких. О, искренность и отзывчивость юности!
Мне кажется, недавно я видела Пашку на встречном эскалаторе метро Таганская. Готова была заорать на всё метро: «Пашка!», но сдержалась… Может быть, зря?!
Учиться в общаге тоже было продуктивнее. Общага знала всё!
Кто-то был богом в начерталке — любую, даже самую сложную проекцию мог набросать в пять минут (Саша Кирсанов с факультета техники разработки).
Кто-то был гений сопромата.
А кто-то так фантастически срезал бритвой с ватмана неверную линию, что заметить это не мог даже самый придирчивый глаз. Маленькая пигалица Танюшка Стрекочинская, — «Стрекоча» — модно одетая, как барашек завитая, и думающая только о том, с кем бы еще закрутить роман, становилась собранной, как хирург, — и блестяще осуществляла операцию спасения чертежа.
Курсовики делались по аналогии, главное, чтобы хоть кто-то разобрался до конца. Иногда один курсовой делали сообща, а потом тиражировали, адаптируя к своим условиям. Последняя ночь пред сдачей почти всегда была бессонной. Самое трудное после успешного завершения работы в три-четыре часа утра было не лечь спать, потому что проснуться было уже невозможно. Так мы несколько раз сдачу дружно проспали.
И при всём этом в нашей общаге царили удивительно чистые, целомудренные, товарищеские отношения. О том, что мир делится на девочек и мальчиков мы тогда как-то не думали, нам было не до этого — и так было интересно! Было чудесное студенческое братство! Жизнь кипела!