Просьба, которой нельзя отказать

Мак Овецкий
— Я диво как хороша собой, расторопна, понятлива и нет такой услужи, которая я не могу оказать. Так что не спорь со мной. Христопродавец.
— Как известно, кукла Лена, евреи обладают невероятной духовностью, бескорыстием, добротой, умом и смелостью. Это если вкратце. А если еще короче — что ты хочешь, чтобы я тебе купил? Только проси о легком и прекрасном.
— Я по сыночку соскучилась. И по маме. Свози меня в деревню под Рузой. А то сижу тут, в Новом Уренгое, под домашним арестом по пустяковому обвинению в том, что у тебя работы невпроворот...
Султан в одиночестве, но гордом. Ну чего ты лыбишься на фоне автопортрета (см. картинку над текстом)?
— Я люблю тебя, кукла Лена. Причина проста — ты очень хороша собой.
— Это не ответ на остро поставленный мною вопрос. Так отвезешь? Да, это нанесет некоторый урон твоему бюджету. И от этого ты в сомнениях, вернее сказать — в ступоре. Но ты пойми — принципы и истинные ценности... Далее кукла Лена сравнила саму себя с известной картиной Делакруа «Свобода на Баррикадах»...
— Во имя коронавируса и необходимости не собираться больше двух, кукла Лена. Поедем на недельку. На берег журчащей речки. Хотя славянином я никогда не был, дорогая, но к деревне под Рузой почему-то тоже испытываю сантименты.
— Я тронута. Ты велик, аки скала, христопродавец. Вспоминаю, как в школе преподаватель физкультуры учил меня, что секс душу девушки совершенствует, только если он осуществляется в трудной позе.
Но, повзрослев и став твоей содержанкой, я поняла, что изощренная гимнастическая поза тут как раз не обязательна.
— Хотя и наполняет нашу любовь высоким гражданским и моральным смыслом, кукла Лена, согласись. Так что, как говорит твоя мама: «Пусть соперничают сто школ, пусть расцветают сто цветов позы лотоса...».
— Я не фитнес-мазохистка, но как скажешь, космополит. Потому что только тяжкий и неустанный труд на избранном мною поприще твоей содержанки просветляет даже такой скорбный разум, как у тебя.  И направляют твои мысли в нужную мне сторону.
Так что то, что  ты, обормот, за эту неделю в деревне под Рузой, получишь от меня — история стыдливо умалчивает. Ты ведь еще пока не числишься на балансе оперного театра кастратом, я надеюсь?
— Я, кукла Лена, вовсе не оперный кастрат, достигающий в минуту вдохновения самых высоких октав. Более того, я виртуозно владею матом на трех языках, что неоспоримо доказывает, что я и не кабинетный теоретик.
— Иврит, русский, а третий какой?
— Гортанный говор Малых народов Севера.
— Комар какой. А гавкать ты умеешь? А выть на луну?
— Перестань, кукла Лена. Я ведь не веселия жажду, но скорби ищу, размышляя о высоком в категориях ненормативной лексики. И только полногрудые пассионарии из деревни под Рузой...
— Ну вот, «Covid» крепчал, только дай ему повод. Ох уж это еврейское вечно ущемленное злорадство. И сразу лапать меня и паясничать, что за масонская манера?
С умным видом он рассуждает! Ты кого по попе шлепнул? Ты так и не понял, нехристь, что с простыми женщинами из народа надо говорить ласково. С каждым днем психушка и лоботомия тебе все нужнее и нужнее, как я посмотрю...
А ты можешь не возникать, хотя бы когда меня тискаешь? Может быть теперь, когда я разделась ты, наконец, заткнёшься...
Учти, нехристь, я не собираюсь молчать на фоне твоей душевной черствости...
И коронавирус не отвлекает его от этого черного дела. Мне так неудобно. А ты инсулин уколол, кстати...
— В идеале крайняя плоть должна быть не обрезана, а обкусана. Верно вам говорю, православные! — тем временем проносится в моей голове очередная бессмертная сентенция мамы кукла Лены. Деревня под Рузой — она такая...