Мысли навеянные чтением 4

Валерий Иванович Лебедев
или Тексты, продолжающие общее настроение

Никакой тени дурной мысли, и этим словам более ста лет.

1.
Как можно представить человека, от которого отделяется его же тень. Отделяется? Чтобы покинуть. Для сравнения, знаменитый ответ, нет победителей, нет побежденных, кавычки опущу. А если нет побежденных, могут ли быть победители. Выйти из тени, чего проще, достаточно поднять громадный флаг, где? Где бы ни был носитель идеологии победы, флаг не склоняется, мы не побеждены, не можем быть побежденными. Небольшие несчастья, так, царапины, могут случиться с каждым. Кто-то должен быть первым, должен идти впереди всех, кто-то ведь будет, непременно, но кому-то не быть впереди — не жить, так, жалкое существование. Выходит, кому-то придется отвести это жалкое существование, чтобы кто-то мог видеть себя впереди всех. Не вызвать ли экстренный поезд, пока идет, время как будто медлит. Чем быстрее идет, тем медленнее бежит, помимо нашей воли, как говорил поэт. Не воспользоваться ли временем против чужой воли. Наедине со временем, со своим временем, возможность, чего? Всех прочих представить лишь тенями, увидеть тени, хорошо если вереница, а если сплошная пелена, которая того и гляди охватит смотрящего.
Это означает, иногда, обратного пути нет. 
Войти в число теней.

Частные руки. Партийные руки. Советские руки. Чем больше рук. У одного лица. 
Тем больше лиц вокруг этого лица. Вокруг. Окружение. Заражение. А как еще иметь дело с тенями. Впереди обитель света, вперед, была такая уверенность. Выяснилось. Было время, излучать свет. Пришло время, поглощать свет. При желании можно представить, чья-то рука тушит свечи. На мой взгляд, никто их не тушил, сами потухли, выгорели. Как представить тень, накрывшую одну четвертую света.
Так, чего мы искали, свечи все-таки, дорогу назад?

Сильный, звонкий, конечно, голос, а какой может быть голос убежденного идеолога.
Положить перед собой, что-то, наверно, возможно. И вдруг возникло то, что можно назвать политической задачей, маневром, те, кому предстоит выполнить сей маневр, ждать не могут, надо действовать, первое что они делают, обозначают уровень своей задачи, никогда не было в истории задачи такой сложности, все меркнет, уже померкло, одним словом, обычным людям предстоит обернуться титанами.
Предстоит? Сами решили возвести себя в ранг титанов.
Решили выйти за рамки всего, к чему история приводила других, кавычки опущу.
Подобные ситуации были, кто бы спорил, но такой сложности, такого масштаба, такой опасности, люди еще не знали. Чего же тогда перлись, лезли, да еще с такой яростью. Есть характеры, им нужно ввязаться в драку, обязательно. В драке время течет незаметно, само собой, подгонять не требуется. И вот она, настоящая жизнь, благодаря быстрому времени. Настоящая? Стоящая, ударение на первом слоге. Стоящая, ударение на втором слоге. Впрочем, в ходу иное слово, устои, прочнее не бывает, встал, правь, кем? Теми, кто исполняет приказ, а не задумывается над его странностью. Чтобы остаться человеком, немногое, оставаться странным в этой столь странно собранной жизни.

Давай нам, а сами взять не хотите.
Уют, в отдельно взятой квартире, есть такая квартира, сами создали, на строителей ведь полагаться не приходилось, я об уюте. От уюта, куда? К чему! Наверно, к другому уюту, к еще большому. И так везде. И так всегда. От секретов — к еще большим секретам. От власти — к еще большей власти. Кому-то? К еще меньшей. К еще меньшей значимости. Вертикаль должна становиться больше, тогда на ней можно разместить большее количество голов, рук, ног. И прочих необходимых предметов. Необходимых? Для хорошей жизни. От хорошей жизни, куда потянется человечек, к еще более хорошей, так наверно. От человечка — к человеку, от человека — к большому человеку, не остановить, да он и сам не остановится, не сможет.

2.
Стена, есть разные стены, но делают одно, ограждают, закрывают, позволяют загнать.
Как выйти, сколько можно сидеть, удар, взломать, а как еще, не проходить же сквозь стены, все одно, не пройти. Удар, который заставит открыться. Как это просто. Говорить, что думаешь. И писать, что говоришь. В итоге, начинается чтение. На выходе, неужели чтение мыслей? Скорее, наоборот. Чтение ведет к рождению мыслей. Коль так. Рано или поздно, появится кто-то и начнет опережать прочих, в помыслах, в замыслах, в устройстве тех или иных условий, которые считаются условиями жизни. Если не вещных. То религиозных. Если не религиозных. То политических. Если не политических? Наверно, личных. А если такие вещи, о которых можно сказать, это вещи радостные. Вот кто-то и начнет устраивать себе радостные вещи, себе, для себя, при этом? Конечно, не обязательно эти вещи должны быть личными.
Из своей личной радости сделать что-то общественное, зачем?
Наверно, чтобы общественное превратить в личное, зачем? А как еще стать большим, как одному быть больше, чем многие сотни, тысячи, десятки тысяч, каждый может продолжить. Куда бежать, наверно, в сторону искусства.
Так что же было в начале, должно быть, неравенство.
А что же будет, обещает быть в конце?

Мир засыпал, ударение на втором слоге, всегда найдется что-то, что лучше засыпать, побыстрее. Мир засыпал, ударение на третьем слоге, после того, как ненужное будет засыпано, можно передохнуть. Перед следующей засыпкой. Засыпать. Насыпать. Вот и насыпь, возможность пройти, а то и прошагать, там, где обычно идти, шагать невозможно.
Засыпка — Насыпка — Отсылка, в каждом детском взоре проглядывает какая-то властность.
И тогда он послал.
И мир закричал. И мир прокричал. С чего бы? В очередной раз убедился. Кандидатов в диктаторы более чем достаточно, всегда, и почему же так? На обратной стороне, кто там? Можно поглядеть по сторонам. Как можно дольше, зачем? Чтобы в конце остановиться на себе. Чем ближе к концу, тем очевиднее. Власть не делится. Потому всегда нужна связка, двое, один по части быстрых мыслей, для рвущихся на поле боя, другой по части быстрых действий, для желающих остаться на поле боя. Как это было в 17-ом. А как же разделение властей? Принятое, если не во всем мире, то в большей его части.

Поздравительных, подозрительных и просто здравых посланий.
Никак облачка. От солнышка ни клочка. Похоже, придется вернуться, куда? К чему, к вечным теням, они не отделимы от жизни, по крайней мере, от нашей жизни.

Необязательное приложение/1

Вечернее время, как его использовать, для просмотра, причем тут ТВ, надоел.
И начинается это вечернее время, часов в десять. И длится, до глубокой ночи, вечернее время? Просмотр, переходящий в чтение. Что же такое глубокая ночь, если вечером в 10, еще не ночное время. До 11-и. До 12-и. Или где-то после полуночи, та самая глубокая ночь. Остаться одному, в тишине, в темноте, в тесноте. Напротив, возможность выйти из тесноты, чего? Неужели жизнь иногда становится тесной. Заодно, пресной. Происходит что-то неожиданное.

Просмотр, обрывающий чтение, с чего бы это. Известно.
Позволяют себе, кто? Да, все подряд, все эти газеты, журналы, все эти газетчики, журналисты, видно, собрались отбить охоту к чтению, удалить от чтения. Легко читать об ошибках оппонентов. И как выдержать, вернее, удержаться от крика, когда читать приходится о собственных ошибках. От крика? От раздражения, конечно. Которое очень скоро переходит в гнев. А ком я? Конечно, о третьем вожде, Вождь-3 легко переходил из шутки — в гнев. На столе, который на этот раз покрыт скатертью, лежат сто цветов. Столько цветов. Едва умещаются. Два раза по сто, хотели поначалу. Но какой тогда нужен стол, чтобы удержать такую груду цветов. А в этих цветах, что-то колючее. Колется. Задевает. Не потому ли третий вождь брал ручку, начинал править особо понравившиеся стихотворения. Привлекал соратников. Надоело, скоро. Решил навести порядок, иначе говоря, положить конец. Конечно, положил. Хорошо еще не под ноги. Ногами он только топал, топтал словами, временами выходило что-то грандиозное. На потоке, что может быть, грандиозный разнос. Трудно ли разделить всех читающих. На тех, кто его читает. И на тех, кто его не читает? Тоже читают, но не понимают, вернее, понимают неправильно. Более того, позволяют себе не понимать. Как читающих, вернее, из всех читающих сделать понимающих, всех и все, понимающих правильно. Позволю себе, в этом месте, тяжелый слог.
Чтобы отвлечься, несколько строк, благо третий вождь уже не исправит.

Никак облачка, все гуще, все гуще.
От солнышка нам ни клочка,
Все пуще, все пуще.
Все грозное. Ниже и ниже.
Все грустное. Ближе и ближе.
На трассах, кустами плетень.
На точках. Остатки пустых деревень.
На клетках, лесная сирень.
На ветках, мятежная лень.
И только. Кругами.
И только. Ночами.
Тревожная тень.

Пустое, ложится на плечи как пресс.
Пустыня тиранит руками принцесс.
Потомки разносят прогресс.
Куда уходить. Не уйдешь.
Безмолвный процесс.
И скачешь.
И ждешь.