Разгрузочный день

       
          Излишества вредны.  Каждый согласится:  чересчур   много – вредно. Чего? Да практически всего. Поднимать тяжести, есть, бегать, прыгать, спать, лечиться, курить  и в первую очередь  пить.  Даже воды, особенно дистиллированной. Не говоря о пиве, вине, ликерах, коньяке, виски, текиле и тому подобных вкусностях. Некоторые, на мой взгляд явно ненормальные приверженцы так называемого «здорового образа жизни», не боятся утверждать: мол, все перечисленное вообще лучше и в рот не брать.

          Но, заметьте, не боятся – в газетах, книгах, по радио и телевидению, в интернете… То есть, что называется, «бесконтактно». Дистанционно.  А вот чтобы пойти на площадь перед пивным баром, недорогим кафе-ресторанчиком,  сезонной распивочной палаткой… Или на полянку, где разложили нехитрую снедь и наполнили стаканчики, пусть пластиковые, радующим  душу содержимым…  И тост уже успели произнести, сдерживаясь из последних сил…  Вот тут бы им, радетелям, выйти и объявить во всеуслышание, можно в мегафон:

          – Остановитесь, неразумные! Выплесните немедленно всё налитое прямо наземь! Откажитесь от этой гадости! Пейте чистую воду! И будет вам счастье!

          Не идут, не объявляют. И правильно – побьют… Притом, я считаю –  обоснованно побьют! В смысле – за дело. Ибо не сегодня и не вчера сказано: не лезь в чужой монастырь со своим уставом. Кстати, далеко не во всех  монастырях  и далеко не всегда соблюдалась поголовная трезвость, историки не дадут соврать. Знакомый священнослужитель как-то, обсуждая меню предстоящего застолья по поводу престольного праздника, на вопрос: «А Вы, святой отец, предпочитаете вино, водку,  коньяк или воду?», вдумчиво ответил: «Коньяк – приемлемо…»

           Что по-настоящему вредно пить – так это коку, пепси и прочие колы, да и вообще все безалкогольные сладкие газированные напитки. Равно как несладкие и негазированные.  Свежевыжатые соки натощак. Кофе, больше одной чашечки.  Или двух, максимум трех-четырех. Ну, чай – куда ни шло, особенно из ароматных трав, на десерт, с тортиком, когда крепкое уже не лезет…

          Во многих странах, бывало, законодательно запрещали это самое. Даже в Штатах и  Союзе. Правда, не повсеместно и ненадолго. Кое-где и сейчас нельзя.  В основном на Востоке, что сам по себе тонок и где выпивка, соответственно, тоже дело деликатное.  Наркоту – пожалуйста, а родного, привычного – ни-ни! Хорошо, если ты турист и можешь выбирать, ехать в такую тюрьмообразную местность или нет. А если родился там? Ужас… 

          Вот на работе пить-выпивать не полагается. Это святое. Ну, почти. При большом желании  (а нехотя кто ж пьёт?) практически во  всех  самых режимных и секретных учреждениях, центрах и лабораториях, трестах и концернах,  на фабриках и заводах можно найти и возможность, и место, и время для жизненно важного занятия, то бишь принятия. 

          Здесь постепенно приходим к основному. Как-то у одного француза спросили, какое чувство для  мужчины он считает, с одной стороны, главным, а с другой – вечно недостающим.  С учетом национальных особенностей ожидали – назовет любовь, нежность, секс либо что-то в том же духе. А он ответил: чувство меры!  Спрашивается, откуда чужестранцу знать чисто наши беды и проблемы? К сожалению, спрашивавший не уточнил источник сведений. Не иначе, тот лягуш… пардон, галл где-то с нашими пересекался.

          Точно известно: профессионально, как математике или пению, этому нигде не учат. Приходится полагаться на ненадежный метод проб и ошибок. А была бы в институтах-университетах кафедра меры, скольких жизненных драм удалось бы избежать! Но об этом можно только мечтать.

          В нашем стойотряде был строгий «сухой закон».  Как в каком-нибудь Исламабаде. И как, вероятнее всего,  во всех ССО всех ВУЗов бывшего  Союза. Но декларировать – одно, а соблюсти – совсем другое. 
 
          По субботам нас, «бойцов», возили в обычную районную баню. Там – парилка, а после парилки желающие могли принять кружечку-другую бочкового пивка. По молодости ничего другого в общем-то и не хотелось.  Это когда уже не один десяток лет за плечами, сто граммов после баньки не помешает, а до двадцати – ни к чему, своего веселья и хорошего настроя хватало. Многие вообще предпочли бы квас, да вот беда – его как раз не водилось.

          Правда, иногда накатывало. Или наезжало. Так, однажды было дело – прикатило нежданное счастье прямо на колесах, можно сказать с доставкой…   И унеслось в руках,  двумя ногами. Но надо по порядку.

          Студенческий строительный отряд с древним именем «Гиппократ» занимался в основном мелиорацией.

          Мелиорация… Красивое слово, благородные намерения, корявое воплощение, непоправимые последствия. Многим то понятие знакомо по деятельности печально знаменитого всесоюзного министерства водного хозяйства. Сокращенно Минводхоза.

          Наибольшее, прямо-таки историческое достижение  сего главка – необратимое  уничтожение одного из крупнейших озер планеты – Аральского моря. Еще один грандиозный, к счастью невоплощенный проект – поворот на юг сибирских рек – тоже его задумка.  Ну, а осушение болот в средней полосе, к сожалению, вполне удалось. Всё по-нашему: хотели как лучше, а вышло…

          Виделось в воспаленных министерских мозгах, как на месте трясин чудесным образом возникнут плодородные нивы, стеной встанут пшеницы золотые, кукурузы и прочие хлеба. А вышел шиш – вместо сочнотравных пойменных пастбищ засушливые пустоши, урожайность кислых торфонасыщенных почв бывших болот оказалась ниже соседних, обыкновенных. Сколько ни сыпали потом извести с доломитом и дорогостоящих удобрений, не помогло. 

          Пересохли десятки малых речек, обмелели более крупные, в том числе Днепр, Западная и Северная Двина, Припять, Сож... список бесконечен. Пропали озера и болотца, служившие «зелеными легкими» земли, на грани вымирания оказались многие и многие виды рыб, птиц, земноводных… Натворили делов, одним словом!

          Нам, студентам-осушителям, в ту пору это было невдомек. Да и кто нас, мальков, спрашивал! Лопату-топор в руки, и давай, с песней. «Яростный» – не зря так пели о стройотрядах. В работе равных нам среди местных трудяг просто не было. Они ведь на окладе, а у нас оплата аккордно-премиальная. Сколько построил-вырыл-уложил-задерновал, столько и получи, плюс накрутки за срочность с качеством. Вперед, заре навстречу!

          Каналы копали, разумеется, не вручную, этим занимались специальные экскаваторы. Как и рытьем дренажных траншей. Нам доставалась доделка. Формирование русла, укладка фашины, дерновка…  Позже, при прорастании травки, уродливый ров превращался в ручеек с живописными зелеными бережками.  Попутно – посильный лесоповал, распиловка, заготовка кольев.  Кое-какие бетонные работы, сопутствующая стройка – мостики, шлюзы, домики для насосных станций.

          Фронта работ хватало на годы не одному поколению студентов. Будущих педагогов, инженеров, медиков и прочей интеллигенции.  Той, что в стране Советов было принято ласково именовать «гнилой» или «вшивой»…  Эпитеты не из самых благозвучных, но людям виднее, интеллигенция, она же от народа, откуда ей еще взяться.

          В ясный июльский денек, выпавший на грандиозный местный праздник –  «День рыбака», агитбригада занималась топорной работой. Так решил комиссар,  загадочно посулив вскоре нечто особенное.  Нас пятеро – трое гитаристов, скрипач да барабанщик. Бренчали, пели во все горло, и получалось замечательное шоу районного масштаба. Роль конферансье, а по совместительству осветителя и рабочего сцены добровольно выполнял мой сосед по отрядной спальне Василий. Частенько вместе с верной спутницей-воспитанницей, щенком ротвейлера Геклой. Та вела себя достойно – к микрофону не лезла, подвывать не пыталась и провода не грызла.

          Топоры – не гитары, но  оркестранты  справлялись неплохо. Требовалось сосновые поленца колоть на плашки, а их – на «спицы» – колышки для прибивания дерна к склонам канала.  Сложное для большинства «бойцов» изготовление спиц я считал отдыхом. Выросшему на окраине парню с детства пришлось подружиться с топориком – сначала маленьким, потом и обычным, плотницким, да и колуном. Рано оставшись без отца, волей-неволей многому научишься. В родном доме не было ни отопления, ни водопровода. Печь топить – занятие для горожан романтичное, а на деле – не такое легкое, как может показаться. Чтоб горело, надо сперва горючее запасти…   

          Поэтому на фоне соратников по отряду я был  виртуозом. Маленькая Геклуня это отлично понимала – из-под моего топора никогда не вылетали шальные щепки, наверное, поэтому и располагалась не у ног хозяина, а где побезопаснее. 

          Сидим, колем… Площадка для деревообработки располагалась в сотне метров от сельской школы, служившей стройотряду базой. Поблизости – магазинчик с прозаичным названием «Сельпо». Чисто номинальный, ибо в нем, кроме продавщицы, папирос «Север», кильки в томате и перловки, ничего отродясь не бывало.  Но в четыре пополудни раздался  приближающийся гул мотора, и к нашим бревнам-поленьям подкатил фургон с надписью по борту «Автолавка»… Не было ни гроша, и вдруг – алтын. Да какое там – рубль!

          За преобразованной в прилавок задней дверью  виднелось изобилие. В советско-деревенском понимании. Конфет (исключительно карамели) – пять наименований. Сушки,  баранки, сухарики. Шпроты (!), та же килька, к ней – скумбрия в масле. Пшено и макароны для нас интереса не представляли, но были еще сигареты – «Прима», «Памир»,  «Солнце» и даже «Ту-134»,  «Стюардесса»…  Ура, с фильтром! И главное – «три семерки». Это надо в кавычках: так называли портвейн «777». Иногда, должен отметить,  знаменитое название переиначивали в «три топора». В  тему. Все, перекур. Работа не волк…  К слову, как и всё остальное, кроме собственно волка.

          – Перекур! Пять минут! А кто не курит, продолжает работать! – на правах бригадира отпустив замшелую шутку,  я легонько воткнул «звонарь» в колоду и потянулся к робе за сигаретой. 

          И тут же в ладонь доверчиво ткнулся прохладный щенячий нос. Потрепав малышку по  бархатному  уху,  топорный мастер извлек из кармана «примину», а заодно половинку сушки. Заслонив собой от глаз дымившего неподалеку Василия, подсунул угощение к слюнявой мордашке, где оно мгновенно исчезло. Но раздавшийся смачный хруст свел всю маскировку на нет.

         – Ну сколько повторял,  это же  для зубов вредно… –  в который раз заныл Вася, – Теперь придется ее наказывать!

           Пойманный с поличным нарушитель собачьей диеты виновато вздохнул.

          – Вась, клянусь, больше не буду…

          Была еще особенность сезонной торговли в местах студенческой дислокации. Продавцы местных магазинов оповещались о действующем в отрядах «сухом законе». То есть в обычном деревенском продмаге, если бы чего и было, нам бы ни за какие коврижки не продали. А в автолавке – к вашим услугам! Они же не местные… Им план подавай, а остальное – неважно. Тем более что план выполнялся еще и за счет наценок. Вожделенный портвейн, например, дорожал на треть…  И сигареты соответственно. Ресторан!

          Однако желание время от времени принять по чуть-чуть в студентах неистребимо. И не успела лавочная дверца полностью открыться, как был сформирован фонд, назначены ответственные, а когда подозрительную машину заметили командир с комиссаром,  все уже снова сидели на колодах и дружно постукивали топориками. Примчавшийся по тревоге комиссар высказал «маркитантке»  свое неудовольствие, и  вместилище искусов укатило на другой конец деревни, увозя в ящике из-под портвейна полдюжины пустых бутылок. На Геклу не брали. 

          Можно подумать, мы их тут же выпили. Из горлышка, без закуски, впопыхах? Ничего подобного! Содержимое аккуратно переместили в армейский безразмерный чайник, а за стеклотару еще и курева прикупили…  Для конспирации заветный сосуд продублировали таким же, с настоящим холодным чаем.   Молодые мозги соображают быстро! На зачетах бы так…

          Вот по части интуиции у нас, не нюхавших реальной жизни, было явное отставание. Честно говоря, по разочку отхлебнуть из оловянного носика все-таки успели. Но – не больше. Уверенной начальственной походкой приблизился командир отряда, успевший до ВУЗа отбарабанить срочную службу в рядах родной Советской Армии. Опытный...

          – Ну, артисты, готовы?

          – Всегда готовы…  – чувствуя подвох, вразнобой пробурчали   «трубадуры».

          – Довожу боевое комсомольское поручение, – командир вытер лоб, обмахнулся платком, –  Жарко сегодня, пить хочется…

           От внимательного взгляда лидера не укрылся предательский румянец на лицах отведавших «чайного эликсира».

          – О, у вас чаек… Или компот? Можно? – и «атаман» безошибочно выбрал из двух чайников именно тот, который надо, сделал несколько серьезных глотков…

          – Тепловат маленько…

          В процессе  руководящей дегустации  дровосеки, прервав топорный перестук, дружно сопровождали глазами  движения мощного кадыка. Кивнув как бы самому себе: «Так и знал!», вожак, не опуская пиалу, подвел итог симпозиума.

          – Сухарика бы еще… Не разжились? Жаль. Ну, ладно, к делу…

          Суть поручения никакого боя не предполагала. Предстояло  обеспечить музыкальное сопровождение профессионального праздника в местном рыбхозе,  тем самым способствуя приятному разнообразию отрядного рациона.  Напоследок командир произвел контрольный выстрел.

          – Выезжаете через полчаса. Василий, помоги им с аппаратурой.  Готовые спицы укроете брезентом,  топоры – в инструментальную. А чайники на кухню я сам отнесу. 

          Вот на той «рыбацкой» гулянке нам и показали, как надо пить-веселиться. А может, наоборот, как не надо делать ни того, ни другого. В нынешние времена подобные мероприятия не называют иначе как «корпоративами». Организация может количественно варьировать от минимума до бесконечности, но суть не меняется.

          Так, если бы Карамзину сегодня был задан основополагающий вопрос о происходящем на великой Родине, он, не колеблясь, ответил бы «Пьют!» А относительно вероятного числа участников этаких вечеринок приходит на ум диалог: «С какой радости сёдни водяру хлещешь, Маня? – Так ить корпоратив! – А почему одна? – Так я ж ИП!»

          Местечковый узкоспециальный совхоз носил гордое наименование «Рыбохозяйственный комплекс «Новинки».  Агитбригаду доставили к середине доклада о достигнутых рубежах и планах на будущее,  зачитанного как полагается, по бумаге, директором хозяйства. Мероприятие происходило под открытым небом, и оратор с трибуны узрел прибытие грузовичка со студентами-артистами.

          Указующей дланью начальство подало знак, реквизит под руководством Васи в считанные минуты выгрузили и  разместили на сцене поселкового ДК.  А музыкантов пригласили за сцену – угостить и приобщить. От разнообразия рыбных яств рябило в глазах: соленые, сушеные, вяленые, печеные и запеченные, вареные, жареные, заливные и копченые рыбины, рыбки и рыбешки прогибали здоровенный стол. Не было, пожалуй, только сырых, в смысле живых. И золотых. Уха-потроха, печенка-икра…

          В противовес, гарниры  выглядели несколько уныло – картошка, лук, огурцы да хлеб. Напитков  и вовсе два – вода плюс водка, причем  минеральная газировка скромно предлагалась в количестве  трех теплых пол-литровок, а  запотевшая  царица застолья   –  по-богатому, в наполовину затаренном ящике.  Его встречавший организатор, представившийся партийным секретарем, радушно выдвинул из-под стола.

         – Не стесняйтесь, это специально для концерта, – и, видя артистические колебания, добавил,  – Все уже списано!

          Приехавший с нами комиссар, сделав большие глаза, прошипел:

          –  Не вздумайте… Сгною!... – но вслух, широко улыбнувшись,  поблагодарил:  – Спасибо, большое спасибо! Ребята, конечно, выпьют…

          После чего совершил прогулку к  машине, где у него, оказывается, был припасен уже знакомый пузатый чайник. Но пустой. В него и перекочевала предназначенная для укрепления боевого духа и звонкости голосов жидкость. Дальнейшая ее судьба мне лично неизвестна. Скорее всего, комиссар, как образцовый комсомольский вожак, вылил ее. Да-да, в кювет… В пыль да песок.  А вы что подумали?

          Концерт отыграли нормально. Предварительно подогретая изнутри публика принимала полупрофессиональное исполнение с энтузиазмом. Петь, учитывая ограничение подвижности диафрагм, подпертых щедрым ужином, было сложновато, но справились.  Окна с учетом жары  распахнули настежь, и зрители  запросто прибывали-убывали  по ходу представления. Репертуар не резиновый, но беззастенчивое повторение некоторых номеров нисколько не понизило рейтинг «звезд». После антракта, совмещенного с переносом действия на открытую эстраду, далеко за полночь длились танцы. Вот когда не помешал бы комиссарский чайник! Или хотя бы наш, с портвешком… Увы, история обратного хода не имеет. 

          А поселок гудел…  Куда ни глянь, во множестве столы с закуской-выпивкой. Столь же обильные, как и тот, за сценой, они время от времени пополнялись и исправно опустошались. Но кое-что казалось странным.  С учетом специфики праздника пить-гулять, на первый взгляд, полагалось далеко не всем. Каким боком, например, к рыболовецкому застолью прислонить трактористов, электромонтеров, не говоря о доярках с птичницами? Зачем к чужому счастью примазываться?

          В социалистическом календаре для каждой профессии выделялись специальные дни. Насчет доярок – точно не знаю, а у механизаторов – был, однозначно. А кому не хватало, запросто мог седьмого сентября добавить, в День танкиста.  Почему бы и нет? Они,  как следует из канонов отечественного киноискусства, от тех же трактористов недалеко ушли. 

          Наивные менестрели с некоторым осуждением поглядывали на очевидно неподходящих по профессиональному признаку участников затянувшегося  разгула. Видя это, разносторонне сведущий Вася ощутил необходимость оправдать увлеченных празднованием тружеников полей и ферм. Служитель сцены, ставший немного философом в силу алтайского происхождения, собаководческого опыта и трех курсов медицинской науки, просветил музицирующих невежд.

          – Рыбак, братцы, в нашем народе понятие всеобъемлющее!

           Из последовавшей краткой лекции всем стало ясно – это действительно так.  Не только потому, что каждому приходилось если не сидеть на берегу с удочкой, то как минимум вылавливать то ли кильку из консервной банки, то ли сардинку из жидкого столовского супчика по четвергам… Детишками все были? То-то… Пеленки-ползунки приходилось намочить? Ну вот. Это как называется? Правильно, «рыбки наловить».  Вот и выходит: наш гражданин, еще и шагу не ступив, уже зачисляется в рыболовы…  Следовательно, имеет право!

          Итак, был вечер и было утро. «Вечер трудного дня» – кто не слыхал битловский хит?  Чрезвычайно популярную песенку распевали в каждом дворе  наравне с «герл», «мишел» и им подобными. Но, с учетом нашего народного характера, я бы предложил название и текст чуток изменить. «Трудное утро нелегкого дня» – то, что надо!  А остальное – сойдет. Представляете? Вступление, и начали: «Настало утро трудного дня, и мне работать, как собаке…  Но снова утро трудного дня! Спать завалиться бы, однако...»

          Для гиппократовцев утро после рыбацкого «феста» не было каким-то особенным.  Как обычно, местный шофер, пожилой непьющий дядя Миша, отвез бригаду дерновщиков на все том же бортовом «Уазике» в так называемый «полевой стан».

          Поясню. Более-менее ровный участок местности пятьдесят на пятьдесят метров под сенью берез и тополей,  где стояли-ночевали тракторы – колесные и бульдозеры, прицепы, навесное оборудование, траншейный и ковшовый экскаваторы, вагончик-столовая. «А туалет где?»  – спросите вы…  Ответ знает только ветер, ибо когда приспичит, как раз до него и ходят. Нашим работникам, независимо от специальности и тем более пола, в полевых условиях сортир как таковой не обязателен – он у нас, как известно, везде…

          Нас-то привезли. И мы, соответственно, всегда готовы – как к труду, так и к обороне. Но вот незадача! Чем же дерновать, когда этот самый дерн надо нарезать (дернорез трактор должен тащить), погрузить на прицеп к другому трактору,  довезти до канала…   Без бульдозера планировку склона не сделать. И прочее.

          Обычно к нашему прибытию жизнь на означенном стане кипела вовсю: тракторы под парами, пыхтят, ждут, мужички в замасленных спецовках бойко суетятся, покуривают, балагурят.  А тут одна повариха уныло поглядывает. Никого.

          Не сговариваясь, решили: лафа! Платы за простой отряду не полагается, но поспать-покемарить в тенечке – святое дело! Бойцу, как казаку – лучше травки постели не бывает. Только вознамерились…

          Смена настроения – штука не новая. Как в литературе, так и в жизни. Ну, например, только плакал:  двойку получил, а тут – мороженое…  Или наоборот,  теща преставилась – за венок платить…  Но чтобы три перемены зараз – редкость. В то памятное утро так и вышло. Видим: пылит грузовой «Газон». Не будка, простой «пятьдесят третий». Вот черт, приехали-таки наши механизаторы…

          Машина   ближе, ближе, и видно: шофер, он же водитель  – один! Как перст. В кабине с ним рядом никого, и в кузове ни одной башки над бортами не видать. То есть дрема в тенечке не отменяется!  Ага, робы под голову…  Грузовик подкатил, тормознул посередке «стана».  Водила, хлопнув дверцей, подошел к поварихе, она ему чего-то в кружку налила.  Выпил, крякнул с удовольствием. Не иначе, квасок. А может, кислое молочко. Тоже неплохо, в трудное утро.   

          Дюжий мужчина поглядел на залегших, ухмыльнулся, поклонился. Типа, «здрассте вам». Отдыхаем? Сейчас, сейчас…  Обошел свой драндулет, откинул задний борт, вызвав дружный вздох разочарования. Из вороха соломы торчали пять пар подметок разного размера, рисунка и степени износа. Центрально располагались резиновые, в положении солдата на плацу, замершего по команде «смирно». Пятки вместе, носки врозь. На спине. С обеих сторон – по две пары в произвольных позах. Объединяла натюрморт полная неподвижность предметов. До бойцов донесся разнокалиберный храп.  Наиболее впечатлительным почудилось характерное  перегарное амбре.

          Перевозчик, не откладывая в долгий ящик, произвел десантирование. Без затей, страховки и парашютов. Поочередно брал  безмятежно спавших за ноги и попросту вышвыривал из кузова. Потрясенные студенты (медики как-никак) наблюдали процесс со смешанным чувством ужаса и восторга. Ужаса: убьются же! И восторга: крепок, крепок наш народ!

          Разгрузка закончилась,  «Газон» удалился.  «Десантники», потирая бока и нецензурно постанывая, расползлись по своим механизмам. Затарахтели моторы, пополз синеватый выхлопной дымок… Рабочий день пошел как ни в чем не бывало. 

         Василий докурил, аккуратно затоптал «бычок». И выразил общее мнение:

          – А если бы у них были мозги, могло случиться сотрясение…