Ташкент город не только хлебный, но еще теплый и красивый. Если не знать о страшном землетрясении 1966-го года, о том, что этот город лежал в руинах и был поднят, отстроен заново, зеленые улицы и фонтаны на них, прекрасные здания, метро да и сама жизнь, вернувшаяся в это место, могут показаться само собой разумеющимся, почти обыденным. Не знавший горестей не оценит радости.
Я приехал в Ташкент утром на пригородном поезде с разъезда 133-й километр, где стояла в запасе наша рефрижераторная секция. В секции 4 грузовых вагона, это холодильники на колесах; мы ждали погрузки фруктами или виноградом, хотя, вместо винограда, могли загрузить что-нибудь попроще.
Конкретного срока никто не знал, поэтому почти 30 человек с дюжины секций, стоявших на разъезде, томились бездельем, рыбачили на местной речке, читали, резались в карты и ставили бражку из абрикосов, которых вокруг росло великое множество.
В бригаде было трое, и мы дежурили день через два. Моя очередь суетиться на кухне миновала, и, поскольку я в Ташкенте еще не был, я решил это исправить.
Днем жара стояла под сорок, поэтому я постарался приехать пораньше, а уж в городе спасаться от зноя как придется.
Я сразу добрался до метро и там стал выбирать станции наугад. То и дело попадались книжные "развалы", и я пораженно смотрел, как много здесь было книг, которых у нас не сыщешь днем с огнем. Я купил Проспера Мериме и О`Генри, Шукшина и Алексея Толстого, а потом сообразил, что лучше это сделать перед отъездом на свой полустанок, чтобы не бегать по городу с тяжеленной сумкой.
Снова спускаясь в метро и прячась там от солнца, выходящего в зенит, я ехал на следующую выбранную наобум станцию и обходил ее окрестности мерным солдатским шагом, наблюдая и не спеша. Конечно, я пропускал какие-то общепризнанные достопримечательности, просто из-за незнания, но зато рассмотрел сам город и его жизнь.
Так я попал на рынок, он был просторный и богатый. Фрукты вяленые и свежие, горы разноцветного изюма и всякая всячина. Больше всего меня удивило, что посреди рынка проводилось представление, по натянутому канату ходила маленькая девочка, страховочный шнур был привязан к ее поясу, а другой его конец был в руках у мужчины, по-видимому, ее отца. Под звуки какого-то музыкального инструмента девочка смело вышагивала маленькими ножками по канату, а отец выкрикивал что-то, зазывая людей.
Торговцы готовы были схватить меня за руку, предлагая все попробовать, но я купил только немного сушеной дыни, потому что раньше ее не видел.
Сколько сотен тысяч людей, детей спас этот город во время войны? Сколько их, тех, кто выжили только потому, что были эвакуированы сюда? Тогда-то подтвердились, и обрели новый смысл слова, ставшие вначале названием книги, а по прошествии лет и фильма - "Ташкент - город хлебный".
Земля теплая и богатая, с добрыми людьми. Существует легенда, что, когда Бог раздавал разным народам земли, узбек, будучи скромным и добрым человеком, всех пропускал вперед и в итоге оказался в очереди последним. Бог, видя это, сказал ему: - Ты всех пропустил, и у меня нет больше земли. Придется, сынок, дать тебе кусочек Рая.
Я проголодался и взял в кафе большую тарелку лагмана. Может и есть на свете что-нибудь вкуснее, но не в этот раз. Хоть я и называю себя южанином, но и мне нужно время, чтобы адаптироваться к лету узбекскому. Одни советуют в это время много пить, другие предлагают потерпеть, чтобы не обливаться потом. Кого же слушать? Прежде всего, конечно, себя. Организм сам себе терморегулятор и сможет встроиться в любую климатическую зону.
Но рассуждать легко, я уже с надеждой ждал вечера, солнце жгло. Мальчишки на улице продавали айран, это кисломолочное питье, похожее на кефир, здорово утоляет. Я не мог понять, как этим пацанам на такой жаре, удается сохранять айран холодным. А он был у них холодным всегда. Тогда ведь переносных холодильников не было, 1984-й год!
Вечер все-таки наступил, сумка с купленными книгами тянула плечо, и я подумал, что сегодня книг покупать больше не буду, в другой раз. Я любовался женщинами и наслаждался спускающимися сумерками без зноя. Нужно было возвращаться на разъезд.
Я забрался далеко от железнодорожного вокзала и почему-то решил, что проще будет доехать на автобусе. Тому, что забыл название поселка у 133-го километра, я не придавал большого значения. "Спрошу у людей, да и все", - думал я.
И я начал спрашивать, но, к своему удивлению, понял, что не все понимают по-русски. Я говорил: - 133-й километр, как туда добраться? Встретившиеся люди мотали головой. - Чирчик, там речка Чирчик! - вспомнил я. - А-а-а, Чирчик! - мне показали в сторону автостанции. Сомнения были, но я взял билет до остановки Чирчик. Ехали долго, и я понял, что ошибся. Было около одиннадцати вечера, когда автобус остановился на конечной. Это был город Чирчик, спутник Ташкента, и находился он совсем не там, куда мне было нужно, а наоборот, в противоположном направлении.
Слава Богу, железнодорожная станция была рядом, но поезда на Ташкент уже не предвиделось до утра. Нашелся человек, который выслушал меня и понял. Он указал на грузовой состав, стоявший на станции. - Он пойдет на Ташкент через полчаса, - сказал он. - Только, когда залезешь, не высовывайся, чтобы тебя не сняли вагонники и охрана. Я пожал ему руку.
Открытых вагонов поблизости не было, и я запрыгнул на платформу с низкими бортами. На полу были остатки песка и угля, но выбирать уже не приходилось. Благо, в сумке был журнал "Огонек" и я весь его разорвал и постелил на доски платформы. Улегся я очень вовремя, мимо прошли двое охранников.
Я смотрел на звезды, думал, что отделался относительно легко, отдохну и доеду. Но когда локомотив дернул и состав набрал скорость, я понял, что все крупинки угля и песок, которые были на досках, не собираются лежать спокойно, как я. Встречный поток теплого воздуха поднимал все это, закручивал и швырял мне в лицо. "Так вот почему в пассажирских вагонах закрывают окна", - догадался я.
В Ташкент состав пришел в начале второго ночи, я успел спрыгнуть с платформы и выйти из парка до прихода обходчиков. Неподалеку я увидел домик путейцев с широкой скамьей и маленькой беседкой, увитой зеленью. Домик был освещен, на скамье сидели несколько человек. Подойдя, я поздоровался и спросил, ка добраться до станции Ташкент - пассажирский, или проще, до вокзала.
Люди, сидевшие на скамье, были обходчиками и башмачниками, но от наших железнодорожников они отличались тем, что у каждого на поясе почему-то был нож в ножнах. Я рассказал, что с рефсекции, с разъезда, и им стало интересно, из какого депо секция и вообще откуда я. Ну, тут меня хлебом не корми, о своей земле я могу рассказывать долго. Я присел на скамью и рассказывал о Крыме, о нашей поездке, и снова о Крыме. Ребята слушали серьезно и внимательно, одного куда-то позвали и он, посмотрев на меня, отошел.
- Он ведь тоже из Крыма, - сказал сосед ушедшего. До меня начало доходить. Я понял, почему мужчина не улыбался и так смотрел на меня.
Разве я не могу представить, что бы чувствовал я, если бы моих родителей и меня согнали с родной земли, может, совсем незаслуженно? Это страшно, и, быть может, ничего страшнее этого нет.
- Забор видишь? - мужчина показывал на бетонный забор промзоны невдалеке. - Да, - Иди все время вдоль забора, и выйдешь к пассажирскому вокзалу, только идти километра четыре. - Спасибо! - я закинул сумку с книгами на плечо и пожал ему руку. Я отошел уже метров сто, когда за спиной закричали: - Эй, парень, подожди!
Я остановился. Догнал меня тот самый, который внимательно смотрел и слушал без улыбки, мой земляк, крымский татарин. - Слушай, парень, мы подумали, ты хороший человек, сейчас не ходи к вокзалу. - А почему? - Там, понимаешь, там иногда грабят, место пустынное, никого нет. Посидишь с нами, чаю попьешь, хочешь, поспи на скамейке, а утром, к электричке, мы тебя разбудим. - Ладно, - сказал я, - спасибо!
Я вернулся, и ребята угостили меня чаем, мы говорили, а потом я уснул на скамье. Меня разбудили, когда начало светать, я поблагодарил ребят и пошел. Тропинка была совершенно глухая и безлюдная. Со времени своего студенчества в Днепропетровске я иногда, в преддверии сомнительных ситуаций носил в кожаном чехле на голени, под штаниной нунчаки, сделанные из дюралюминия и залитые свинцом. Но кто даст гарантию, что удастся отбиться от нескольких человек с ножами в незнакомом месте? Слава Богу, я благополучно дошел и вернулся на разъезд, а потом и домой.
Прошло много лет, но я ничего не забыл. Я не забыл человека, который смог перешагнуть через обиду, потому что после моего рассказа узнал во мне земляка, узнал по той любви, с которой я говорил о Крыме и которая была и в его сердце. Земляк мой и брат мой по одной единственной земле, по одному небу.
Ведь Господь над нами один, и Он Справедлив и Велик.
Любовь, снова спасла мне жизнь. Храни тебя Господь, брат!