В армии всё правильно. Глава одиннадцатая

Макар Кофеин
Учебный аэродром


При выполнении работ на авиационной технике и средствах технического обслуживания личный состав обязан знать и строго соблюдать меры безопасности.                Виновные в нарушении мер безопасности несут ответственность в установленном порядке.

Из Наставления по инженерно-авиационной службе авиации Вооружённых Сил СССР (НИАС-78)


  Для читателей отдалённо понимающих, что такое аэродром, позволю себе небольшое разъяснение. В соответствии с руководящими документами вся территория аэродрома подразделяется на;
- лётное поле с взлётно-посадочной полосой – ВПП, сетью рулёжных дорожек - РД и местами стоянки самолётов – МС;
- инфраструктуру аэродромного, боевого, инженерно-технического, материально-тылового обеспечения повседневной жизнедеятельности;
- служебно-техническую зону с командно-диспетчерским пунктом – КДП и инженерно-авиационным комплексом. На КДП сосредоточено управление движением летательных аппаратов в воздухе и на земле. Инженерно-авиационный комплекс включает сооружения, предназначенные для технического обслуживания и ремонта самолётов - ангары, места стоянок авиатехники, мастерские, подсобные сооружения.
Учебный аэродром ШМАСа располагался невдалеке от солдатского городка на возвышенности имеющей форму вьетнамской панамы. С точки зрения военной тактики место было практически непригодное для приёма и выпуска авиационной техники. Я имею в виду наличие взлётно-посадочной полосы. Именно поэтому на территории учебного аэродрома были в наличии  только места для стоянок самолётов. Это 3 площадки площадью 100 на 100 метров, на каждой из которых располагалось по 4 самолёта.

К стоянкам самолетов были проложены рулёжные дорожки, обеспечивающие безопасное руление или буксировку самолетов. Так как рулёние самолётов не было предусмотрено, РД использовались для подъезда специальных автомобилей: топливозаправщиков, АПА (аэродромный подвижный агрегат или автомобиль-аккумулятор для запуска двигателя),  автомобилей для зарядки самолётов сжатыми газами, кислородом, тягач и других средств наземного обслуживания. Обязательно присутствовал пожарный автомобиль.
Все специальные автомобили во время работ на авиатехнике располагались на оборудованной стоянке и поочерёдно прибывали на МС отделений по вызову ДСП – дежурного по стоянке подразделения.

Из аэродромных сооружений на местах стоянки самолётов находились технические будки для обогрева личного состава в зимнее время, и хранения не установленного на самолетах съемного оборудования.
Каждое МС было оборудовано площадками для опробования двигателей. Правда, за полгода обучения в ШМАСЕ мы только однажды были свидетелями запуска двигателя на самолёте. Это был показательный запуск для всего состава роты.
На стоянке авиационного подразделения были предусмотрены ёмкости для сбора отстоя топлива и отработанного масла, ящики для сбора использованной ветоши, места для курения. Рядом с техническими будками стояли ярко красные щиты с противопожарным оборудованием.

Логически всё было рассчитано правильно. Для каждого взвода роты для практических занятий предоставлялась отдельная площадка - МС. Каждое отделение трудилось на своём, закреплённом на постоянной основе самолёте.
Мы, как будущие механики самолётов обязаны были умело производить заправку самолета топливом, маслом, специальными жидкостями и зарядку газами, несли ответственность за количество заправляемых жидкостей и газов и надежность закрытия заправочных устройств.
Все эти подробности я описываю только для того, чтобы у читателя сложилась картинка тех мест, где курсанты проходили практическое обучение в обслуживании самолётов.

  Как я уже упоминал, курсантов нашей роты обучали обязанностям авиационных механиков или механиков СД – самолёта и двигателя МиГ-17.
Самолёт по тем временам был уже не новый. В авиаполках он появился ещё в 1951 году. Но, на удивлении многим, состоял не только на вооружении Советского Союза, но и в более, чем 40 странах мира. Среди них: Албания, Ангола, Болгария, Вьетнам, КНДР, Мозамбик, Пакистан, Румыния, Эфиопия.  А Китаю, Польше и Чехословакии были переданы лицензии на производство МиГ-17.

  Истребитель по своим габаритам был не велик: 11 метров в длину, высоте 3,8 метра и размахе крыла 9,6 метров. Масса пустого самолёта составляла 3 800 килограмм, что не мешало четверым солдатам без проблем перекатывать его по месту стоянки так, как нам было удобно. Поэтому автомобиль тягач был крайне редко задействован в обеспечении и постоянно стоял без работы. А сам водитель спал в кабине. Для него, как никого другого очень подходила поговорка: «Солдат спит – служба идёт». А теперь, представьте себе, как бы четыре человека перекатывали по МС современные истребители МиГ-29 или Су- 34.

Представили? А вы как думали? «Всё течёт, всё изменяется», - как говорит мой свояк, специализирующийся на установке и ремонте сантехники: унитазов, раковин, сливных кранов и прочей мелочи для кухонь, ванных комнат и туалетов. Но, что-то я слегка отвлёкся. Так вот, возвращаемся на зимний учебный аэродром начала 1973 года.
   Прибалтийская зима в тот год была снежной, влажной и мягкой. Максимальные холода были крайней редкостью. Аэродром на возвышенности обдувался ветрами со всех сторон. От холода и ветров спасало зимнее обмундирование, в котором мы работали на аэродроме: тёплые длинные куртки с ремешком на талии, штаны-ползунки на ватине и валенки с калошами. Обмундирование нам выдавал старшина роты ещё в казарме. Поэтому, когда строй взвода шагал к аэродрому, издали мы напоминали то ли чёрных медведей, то ли неуклюжих моржей.

   Вспоминается первый выход на учебный аэродром, который состоялся уже при больших снежных заносах. Военный городок и наш учебный аэродром располагались в лесистой местности среди развесистых елей и могучих дубов. Присыпанные шапками снега высокие ели стояли, словно великаны из фильма-сказки «Морозко». В солнечную погоду, при чистом голубом небе, картинка была неописуемая. Именно в такую погоду наш взвод впервые вышел на практические занятия под руководством командира взвода и его заместителя.
 Взирая в бездонную голубизну неба, Алико Беридзе, грузин из горного селения в Гори, ни в какую, не желал переобуваться в серые солдатские валенки. Веские доводы о том, что в кирзовых сапогах отморозит ноги, на него не действовали. Он крутил в руках, щупал и рассматривал валенки, словно сказочную диковинку. В завершении осмотра, сказал твёрдо и однозначно:
- Нэт, нэ буду такой носить! Нэ замёрзну, панымаешь!
Только поддавшись доводу старшины роты, согласился взять валенки с собой на аэродром.
 
Прибыв на аэродром, мы, первым делом, вооружались фанерными лопатами и широкими щитам с ручками, которые распределял старший сержант Деликатный и приступали к очистке МС от снега.
Пока мы расчищали от снежных завалов свою площадку с самолётами, поднялся ветер и нагнал свинцовые тучи. К тому времени, вокруг каждой стоянки высились холмы снега, которые хоть немного защищали нас от сырого пронизывающего ветра.
После часа работы на ветру, Алико ушёл в технический домик. Через пять минут вышел обутый в валенки. Спустя ещё час, Беридзе улыбался и, показывая большой палец, расхваливал древнюю славянскую обувь.

  Территория аэродрома была обнесена забором из колючей проволоки, в котором при тщательном исследовании можно было отыскать немало лазов и дырочных проходов. Иногда, в дневное время, местное население использовало эти проходы для сокращения маршрута движения из продовольственного магазина к жилым домам. К великому неудовольствию местных жителей, что-то было вопреки здравому смыслу: то ли расположение аэродрома, то ли местоположение продмага.
Для охраны аэродрома, в дневное время, назначался дежурный по стоянке части – ДСЧ, из числа офицеров, чьи взвода трудились на аэродроме. А от каждого взвода назначался дежурный по стоянке подразделения – ДСП. Обязанности ДСП выполняли курсанты. Они то и осуществляли противодействие проникновению гражданских лиц на аэродром.

***
 
  Мне всегда нравились самолёты, а тут вдруг судьба сделала мне подарок, я видел настоящие самолёты, занимался их обслуживанием. «Крещение» механика по самолёту и двигателю мы с другом Остапом проходили, когда в 15 градусный мороз голыми руками мыли кисточками в керосине подшипники. Как мы сразу поняли, это задание было дано нам Деликатным в отместку за нашу, как он говорил, «борзость».
А однажды на занятии по эксплуатации Деликатный поручил нам не менее «важное» задание. В этот выход на аэродром, погода как назло была против нас. По месту стояки со свистом проносился северный ветер, поднимая с земли лёгкие снежинки и закручивая их в вертикальные вихри. Снег забивался за шиворот, слепил глаза и обжигал лицо.

  Задание, которое определил для нас заместитель командира взвода, заключалось в следующем. Необходимо было снять и прочистить топливный фильтр, промыть его кисточкой в керосине, а потом установить обратно. О ходе всех операций нужно было докладывать старшему сержанту Деликатному и получать новые указания. Фильтры находятся в «брюхе» самолёта. Чтобы их снять, нужно было встать на колени, так как высота от земли у фюзеляжа МиГ-17 не очень большая. Изворачиваясь, как только можно, мы с Остапом, заглядывая в лючок, перекрыли топливный кран, сняли фильтры и промыли их. Я доложил об этом заместителю командира взвода, показал промытые фильтры и он разрешил их устанавливать на самолёт.

 Мы установили фильтры, но было плохо видно, и всё практически делалось на ощупь. Видимо мы их перекосили при установке. Я доложил Деликатному. Он сидел в тёплом техническом домике. Открыв дверь на улицу, и получив в лицо порцию снежного заряда, сержант не решился выходить из тёплого помещения. Идти проверять, как мы выполнили задание, ему явно не хотелось. Оставаясь в домике, он дал команду открыть топливный кран.

  Когда мы открыли кран, из лючка самолёта потоком хлынул керосин. Самолёт был заправлен под завязку. Я попытался перекрыть кран, но не мог найти его на ощупь. Тоже попытался сделать и Пирожок со своей стороны, но безрезультатно. Под самолётом быстро росла огромная лужа. Я пулей полетел к старшему сержанту и доложил о происшествии. Обратно мы летели уже вместе. Подбежав к самолёту, Деликатный сказал мне, чтобы я становился на колени в лужу керосина и смотрел в лючок. Он с другой стороны тоже встал на колени в лужу, сбросил техническую куртку и начал рукой искать кран. Я смотрел в лючок и корректировал его действия. Наконец кран удалось перекрыть. Мы опять сняли фильтры и засыпали керосин песком. Установили фильтры обратно, но на этот раз замкомвзвода не отходил от нас, и мы благополучно открыли кран. В завершении операции Деликатный изрёк:
 - Кран – это кран, но по идее здесь не хватает обратного клапана, - категорично заявил он, словно был генеральным конструктором, и величаво удалился греться в технический домик.
 
Своим изречением он озадачил не только Остапа, но и меня.
Я отделался тем, что моя куртка и «ползунки» были в керосине. Промокли и валенки. Остапу керосин залился в один рукав. Рука у него покраснела, и командир взвода, узнав о случившемся, отправил его в санчасть. Там Остапу обработали и перебинтовали руку, так как у него был небольшой ожог.
 А Деликатному, как я потом узнал из разговоров сержантов роты, Негожев объявил замечание за слабый контроль за личным составом в период проведения практических занятий на авиатехнике.
 «И поделом ему! Совсем обленился замкомвзвода. Вместо контроля и помощи курсантам, греет свой тощий зад в техническом домике!» - радовался я торжеству справедливости.

С тех пор Деликатный больше не отсиживался в тепле, а вертелся вокруг четырёх самолётов взвода, которые словно муравьями были облеплены будущими механиками самолёта. Но, что было очень обидно, навсегда разорвал нашу пару с Остапом при работе на аэродроме. В напарники ко мне он назначил Тараса Буряка, сельского парня, любителя поесть и вечно жаловавшегося на недоедание.
У Тараса был ещё один существенный недостаток – он мёрз от латышских морозов.      По-моему, на учебном аэродроме самым холодным занятием было расчехление самолёта, которое мы осваивали с первого занятия. По условиям хранения, все самолёты на стоянках должны быть зачехлены. Поэтому каждое занятие начиналось с расчехления самолётов, а заканчивалось – зачехлением стальных птиц. После этих работ, руки разогревались, и можно было свободно возиться с металлом. Тарас вначале действовал мне на нервы, доставая своим нытьём из-за морозов. Я заставлял его делать работу, ведь задание давалось на двоих. Но он отмахивался и отвечал:
- Я этой контровки столько перекрутил на МТС, что тебе и не снилось! – и стойко стоял, как снеговик, только руки не раскинуты, а прижаты к телу для сохранения тепла.

Однажды, мне надоело давить на Тараса, и я, вопреки уставным требованиям, махнул на него рукой и всё делал сам. Приходилось больше самому соображать, а мышечная память тренировалась, доводя всё до автоматизма. Мне это нравилось. По окончанию занятий оба дружно получали пятёрки.
   
В конце зимы заведённый порядок был разрушен. Старший лейтенант Негожев, видимо, заметил, что напарник у меня за спиной бьёт баклуши. Я в это время контрил всё, что подлежало креплению на планере истребителя. Офицер подошёл к почти сделанной работе и щипцами порезал всю контровку. Приказал Буряку законтрить, а мне дал работу подальше от него. Жалко было смотреть, как Тарас мучился с контровочной проволкой в варежках, но мужественно их не снимал. Тогда, я воочию убедился, как много перекрутил контровки на сельской машинно-тракторной станции мой подчинённый.

  Шестичасовые занятия на технике чередовались с пятнадцатиминутными перерывами. В те минуты мы все бросались к техдомику, словно летние ночные  мошки на свет фонаря. Внутреннее помещение домика источало притягательное тепло. В зимнее время домик отапливался печкой. Одной из задач ДСП было поддержание огня в печи. Собравшись на короткие перерывы, мы тренировались в мастерстве рассказывания баек и анекдотов. Первенство в этом искусстве держал друг Пирожок. Работая на киевском авиационном заводе, он словно губка, впитал в себя массу весёлых историй и анекдотов на авиационную тематику. Их взял на вооружение Пирожок. У него для любой ситуации были припасены пара-тройка весёлых и поучительных анекдотов.
Вот один из них, который мы услышали во время перерыва.
- При посадке самолёт выкатился за пределы взлётно-посадочной полосы и врезался в бетонный забор ограждения лётного поля. Экипаж выскочил, и бегает вокруг него. Командир причитает:
- Это из-за меня! Я неправильно заход построил, поздно реверс скомандовал...
Штурман:
- Это я виноват, неправильно курс проложил, высоту неправильно считывал...
Бортинженер:
- Нет, это я виноват, я не тот режим двигателям установил...
Второй пилот, потирая синяк под глазом, негромко произносит:
- Блин! Чуть не убили, сволочи!

 Конкурентом Остапа в рассказывании баек был Игорь Цибульский, студент-вечерник и специалист по радио, телевидению и разной электронике. Он, как и Пирожок, был напичкан анекдотами на разные темы, особенно на студенческие. Но часто выдавал и авиационную тематику. Вот и  сегодня поведал о приключениях на международной авиационной выставке.
   - Междунаpодная выставка авиатехники, идет демонстрация лётных качеств реактивных самолетов. Ну, а пилот американского истребителя исчез куда-то... Представители фирмы подсуетились и отыскали какого-то алкаша, засунули в кабину, ну и запустили. Алкаш летит, за все ручки дёргает. Дёрнул за катапульту, из кабины вылетел и за киль самолёта держится. Жюpи наблюдает за полетом:
- А что это он делает? – спрашивают у представителей фирмы.
- Да самолет в воздухе pемонтиpует.
- А что орет?
- Ключ гаечный просит.
- А глаза почему квадратные?
- Размеp показывает...
 
Ребята улыбаются, некоторые хохочут. Не доволен только Буряк.
- Брехня, всё это! Не може он зацепиться за киль, вы сами все знаете, шо катапульта выстреливает высоко.
- Так это же анекдот, - улыбаясь от непонимающего юмор Тараса, отвечает Игорь.
- То шо теперь можно и брехать? – не унимается Буряк.

Теперь уже его возражения вызывают бурный смех всех присутствующих.
Иногда свои интересные истории из авиационной жизни рассказывал и наш командир взвода. На одном из перерывов, когда мы собрались погреться в техдомике, Негожев рассказал нам забавную историю.
   - Во время моей службы в боевом полку был интересный случай. Наш полк базировался на совместном аэродроме с гражданским аэропортом. В дни полётов приходилось осуществлять взлёты и посадки на одной полосе с самолётами Аэрофлота. Поэтому командно-диспетчерский пункт полка располагался в одном помещении с диспетчером Аэрофлота. И вот, в один из таких дней произошёл необычайно оригинальный случай.
 С ВПП взлетел боевой самолёт. Через пять минут после взлёта боевого истребителя, гражданский диспетчер разрешает своему пилоту на «Ан-24» рулить на взлётную полосу. В это время сотрудник аэродрома обкашивает траву вокруг посадочных огней классической косой. Огни расположены вдоль рулёжной дорожки. Погода была не самая лучшая. Капал мелкий дождь, и мужик, надев плащ с капюшоном, не спеша делал свою работу. По этой же дорожке рулил и «Ан-24». Диспетчер требует от косаря освободить полосу. Мужик отходит метров на 30, натягивает капюшон и, держа в руке косу, ждет, глядя на приближающийся Ан.
Самолет медленно катится по рулёжке, сотрудник у полосы приветливо машет экипажу. Его видят все пассажиры «Ан-24».
Пилот нервно кричит по связи диспетчеру:
- Диспетчер, попросите своего косаря, чтобы он хоть косу опустил, пока все пассажиры от страха не потеряли сознание.

 - Представляю себя в этом самолёте и ощущения, которые бы пришлось испытать, - грустно улыбаясь, произнёс Остап.
- А я представил очередь в туалет после картинки увиденной пассажирами! – разразился хохотом Петька Полянский. – А вот у нас был случай в больнице,,, - начал он свой рассказ, но тут же был прерван командиром взвода.
- Курсант Полянский, свою историю расскажете бойцам в личное время. Сейчас пора завершать занятия и убывать в казарму.
 
Мы поднялись и направились на выход. Следовало убрать рабочие места, зачехлить самолёты и сдать инструменты.
Говоря о необычайных ситуациях, которые происходили на учебном аэродроме, вспоминается один случай.
   
Один раз в месяц в ШМАСе проводился день защиты от оружия массового поражения. В этот день по плану личному составу курсантов полагалось облачиться в общевойсковые защитные комплекты и надеть противогаз. Все занятия проводились в этом снаряжении, не зависимо были мы в учебных классах или на аэродроме. Кроме всего прочего, все подразделения должны были пройти проверку в химической палатке, наполненной вонючим дымом. Если противогаз был подобран не по размеру, курсант выскакивал из палатки, словно пуля и, сдёрнув защиту, хватал воздух ртом, напоминая рыбу, выброшенную на берег. Также командиры контролировали выполнение нормативов по одеванию комплекта и противогаза и выставляли нам оценки. Один из таких дней защиты от оружия массового поражения пришёлся на занятия взвода на аэродроме.

Пройдя проверку в палатке и выполнив нормативы по одеванию комплекта, мы приступили к привычным процедурам: очистке МС от снега; расчехлению самолётов; выполнению плановых задач по обслуживанию авиатехники.
 Погода стояла мерзкая. Холодный ветер студил резину противогазов и защитных комплектов. Противогаз противно морозил кожу лица, и все мы с нетерпением ожидали перерывов, когда, заскочив в техдомик, могли отогреться.
Командир взвода, понимая сложившуюся ситуацию, пошёл на армейскую хитрость. Заключалась она в том, что он решил проводить тренировку по надеванию противогаза. Вначале мы обязаны были показать резиновые шлемы на их целость. После проверки мы  складывался противогазы в сумку. За те несколько минут проверки наши лица и резина шлема согревались теплым воздухом, исходившим от печки. Выполнение норматива проходило уже веселее.
 Отогревшись, мы в полном химическом наряде высыпали на улицу к своим стальным птицам.

***

В этот день обязанности дежурного по стоянке части выполнял командир 1-го взвода лейтенант Фёдоров.
Для него доставляло огромное удовольствие осуществлять контроль за соблюдением курсантами правил защиты от оружия массового поражения. Ещё бы! Ведь из командира взвода он превращался в офицера, в чьём подчинении была вся рота. А это уже уровень майора Кораблёва, а не простого командира взвода в звании лейтенанта.
Даже техническая форма сидела на нём очень величаво. Фёдоров игнорировал валенки с калошами, называя их обувью для пастухов и сторожей. Даже в морозы не снимал свои хромовые сапоги-трубы. Брюки технической формы были одеты не поверх сапог, а вставлены внутрь, подчёркивая слепящий блеск офицерской обуви.
 
В отличие от неведомых зелёных инопланетных существ, облепивших серебристых птиц, офицер выглядел вполне как землянин. На офицеров правило обязательного облачения в противогазы и химические комплекты не распространялось,  Прогуливаясь вдоль стоянок самолётов, он то и дело поправлял красную нарукавную повязку с надписью «ДСЧ» и грозно покрикивал на курсантов. И даже присутствие среди курсантов командиров взводов, старших его по званию не сдерживало эмоций лейтенанта.
- Эй, пернатые, не сачковать! Веселей работать, а не то вводную получите! – подбадривал он курсантов третьего взвода. И даже осуждающий взгляд старшего лейтенанта Дзюбы никак не охлаждал его командного пыла.

ДСЧ огляделся вокруг и ловким движением рук извлёк из-за пазухи технической куртки дымовую шащку и быстро поджёг её. Широко размахнувшись, офицер бросил её прямо в кучку курсантов сгрудившихся под фюзеляжем одного из самолётов.
- Что не ждали, жёлторотики? Получайте гранату в окопчик! – радостно подвёл итог меткому метанию ДСЧ. – Помните суворовскую науку: «Легко в учении - тяжело в походе, тяжело в учении - легко в походе!»
Дым мгновенно расползся по всей стоянке, окутывая рядом стоящие самолёты и сводя к нулю всякую возможность работы на авиатехнике. Курсанты третьего взвода как сказочные чудовища в зелёных одеяниях выныривали из густого дыма, похожие друг на друга, словно кузнечики-близнецы. Общевойсковые защитные комплекты смотрелись очень эффектно на фоне белых сугробов.

Внезапно налетевший порыв холодного ветра развеял ядовитое жёлтое облако дыма, унося его остатки за территорию аэродрома. ДСЧ расстроенный таким неожиданным поворотом событий,  с серьёзным видом направился к стоянке нашего взвода
- А вы, что ползаете, словно гусеницы? Шевелитесь, а не то замёрзнете все и вымрете, как мамонты! – грозно активировал он работу курсантов нашего взвода, проходя мимо и направляясь к стоянке спецавтомобилей. Судя по всему, проверка ожидала и солдат водителей из постоянного состава.
- То же мне, зоолог выискался! - бубнил сквозь мембрану противогаза Пирожок. –  Натяни на себя эти презервативы, вот тогда и посмотрим, кем ты сам будешь. То ли, гусеницей станешь ползать, то ли козлом заскачешь?
- Ладно тебе, Остап, чего нервничаешь? Не видишь, человек при должности высокой, когда ещё столько прав на него свалиться? Пусть покомандует, - отозвался я на гнев друга.
- Да, такого командира запросто можно на должность начальника школы ставить, - высказал своё мнение Игорь Цибульский, выглядывая из-под левой консоли, где возился со стойкой шасси. - Будьте уверены, жизнь сладкой не покажется!
- А вон и начальство пожаловало! – Остап кивнул головой в сторону нашего технического домика. - Ну, Цибуля, накликал на нашу голову! И кто тебя за язык дёргал?
- А я шо? Я то тут при чём? – оправдывался Игорь.
- Парни, прекращай балаган, работайте молча! – остановил я перепалку товарищей.

Командир части в сопровождении начальника химической службы и командира нашей роты, не спеша вошли в помещение, оставив дверь приоткрытой.
Тем временем, лейтенант Фёдоров, наведя порядок в рядах водителей спецтранспорта, возвращался к нам.

- Ребята, внимание! – подал команду Остап и указал рукой в сторону ДСЧ. – К нам движется лейтенант Кадет.

Мы все принялись активно изображать кипучую деятельность, наблюдая сквозь стёкла противогазов за неугомонным командиром первого взвода. Маршрут движения офицера  проходил как раз мимо технического домика. Зоркие глаза ответственного ДСЧ выискивали нарушения в рядах курсантов нашего взвода. Одновременно слух бдительного офицера уловил громкие голоса, доносящиеся из техдомика, сквозь приоткрытую дверь. Выражение лица мигом из сурового превратилось в улыбающееся. Было понятно, что неугомонный лейтенант принял для себя важное решение. Вытащив из командирской сумки взрывпакет, а из-под куртки дымовую шашку, ДСЧ поджёг их, и ловко швырнув в помещение, прикрыл дверь, прижав её ногой. Затем передумал и привалился плечом к двери.
- «Опасности лучше идти навстречу, чем ожидать на месте», - говорил Александр Васильевич.

Суворовское изречение лейтенант Фёдоров произнёс настолько громко, чтобы его могли слышать все, кто работал на авиатехнике.
Вначале раздался негромкий хлопок разорвавшегося взрывпакета, а затем, сквозь щель под дверью повалил чёрно-жёлтый дым. Мы, прекратив работу на самолётах, стоя неподвижными изваяниями, с испугом ожидали развязки данной сцены. И она тут же последовала.
 Сразу после хлопка взрывпакета из технического домика стала доноситься нецензурная брань, вначале командира части, а следом и двух майоров. Но она вскоре затихла, так как ядовитый дым не давал возможности ругаться во всю силу и мощь мужских лёгких. Видимо, понимая, что без противогазов им долго не продержаться, офицеры стали неистово стучать в закрытую дверь. Несколько секунд ДСЧ ещё выдерживал давление на дверь, но вскоре под резким толчком отлетел на пару метров в сугроб.

  Из распахнувшейся двери, словно черти из табакерки, выскочили офицеры, и следом старший сержант Деликатный. Полковник Зимин, протирая кулаками глаза, остановился перед растянувшейся на снегу фигуре в технической форме. Разглядев на рукаве повязку, командир части, что есть силы рявкнул:
- ДСЧ, твою авиадивизию, ты, что себе позволяешь?! Совсем умом тронулся!? Или полковника от курсанта отличить не можешь? Или тебе заняться нечем?! Кто такой!? – продолжая протирать глаза, командир части выплёскивал всю накопившуюся злость на дежурного.

 ДСЧ попытался встать на ноги, но поскользнувшись, распластался перед гневным начальником школы.
- Да ты, батенька, никак пьян? – наклоняясь к дежурному и пытаясь уловить запах алкоголя, изумился полковник.
 
Начальник химслужбы майор Хлопушин и командир роты, подхватив ДСЧ под руки, водрузили его на ноги и установили по стойке «смирно» перед грозным Зиминым.
Командир, вплотную приблизившись к ДСЧ, вновь пытался уловить запах спиртного. Поняв, что дежурный трезв, вновь спросил:
- Чего молчишь, или от страха онемел? Кто такой спрашивают тебя!?
- Дежурный по стоянке части лейтенант Фёдоров, - опуская голову и боясь смотреть в грозные командирские очи, промямлил перепуганный офицер.
- Да нет, ты не Фёдоров, а американский шпион, сродни Пауэрса, в чью задачу входит уничтожение командования школы! Но чем перед тобой провинились Кораблёв с Негожевым? – полковник кивнул в сторону офицеров роты, нагоняя страха на дежурного по стоянке части.
- Никак нет, товарищ полковник, я командир первого взвода второй роты. Майор Кораблёв может подтвердить… - исподлобья глядя на командира роты и ища у него поддержки, отозвался Фёдоров.
– Извините, товарищ полковник, я не знал, что это вы там, - лепетал испуганный дежурный. – Я думал, это курсанты увиливают от занятий.
- Нет, вы только посмотрите на него, он ещё и оправдывается! – командир части бросил грозный взгляд в сторону начальника химической службы. – Майор Хлопушин, откуда у него взрывпакет и дымовая шашка? 
- Со склада, товарищ полковник. Это я выдал, чтобы ДСЧ задымлял места стоянок при работающих на технике курсантах, - ответил начхим и, так же как и ДСЧ, опустил голову.
- Так может его к тебе, в химслужбу перевести, коль он такое рвение проявляет, что даже командира части решил задымлять? Чего молчишь, майор?
- Никак нет, товарищ полковник. Не надо в химслужбу. Штатной должности не предусмотрено, – моргая и пуская слёзы от ядовитого дыма, ответил майор.
- Ладно, не плачь, - уже смягчая нотки гнева, пощадил молодого офицера командир части. – Пусть служит у Кораблёва. Но, учти, как тебя…?
- Лейтенант Фёдоров, товарищ полковник! - вытянувшись, как струна ответил ДСЧ
- Учти, лейтенант Фёдоров, ещё одно такое неплановое задымление командира части и уедешь служить в тёплые края, в район Кушки. Понял меня, лейтенант?
- Так точно, товарищ полковник, понял! – расплываясь в улыбке и понимая, что гроза миновала, повеселел дежурный.
- Иди, Фёдоров, продолжай выполнять свои обязанности, - совсем смягчился полковник и неожиданно рассмеялся. Стоящие рядом офицеры, моргая покрасневшими глазами, попытались улыбнуться.

  ДСЧ, стараясь чётко выполнить поворот «кругом», крутанулся на сапогах с кожаной подошвой, и вновь, чуть не распластался перед офицерами. Только поддержка командира роты не дала ему опозориться вторично.
- Вы думаете, что это я рассмеялся? – обратился командир части к офицерам. Увидев, за их спинами Деликатного, произнёс:
- Идите сержант, топите печку и проветрите помещение, а то курсантам и погреться будет негде. - Зимин кивнул в нашу сторону.

Деликатный тут же испарился в помещении технического домика, а мы, словно по команде, бросились к выполнению работ на самолёте.

   О чём командир части поведал офицерам, нам рассказал уже значительно позже старший лейтенант Негожев. И было это во время следующего выхода на учебный аэродром, когда мы собрались обогреться в помещении. Вопрос прозвучал из уст Пирожка.
  - Товарищ командир, а что вам рассказал полковник Зимин, когда рассмешил всех до слёз?
  Негожев улыбнулся, расстегнул техническую куртку и спросил:
- А вам откуда известно?
- Так мы же всё видели, только не всё слышали, - оправдался Остап.
- Ладно, слушайте, секретного ничего нет. А посмеяться есть над чем. Командир рассказал о случае, что произошёл у них в части, когда он ещё был командиром батальона аэродромного обеспечения…


Советские предохранители – самые надёжные предохранители в мире:
когда вся аппаратура давно сгорела, - предохранители всё еще целые!
                Армейский афоризм