Горе-маньяк Димка прятался в кустах в ожидании очередной своей жертвы. Жертвы Димкины давно знали все его «лёжки», но Димка был изобретателен (вернее, стал изобретателен, вдруг избавившись от запойных вылетов из реальности) и находил все новые, неожиданные места для реализации своих подлых намерений.
Жил себе Димка-«космонавт», немного драчун, немного лгун, немного воришка-несун со склада, где работал грузчиком. Не единственный такой на все захолустное их, забытое благами цивилизациями село. Именно этот факт и спас Димку от известности, набегов репортеров, соответствующих органов, взятием анализов, проведения тайных научных исследований, засекречивания материалов и самой личности. Этот факт также поспособствовал тому, что название села и фамилия героя нашего рассказа в хрониках мировой истории не сохранилось. Автор же излагает события, основываясь исключительно на достоверных побасенках прямых очевидцев произошедшего. Как автор попал в те далекие места? Исключительно благодаря своему любопытству и жажде проникать туда, куда обычный, степенный, состоявшийся по всем здравым направлениям человек, даже нос не повернет.
Итак, возвращаясь к истокам этого необычного, можно даже сказать – из ряда вон выходящего события, автор продолжает повествование. Однажды, тихим майским вечером, находясь в очередном алкогольном «улёте», Димка уснул под кустом цветущей сирени у кромки леса. Лес вокруг села был мирный – в нем жили и медведи, и олени, и лоси, выдры речные в глухих дебрях, и много всякой другой бегающей, ползающей и летающей живности, которых местные жители сострадательно, как один, подкармливали холодными зимами. Поэтому сон Димки в лесу был исключительно безопасен и можно было бы даже сказать, оздоровителен. Как говорится – природа лечит. Но даже великая, могучая, девственная эта природа не могла достучаться до Димкиных почек, заставить его отказаться от своих запойных привычек. А привычка, скажет вам автор, это – большое дело, на своем опыте знает. Привяжется, свяжет по рукам и ногам, и делает ранее свободный человек то, что она приказывает, ну прям заяц заводной на шарнирчиках. Благо дело – хорошая привычка, вроде мыть руки перед едой. А вот дурная – это заноза из заноз. Большую силу воли надо иметь, чтобы с корнем ее вырвать из нутра своего…
У Димки силы воли не наблюдалось с рождения. Даже сейчас, уже много лет живя с когда-то полюбившейся Веркой-Бойчихой, никак не мог найти этой силы в себе попросить ее, да что там – потребовать! - убраться из своего дома и двора, где Верка уже третий год командовала на полную силу полноправной хозяйкой. У Верки тогда сгорела хата и Димка по сердоболию своему пригласил ее пожить у себя на время восстановления жилища. Жилище было давно восстановлено, исправно функционировало, Верка сдавала его в аренду соседу Тимофею – за удобную для всех плату он поселил там часть своих детей с семьями. Своего пространства уже не хватало, построить хаты детям – лень ленивая и тупая не давала, хотя все возможности для этого были. Автор от себя добавит, что командовать и распоряжаться чужим имуществом для некоторых личностей намного приятнее, чем привести в порядок и содержать в гармонии своё!
Итак, детки Тимофея жили у Верки, Верка – у Димки, Димка спасался «улётами». Как говорится, убегать – смелости хватит. Но, земля-природа – сердобольная матушка и детей своих не оставляет в беде, даже в такой глуши, как эта.
Отлежался тогда Димка на землице, проспался, протрезвел, помотал головой, поднялся, чувствует, что-то не то в его теле, вроде что-то мешает. Пошарил по худому торсу. Верка-то всеми припасами его командовала, садом и огородом, на чулане замок подвесила, ключ – на поясе носила, подозрительно всегда косясь на законного хозяина-Димку и грозно помахивая скалкой, если тот недовольно мямлил о маленькой порции каши в тарелке. Свои садовые богатства Верка продавала заезжим скупщикам – одному богу ведомо, на каких оленях они добирались в такую глухоту лесную, но на то им и длинные носы и загребущие руки. Димкиными огородными припасами она кормила же своих жильцов, деньги пряча… но мы об этом промолчим, ибо автор уважает чужие секреты, так сказать – частную, глубоко приватную жизнь.
Что же было дальше? Димка, пошарив по торсу, обнаружил нечто неожиданное на своем теле, чего там раньше от рождения, то есть, никогда, и не было – на пупке намертво была прикручена какая-то ерундовина, которая мягко жужжала с перерывами и светилась сиреневым светом. Димка решил, что еще спит или галлюционирует. Хотя, от пьяных «белок» его господь как-то уберег, но от деда Спиридона слышал, что это такое и как бывает. Дед Спиридон – местный умелец-самогоноварщик работал вкупе с местной знахаркой Клавдией – так посмеивались-судачили между собой жители села! – один калечит, другая лечит, спасая от тяжких похмельных синдромов. Дома их стояли напротив, через улицу, нарядные и небедствующие.
Димка щипал себя за разные чувствительные места, чтобы увериться, что не спит. Пожевал пару листков сирени – гадость, скривился, не сон значит, все как и должно быть. Он тихо заплакал – штука не отрывалась, и все бы ничего – можно под рубахой спрятать, но вот жужжание и яркий свет-прожектор, который иногда вспыхивал, доставая до неба, определенно пугал - как дальше жить? Проблема с Веркой-узурпаторшей тут же отошла на второй план, показалась мельче козявки ползающей. Жители рассказывали, что в ту тихую майскую ночь, пронизанную насквозь любовью всего живущего, очень дивились непонятным световым бликам в лесу, гадая НЛО ли это или падение метеорита? Но грохота никакого не прозвучало, свет больше напоминал дискотечную светомузыку – и все мирно уснули, мол, утром все выяснится при все всегда проясняющем свете дня. Плача Димки, конечно, никто не услышал – или не расслышал?
А дальше произошло следующее – о Димкином «вернисаже» прознало все село. И естественно – попервах дико испугалось, даже собирались его в землянке на длительный карантин в лесу закрыть. Но Димка схватил лопату, дико вытаращил глаза и заорал не своим голосом – Я живым не дамся, знаю я ваши карантины, загубите живую душу ни за грош! Жители разинули рты от такого демарша – Димка, не знающий воли, вдруг начал себя защищать, волюшку являть! Бабы первые, подняв длинные юбки, выбежали с его двора, мужики попятились и – исчезли по своим хозяйствам, развеялись, словно табачный дым на ветру. Димка преобразился, сильнее сжал черенок садового инструмента и грозно глянул на Верку – та молча собрала свои разбросанные юбки-кофты, вытянула из-под вазона на полу спрятанные деньги, заработанные на Димкиных огородно-садовых благах, и мухой шмыгнула мимо него в дверь с немалыми баулами– навсегда.
Избавившись от Верки-узурпаторши, Димка воспрянул духом, достал толстый шарф, обвязался в поясе, чтоб не светиться, и пошел наводить порядок в доме и во дворе – так сказать, восстанавливать свое хазяйничанье, проводить ревизию – чужое – вон за забор, а свое – помыть и на солнышке посушить!
Так прошла неделя. Село окружило Димку гробовым молчанием, коварным бойкотом. В гости не ходят, самого тоже не зовут, даже старые, проверенные в пьянке сотоварищи. С работы под благовидым предлогом уволили тихо, без шума… Димка затосковал. Чулан, правда, радовал своей наполненностью. Верка, хоть и вражина, но баба была с головой и руками – соления, маринады, яблочки, огурчики, клюква в сахаре – с голоду не помрешь. Нет худа без добра – хоть что-то полезное после себя оставила. Выпивать как-то тоже расхотелось. А что одному-то делать в селе? Димка разозлился и – стал маньяком. Пусть помнят, что и я есть, живой. И начал прятаться под кустами или за деревьями в лесу, чтобы неожиданно выпрыгивать на пути соседа иди соседки, развязать тяжелый шарф на поясе – и напугать светомузыкой. Мужики плевались поначалу, бабы визжали и крестились, взывали к правопорядку. Но местный блюститель закона, которого выбирали всем селом для этого дела, так как книгу имел с залесья о том, как правильно в мире и дружбе жить, ничего предосудительного в поступках Димки не обнаружил. Ну, может, хвастает человек своими достижениями – это ж по закону не возбраняется? Как на ярмарке – каждый свой товар выставляет, продать хочет повыгодней. Вот и Димка так себя рекламирует, авось кто сглянется, пожалеет, да на чай позовет – заключил сельский законопослушник Степан Харитоныч. Это ж не срамные места выставлять на обозрение – штаны на месте, никакой аморалки. А с голым пупком летом все у речки нашей Смурки вальяжничают. А вот бить его и отгонять каменьями, навозом и шишками – законом возбраняется, уже к хулиганству приписать можно и – на пять суток загреметь придется в лес, в холодную землянку на воду, хлеб и малину для исправления, душу чёрствую отбеливать.
И кто бы вы думали первый сглянулся на него, страдальца одинокого? Кто душу живую узрел за выпученными глазами и ухающим ртом его? Конечно, всё та же Верка-Бойчиха. Все-таки три года под одной крышей зря не проходят – какие-никакие ниточки-привязочки-бантики появляются между человеками с разными половыми признаками, появляются и звенят струнами-аккордами. Позвала в гости, попросила пояс-шарф снять, потрогала пальчиком эту штуку на пупке, поцокала языком, рассмеялась, и обнаружилось, что штука эта имеет переключатель по всем цветам радуги! Яркое разноцветие лилось из всех окон Веркиного дома. Димка взял гармонь, заиграл на ней, Верка запела и затанцевала! Стол был накрыт по высшему разряду, вместо горячительных напитков – хозяйка заботливо поставила квасы да морсы. И – многоцветное веселье рассыпалось искорками счастья по всему селу, вызывая зависть и любопытство. Из лесу вышли даже звери, проснулись, и прильнули мордашками своими к окнам этого веселого дома. Попозже и соседи подошли, постучали в двери со своими караваями да булками.
А что было дальше, автор уже не расслышал, так как его «олени», подвластные только своему внутреннему огненному порыву, сделали рывок вперед – и понеслись над лесом чащобным, речкой Смуркой, оставив в три прыжка и село, и его обитателей с их радостями и горестями, с из жизнелюбием и весельем, трудолюбием и самым что ни на есть человеческим обаянием в ярком зареве огней семицветных, неизвестно откуда упавших на их головы и так странно, счастливо изменивших их ранее спокойную, с ленцой жизнь – навсегда.
2020г.