Дэннера злило абсолютно всё. Он сдерживался изо всех сил, почти убедительно улыбался, но проклятые нервы никак не желали ему больше подчиняться. Очень хотелось увидеть Ласточку, обнять её и услышать её голос – он знал, что тогда наверняка пройдёт неконтролируемая злость и утихнет агрессия. Только не был вполне уверен, что не сорвётся на Аретейни. И поэтому старался держаться от неё подальше. Уж кто-кто, а она-то не должна из-за него расстраиваться. Приходилось терпеть. Ласточка несколько раз будто нарочно, проходила мимо и глядела на него издалека, но подходить явно не собиралась, вот и хорошо. Главное – никого случайно не покалечить...
— Товарищ командир, вы рыжую не встречали? – невесть откуда нарисовалась Халлис. Дэннер очнулся от размышлений и обнаружил себя за бревенчатой стенкой лазарета рядом с бочкой, в которой плескалась вода для санитарных нужд. Подхватил кувшин, выплеснул себе на голову, распрямившись, встряхнул мокрыми волосами и почувствовал себя немного лучше. Вода была леденющая, кувшин, зачерпывая, проломил тоненький хрупкий ледок. Дэннер принялся натягивать чистую рубаху и поинтересовался:
— Халлис, я тебе кто, общественный ангел-хранитель?
— Вроде того, – призналась целительница. – Просто вы... всегда всё успеваете... вот я и…
— А теперь не успеваю. – Дэннер рывком застегнул перевязь меча. – Оставьте меня в покое. Мне надоело за всеми вечно бегать, как собака. Может, ещё и хвостом вам помахать?
— А... – распахнула глаза Халлис, не сообразив, за что на неё злятся.
— Прости, хвоста нет, – резко завершил Дэннер, развернувшись и быстрым шагом ретируясь подальше, чтобы не наговорить ещё чего-нибудь лишнего. Он кругом обошёл выгребную яму, перешагнул растяжку и остановился перед лежанкой дров. Лежанку сверху прикрывал навес, но аккуратно сложенные штабеля брёвен всё равно припорошило снегом. Дэннер уже собирался вернуться обратно и извиниться перед Халлис, но за углом ближайшей к нему стопки неожиданно послышалась возня. Кто-то вскрикнул, ударившись о бревно. Голос был знакомый.
— А ну, стоять. Не рыпаться. Ну, говори, красавица, не упрямься.
— Пусти! Сейчас двину! – Дэннер замер, узнав Ласточку. Голос плескал бравадой, но дрожал от гнева.
— Попробуй, курва.
Ласточка охнула, возня усилилась.
— Убери руки! Всё нашим расскажу... ай! Больно!
— Ещё больнее будет. Рассказать ты не ус...
Видимо, собирались сказать «не успеешь» – но нападающий не успел ничего сказать сам. В следующее мгновение он рухнул навзничь, царапая ногтями землю и булькая располосованным горлом. Дэннер вряд ли отдавал себе отчёт в своих действиях – сознание погасло окончательно, затопленное вязкой волной злости. Ласточка, одной рукой ухватившись за штабель, а второй машинально смахивая кровь с рассечённой брови, широко распахнутыми глазами наблюдала, как на умирающего сыпались всё новые удары – Дэннер в каком-то безумии продолжал раз за разом, резко и точно бить ножом. Глаза его сделались пустыми, раненый дёргался и извивался, притиснутый к земле, рыжие волосы командира пропитались кровью, которая брызгами летела во все стороны. Убитый затих, но Дэннер, казалось, этого не заметил, превращая его лицо, шею, грудь в кровавое месиво.
— Дэннер! – опомнившись, заорала Ласточка. Она подскочила к нему, поскользнулась, упала, больно расшибив колени и впечатавшись носом ему в спину, ухватила за плечи, пытаясь оттащить. – Прекрати! Прекрати! Что с тобой?! Он же давно мёртв, ты что, не видишь?! О боги, Дэннер, прекрати!
Последний крик вышел особенно пронзительным, а Дэннер замер, тяжело переводя дыхание и возвращаясь в реальность. Убитый лежал, раскинув руки, в быстро расползающейся кровавой луже. Кровь была повсюду – на земле, на руках, на волосах, на лезвии ножа, на пересохших губах, даже на рукавах Ласточки, обхватившей его за плечи. Последняя задыхалась, всё ещё машинально оттаскивая его назад.
«Что со мной?» – успел подумать Дэннер перед тем, как в полной мере осознать происходящее. Нож выпал из разжавшейся руки, с чавканьем шлёпнувшись в истерзанную плоть. Внезапно охватила слабость, и командир, обернувшись, уткнулся носом Ласточке в воротник. Она обняла его, сдержав ругательство и стараясь не глядеть на труп. Кровь подползла к ногам, впитываясь в щебень и прожигая полосы на тонком покрывале снега и наледи.
Оба молчали, Крылатая гладила командира по волосам, и рука слегка подрагивала. Агрессия прошла, растаяла, будто бы её и не было никогда, вместо этого навалилась свинцовая тяжесть и апатия. Дэннер отрешённо слушал частое прерывистое дыхание Ласточки, далёкий гул моря и голоса лагеря.
Неожиданно словно подбросило.
— Чего он хотел? – Голос прозвучал хрипло, Дэннер ухватил Ласточку за плечи.
— Я... ты... – нескладно отозвалась она.
— Чего он от тебя хотел?!
— Хватит! – взвыла Ласточка, дёрнувшись изо всех сил, теряя равновесие и опрокидываясь назад. Впрочем, она немедленно приподнялась на локтях и отползла. Она прекрасно осознавала, что творится с мужем, и от этого было больно и страшно, невыносимо больно и страшно. Хотелось вскочить и убежать, разреветься, выхватить нож и перерезать себе горло от уха до уха – только бы не видеть, как эта чёртова война окончательно сведёт его с ума. – Хватит! Довольно!
Дэннер опомнился и вскинул окровавленные руки, закрывая лицо. Да что же это такое...
— Ласточка... – с трудом выговорил он главное, как ему казалось, на тот момент. – Он... он не наш... я его... я его знаю...
Она вздохнула и уселась, обхватив руками колени. Холодный ветер взметнул спутанные русые кудри, но холодно было вовсе не из-за ветра.
— Не могу больше! – совсем по-детски пробурчала Аретейни. – Не могу... ты себя не бережёшь... мне плевать на всех шпионов, я не могу больше... будь он хоть сам император... Ты что, издеваешься?!
— Что? Я?
— Обними меня, я сейчас с ума сойду!
Дэннер прижал её к груди, но получил только поток слёз.
— А сам ты уже и не можешь, выходит! Я всю ночь одна сидела, ждала тебя! Пока ты себя в угол загоняешь... а я... я там, без тебя... а этот... – Тут Ласточка перешла на бессловесные рыдания, прижавшись к нему и вцепившись в куртку. Дэннер осторожно сжал её, чтобы только так не дрожала... снова он её мучает... Зачем вообще было звать с собой, зачем брать в жёны – для этого? Знал же, что так получится!
Но Крылатая неожиданно прошептала:
— Ты меня не отпускай... никогда не отпускай... и сам... ты береги себя... не мучай себя больше, а? Прошу… тебя... родной…
Дэннер покрепче обхватил Аретейни и уткнулся ей в волосы. Она прижималась к его плечу и больше не рыдала.
Её слёзы немного привели его в чувство. Командир тряхнул красными от чужой крови волосами и осторожно поцеловал жену.
— Ласточка… Прости.
— Тебе плохо? – выговорила Ласточка, с трудом отрываясь от его губ. – Тебе очень плохо? Ты только не закрывайся… Ты мне расскажи, я помогу…
Эти слова так напомнили Дерр, что командир невольно улыбнулся, обхватил Аретейни за талию и поднял на руки, как ребёнка. Она ухватилась за его плечи.
— С тобой мне хорошо, – серьёзно сказал Дэннер. – Прости, что я исчез ночью. Мне нужно было… подумать…
Он опустил Ласточку на землю. Она вздрогнула, переступила на потемневшей от крови земле и потянула Дэннера.
— Пойдём…
Дэннер заставил себя обернуться и вглядеться в лицо убитого. Бессмысленно. Если от лица что-то и осталось, так только кровавые лохмотья, в которых при всём желании было не различить черты. Срезанная кожа висела лоскутами, жутко осклабился в агонии обнажившийся череп, глазницы пузырились тёмным месивом – поди узнай. Дэннер ощутил лёгкое головокружение. Если так и дальше пойдёт, то он ничем не будет отличаться от тех, с кем воюет.
«Давай, сразу в инквизиторы записывайся! Чего уж там...»
Хотелось убедиться, что он всё же ошибся. Мало ли, что примерещится за доли секунды, да ещё и в таком состоянии, но... Без причины ничто примерещиться не может.
— Пойдём... – прошептала Аретейни.
— А ты его не помнишь?
Она пригляделась и пожала плечами.
— Вроде, где-то видела. Лицо знакомое... а что?
— Я его видел. В ту ночь, когда мы с тобой познакомились. Правда... чёрт его знает! Может, это я с ума схожу. Я уже ни в чём не уверен, а теперь и не разглядишь…
Пелга собрала древки для болтов и водворила их обратно в ящик. Руки покраснели и заветрились под слоем грязи. Было жалко лошадь.
Она выпрямилась. И что, интересно, теперь делать? Надо отнести ящик тому раненому солдату, это через локацию к северу. Она зашагала, пристроив ящик на бедро. Ветер услужливо откидывал с лица волосы, правда, глаза при этом слезились. Куда подевался Дэннер? Все исчезли. Дерр на тренировке, Ласточка вообще пропала. Последний раз они виделись в лазарете, там ещё был какой-то хмырь. Неприятный человек. Пелга всегда чувствовала подобные вещи. Да и Ласточка не особенно приветливо с ним общалась – тоже, видать, чувствовала. Или знала заранее. Они ушли вместе за лазарет, к лежанке. Пелга забеспокоилась было, но одёрнула себя – что может случиться в лагере, где повсюду свои. Правда, тревога не оставляла её.
Она добралась до нужной локации и со стуком опустила ящик на землю. Заказчик, сидя у костра, мастерил болты – материал и, правда, подходил к концу.
— Благодарствую, – сказал он. – Рыженькая. Как насчёт точильного камня? Не завалялся?
— Свой ищите, – фыркнула Пелга, разворачиваясь, чтобы уйти.
— Постой, – окликнул солдат. Травница обернулась.
— Увидишь рыжую слепую на лошади – дотащи до лазарета. А то она шальная какая-то, ещё покалечится.
— Уже видела, – сообщила Пелга. – Стянула лошадь возле сорок восьмой. Ваша?
— Чего? – по другую сторону костра поднял глаза южанин с растрёпанными волосами. – Я даже представляю, о ком речь идёт. Вы её не троньте, а то она не отцепится потом. С ней лучше не связываться.
— А ты её знаешь?
— К сожалению, – пожаловался арбалетчик. – Взбалмошная, безмозглая, упёртая эгоистка и истеричка. От неё сплошные неприятности. Обаятельная, но только тогда, когда ей от тебя что-нибудь нужно. В остальное время тянет жилы из всех подряд. Не связывайся, девка. Себе дороже.
Пелга пожала плечами и направилась в лазарет, разбираться с заготовленными травами. Напутствия чернявого солдата её не слишком занимали. К тому же, народу в лагере – десятки тысяч, не всех же запоминать.
Добравшись до лазарета с тыльной стороны, Пелга вознамерилась было посетить заодно и уборную, и принялась кругом обходить примёрзшие штабеля дров. И вдруг замерла, едва не наступив на тоненький застывший ручеёк.
Труп лежал навзничь. Рядом стояли Дэннер и Ласточка. Оба были явно не в себе и что-то говорили о шпионах и разведчиках. Кажется, Дэннер упомянул Инквизицию, но с какой-то издёвкой. Ласточка погладила его по руке.
— Мамочки! – ахнула Пелга, зажимая рот ладонью в целях втолкнуть желудок обратно. – Кто это его так?!
— Я, – ровным голосом отозвался Дэннер. – Ты его видела живым? Подозреваю, что в нападении на Путника виновна отнюдь не пьяная драка.
— З-за... – Пелга пошатнулась, инстинктивно ухватилась второй рукой за скользкое шершавое бревно. Бревно оказалось странно липким. Травница ощутила, как в глазах закружились чёрно-белые звёздочки. Желудок снова попытался вывернуться наизнанку. – З-зачем?! Вы его пытали, что ли?
— Нет.
Труп притягивал взгляд. Пелгу затрясло.
— Кто он?
— Полагаю, этого он нам уже не расскажет.
— Надо бы сжечь, – сказала Ласточка. – А не то... нехорошо выйдет…
Тут Пелга не выдержала, отпрянула назад и согнулась в приступе рвоты. Хотела было вытереть губы рукой, но рука оказалась тоже в крови, и травница захрипела, на сей раз, в сухом позыве.
— Надо, – согласился Дэннер. – Пелга, ты там жива?
— Жива… товарищ командир… – слабо отозвалась травница.
Проклиная себя последними словами, Дэннер завернул убитого в его же собственный плащ и поднял на руки. Труп быстро остывал и казался мягким, скользким и невероятно тяжёлым. Ласточка взялась помогать, прихватив из лазарета бутылку масла и стащив несколько брёвен на сани. Полозья заскрипели по камню и льду. Пелга обессиленно сползла по штабелю на землю.
Дэннер с Ласточкой совместными усилиями уложили труп на сани и потянули их к границе лагеря, в поле.
У Пелги не было сил последовать за ними.
Злой, как двести чертей, Артемис стал ещё злее, когда столкнулся с Халлис.
— Доброе утро, – целительница заправила под косынку вечно выбивающуюся прядь.
— Доброе, – буркнул арбалетчик.
— Ты рыжую не ви…
Южанин взвыл.
— Да отстаньте вы, мать вашу, от меня со своей рыжей! Достали, ясно?! Холера! Не знаю я, где рыжая! Полчаса назад пугала коней вон там. – Он махнул рукой и прибавил: – Мне уже ваша рыжая в кошмарах снится!
Целительница изумлённо распахнула глаза, а арбалетчик зло сплюнул и пошёл дальше. Он не преувеличил, рыжая ему действительно приснилась. И сон действительно был кошмарным. В нём рыжую то ли пытали, то ли вешали, то ли жгли. Казалось бы, смотри и радуйся, так нет. Он, почему-то всё время пытался её спасти. Артемис сплюнул снова.
Южанин вдруг остановился и удивлённо уставился на одиноко бродящую по лагерю лошадь. Отвязалась, что ли. Артемис вышел из-за телеги, загораживающей ему обзор. И ему тут же захотелось вскинуть арбалет и выстрелить. На лошади, неловко обхватив её за шею, сидела неугомонная, шальная, глупая и, вообще, отвратительная рыжая девка. На появление Артемиса она почему-то никак не отреагировала, глядя перед собой странно распахнутыми глазами.
«Пьяная,» – решил арбалетчик, жалея, что сон не воплотился в реальность, и мечтая, чтобы от него все отстали.
— Артемис! – как назло, обернулась рыжая. Он вспыхнул окончательно. – Ты здесь? Я просто...
— Иди к чёрту! – рявкнул арбалетчик, ретируясь и налетая с разбегу на рыжую Пелгу. Ведьмочка вскрикнула, опрокинула ящик с заготовками для болтов, который несла в руках, и едва не скатилась в ту же траншею, что и до этого Эндра. Затормозила падение на середине, что, впрочем, особой радости ей не принесло – шершавый от песка и камешков склон был припорошён снегом, но бойцы уже давно облюбовали траншею в качестве уборной. Чистоплотная Пелга тоскливо представила возню под ветром в ледяной воде и от души отматерила Артемиса. Впрочем, тот уже успел уйти, и мата не услышал, о чём Пелга жалела. Лошадь Эндры достигла края траншеи и встала как вкопанная, беспокойно встряхивая головой и с фырканьем втягивая ноздрями морозный воздух.
— Иди ты! – возмутилась Пелга, которой теперь предстояло либо ползти по грязному склону, либо вылезать под копыта. Рыжую наездницу она видела всего второй раз, но успела отметить, что перед ней явная бестолочь. Куда она лошадь гонит, спрашивается?!
— Куда? – спросила рыжая. – Ты скажи, куда, и я пойду.
Пелга выругалась.
— Ты совсем, что ли? Поводья натяни, а то сверзнешься. Слезь с лошади и отведи её назад…
Эндра послушно соскочила на землю, спрыгнув на самый край траншеи, пискнула и забалансировала, уцепившись за конский повод. Лошадка упёрлась, и это Эндру и спасло, она не упала. Осторожно нащупывая каждый шаг, отошла назад, потянув лошадь за собой. Они медленно освободили Пелге дорогу. Та выкарабкалась, брезгливо отряхиваясь и матерясь, и накинулась на рыжую.
— Какого чёрта?! Ты пьяная, что ли? Или просто мозгов нет? Ты, вообще, видишь, куда едешь?
— Нет! – рявкнула Эндра так, что кобыла вздрогнула, и проворно вскочила на лошадиную спину. – Не вижу я! Достали!
Она пришпорила лошадь носками сапог. Та, тряхнув головой, пустилась с места в галоп. С размаху перескочила телегу. Эльфка непроизвольно охнула и натянула поводья, вздёргивая животное на дыбы. Пелга сделала вывод, что у рыжей явно с головой не всё в порядке, так лошадь дёргать.
А Эндра прислушалась. Они, видимо, находились где-то на окраине лагеря. Эльфка развернула лошадь и снова погнала в галоп. Пелга едва успела отпрянуть, чтоб не угодить под копыта. Лошадь перемахнула траншею.
В ушах свистел ветер, звуки смазались и отдалились. Эльфка поняла, что она уже за пределами лагеря, и скачет по полю. Лошадь чуть сбавила ход. Рыжая натянула поводья, и она остановилась совсем. Это всё, конечно, хорошо, подумала эльфка, но надо возвращаться. А то мало ли что, столица под боком. Она повернула лошадку назад, на шум и осторожно пустила рысью. Погладила её промеж ушей.
— Ты извини, что я тебя так дёргаю, – сказала она. – Просто, понимаешь, я ничего не вижу. Так что, тебе придётся побыть моими глазами…
Голоса, конское ржание и мерный гул усилились, из чего эльфка сделала вывод, что они едут правильно. Потом послышалось и ещё кое-что. Несомненный шум драки, причём, множества сражающихся сразу. Где-то рядом дрались. А кто и зачем может драться возле лагеря, да ещё и такой толпой? Эндра возрадовалась. Видимо, она завернула немного в сторону и объехала лагерь кругом. Шум приблизился, потом ещё приблизился. И скоро Эндра на своей лошадке оказалась совсем рядом, и её вполне ожидаемо одёрнули:
— Ну, ты, смотри, куда едешь. Глаз нет?
— Нет, – ответила эльфка.
— Тренировка окончена, – раздался знакомый голос, принадлежащий Деамайну.
— Деамайн! – Эндра обрадовалась так, как будто встретила родного брата, не меньше.
— Да отъехай ты! – возмутился кто-то.
— Чего встала!
— Ты чего? – удивился Деамайн совсем рядом.
— Я вас нашла! – обрадовалась Эндра.
На десятиминутный путь до места тренировки у неё ушло никак не меньше часа.
— Эй, – удивился Деамайн. – Ты чего такая?
— Да чокнутая она, – буркнул кто-то недовольно.
— Погоди. Рыжая, посмотри-ка на меня.
Эльфка послушно повернула голову на голос. Не очень ловко спрыгнула наземь, зашипела. Деамайн пах, как воздух после грозы. Надо запомнить. Он ухватил её за плечи и легонько встряхнул.
— Да приди ты в себя. Что ты как слепая…
— А я и есть слепая, – сообщила Эндра и услышала, как партизан выругался.
— И какого чёрта ты тогда попёрлась? Небось, пол-лагеря перебаламутила и себе чуть башку не свернула. А лошадь где спёрла? Командир знает?
— Знает-знает… Деамайн…
— Ну?
— Только не отправляй меня в лазарет. Пожалуйста!
— Как скажешь, – раздражённо отозвался партизан. – Сам не отправлю. Безмозглая рыжая...
— Не надо! – поспешно перебила Эндра. – Это мне кого-то напоминает...
— Кого? – не понял Деамайн, потом вздохнул. – Ладно. Милдек, будь другом, отведи лошадь. Мы в лагерь. Давай руку, рыжая.
Эндра обречённо протянула Деамайну ладонь.
— И как тебя опять угораздило, а? – отчитывал её партизан по дороге, ведя эльфку за локоть. – Почему, вот, никого не угораздивает, одну тебя?
— Не знаю, – призналась Эндра. – Хоть ты не ругайся, а?
— Да я не ругаюсь, – вдруг как-то тихо сказал Деамайн. Эндра понятия не имела, куда он её вёл.
— До двадцати лет девок нужно под замком держать, в этом я уже убедился, – сказал он. – Тебе сколько?
— Семнадцать.
— Вот-вот. Садись.
Эндра послушно уселась и принюхалась: пахло погасшим костром.
— А мы где?
— Мы возле родного фургона. По лагерю не носиться, ни к кому не приставать. Ясно?
— Да я и не приставала, – смутилась Эндра. – Разве я приставала…
— А я на всякий случай. Всё, я пошёл.
Всадник и Мери-Энн шли по тёмным городским улицам. В центре столица напоминала солярный знак, будто какой-то здешний ведун провёл огромный чертёж – центром этого «рисунка» являлась площадь, на которой по выходным проводились ярмарки, а в основном – казни, широкая мостовая улица стрелой вела от ворот, по пути минуя ещё один своеобразный круг – площадь и сквер кафедрального собора, днём сверкающего витражами, сейчас же – удручённого и припорошённого снегом. Далее мостовая прямиком упиралась в дворец Императора. Всё было построено недавно, всё оставалось новеньким и тщательно ухоженным, но Мери-Энн со Всадником свернули в простые, гражданские кварталы, углубляясь в дебри бессистемного нагромождения домов, которые богачи строили там, где им вздумается. Так, улица могла неожиданно окончиться тупиком, глухим забором, а то и вовсе громадной отхожей ямой с нечистотами, дом неожиданно выныривал из-за поворота, за которым немедленно поднимали яростный лай охраняющие покой зажиточных граждан сторожевые собаки, которые зачастую вовсе даже и не были привязаны и накормлены, и запросто могли броситься на прохожих. Дальше расположились не столь богатые дома, в основном, это были многосемейные, кое-как выстроенные, с проваливающимися крышами и затянутыми чем попало окнами, неотапливаемые бараки пролетариата. Здесь под ногами поблёскивали тонким ледком лужи и кучи отходов, которые запросто сбрасывались прямо из окон. Летом на столичных улицах, должно быть, зверски воняло, но сейчас, в мороз, было вполне терпимо и можно дышать.
Столица, как водится, только с первого взгляда казалась красивой и процветающей, и стоило пройти немного вглубь неё, чтобы перед прохожим открылась самая, что ни на есть, неприглядная изнанка с голодом, бедностью, грязью. Контраст был настолько резким, что невольно закрадывалась мысль о хаотичных природных телепорталах, о которых всё твердили Древние. Правда, стоило поглядеть вверх, чтобы заметить возвышающиеся над мирской грязью и суетой золочёные маковки церквей и развеять все дурацкие мысли.
Мери-Энн жалась к Всаднику, но на узких улицах подчас было не разойтись, и потому приходилось идти гуськом. Всадник буднично перешагивал лужи и напевал себе под нос. Метель утихла, да и под защитой каменных стен почти не было ветра, если не считать ветром затхлый, но оттого не менее холодный, городской уличный сквозняк. Шаги гулко отдавались по дощатому настилу тротуаров, из-за тоненьких барачных стен, совсем не защищавших от холода, доносились звуки повседневной городской жизни и приглушенные голоса.
— А… а вы сейчас куда? – спросила Мери-Энн, когда они вышли на более-менее широкий участок дороги, и ей представилась возможность нагнать Всадника и ухватиться за его рукав. Девица пискнула, в последний момент успела перескочить через кучу нечистот и чуть не залилась слезами – настолько тут всё казалось чужим, опасным, грязным и непонятным.
— Разумеется, в гостиницу, – отозвался Всадник. – Только для начала тебе следует обзавестись деньгами, а время уже позднее, всё закрыто. Сделаем так: я тебе сейчас одолжу немного на ночлежку, доведу до постоялого двора, а завтра ты пойдёшь к ювелиру и сплавишь свою игрушку, чтобы было, на что жить дальше, и найдёшь какую-нибудь работу. А я тебя навещу чтобы рассчитаться с долгами и помочь обзавестись нормальным оружием – на всякий случай. Пока что, наверное, переночуем вместе. Но с утра меня не ищи – я уйду рано. – Голос оставался невозмутимым, но Мери-Энн уже в который раз заметила при упоминании о его таинственных делах быстрый косой взгляд в сторону чародейской цитадели, темнеющей сквозь снежинки.
Мери-Энн проследила за взглядом товарища, но спрашивать ничего не стала. Слово «ночлежка» испугало и насторожило её. Девица не решилась сказать, что в оружии не разбирается, и понятия не имеет, сколько может стоить её кинжал, да и работать тоже не обучена.
Они свернули в очередной переулок, где остановились под деревянным щитом, на котором, с претензией на высокую художественность, был намалёван отчаянно-жёлтый петух, а снизу подписано, для верности: «Залатой питух». Всадник хмыкнул, толкнул грубо сколоченную дверь и вошёл. Девица скользнула следом, врезалась ему в спину, осторожно выглянула из-за его плеча и тихо ойкнула. У противоположной стены жарко пылал очаг, по залу плыл табачный дым, растворяясь в густом воздухе, среди запахов еды и спиртного. По позднему времени засиделись только заядлые гуляки. Несколько компаний расположились за столами. Люди были пьяные, ругались так, что у Мери-Энн заалели уши, играли в кости. Проворно сновали по залу девушки-разносчицы, которых посетители успевали щипать, и не упускали возможности «невзначай» задеть бедро или талию какой-нибудь из девиц, а то и вовсе обнять, заваливая на стол, и смачно поцеловать в губы. Впрочем, подобные выходки тотчас пресекал из-за стойки хозяин, но не из соображений морали – просто надо было работать. Мери-Энн сглотнула и уцепилась за рукав Всадника, который невозмутимо взирал на всё это действо.
— Мы что, здесь остановимся? – с ужасом уточнила девица шёпотом.
— Ну, да. – Всадник усмехнулся, глядя на выражение её лица. – Я тебе не богач. Нормальная гостиница.
Мери-Энн сглотнула и, для верности, замерла на пороге, не решаясь шагнуть дальше. Впрочем, Всадник немедленно дёрнул девицу за рукав, невозмутимо сообщив, что нечего тут стоять, ещё дверью сшибут. Кому кроме них понадобится открывать дверь в такое время, Мери-Энн решила не уточнять. Всадник тем временем, пересчитал деньги и сообщил, что хватит у него только на одну комнату. При условии, что комната окажется более-менее сносная. Впрочем, остаётся вариант на две комнаты подешевле, но клопы, блохи и вши переносят опасные болезни, которые лично ему подцепить не хочется.
Мери-Энн охнула и мысленно поклялась спать исключительно в платье и чулках.
— На одну, так на одну, – закивала она. Ночевать в одной комнате с мужчиной было неприлично, но это уже не было столь важно – просто прощальный поклон доброму имени – к тому же, остаться одной, в этом жутком месте, да с клопами, хотелось ещё меньше. Довершая впечатление, кто-то уцепил за подол. Девица взвизгнула и отпрянула, впечатавшись во Всадника.
— Эй, красавица, не хочешь с нами посидеть?
Мери-Энн отчаянно замотала головой, вжимаясь в плечо своего спутника.
— Тебе разносчиц мало? – незлобно осадил приставалу Всадник и проследовал дальше, к стойке, в комплекте с Мери-Энн, которая вцепилась в него мёртвой хваткой.
— Нам нужна комната. – Всадник глянул на Мери-Энн и уточнил: – Нормальная комната.
Хозяин цепко оглядел парочку, видимо, прикидывая их состоятельность. Шибко богатыми они не выглядели, но рукоять меча Всадника, выразительно выглядывающая из-под плаща, информировала, что перед ним человек, умудрённый жизненным опытом, и шутить с этим человеком не рекомендуется.
— Есть, есть такая, – заверил трактирщик, – Бетт, хватит хихикать! Работать кто будет? Простите, господин. Двадцать серебряных.
— Вот это да. Никогда не спал на золотой кровати, – невозмутимо сказал Всадник.
— То есть, восемнадцать…
— Сколько?
— Пятнадцать.
Всадник отсчитал семь тусклых кругляшков.
— Остальное – завтра утром. И принеси воды для девки.
Трактирщик важно покивал, снял с крюка фонарь и повёл Всадника и Мери-Энн, которая одной рукой цеплялась за рукав товарища, а другой прижимала к себе свёрток с платьем, наверх. Они поднялись по скрипучей узкой лестнице и оказались в таком же узком коридоре, который освещался только бликами от фонаря трактирщика. По стенам плясали причудливые тени. Пыль гуляла по полу пушистыми облачками, как перекати-поле. Трактирщик толкнул тяжёлую дверь и пропустил постояльцев. Сам вошёл следом и поставил фонарь на стол. Комната оказалась небольшая, но неожиданно чистая. У стены стояла узкая кушетка, перед окном стол. На стене висел подточенный жуками простой деревянный знак Крыла. На противоположной – крошечное зеркало, а под ним ещё один столик, с тазом для умывания. Клопов не наблюдалось. Трактирщик поклонился и вышел, оставив фонарь.
Мери-Энн наконец-то решилась отцепиться от Всадника и сойти с порога. Она аккуратно положила свой свёрток на край кушетки и обернулась.
— Ой… А где же вы будете спать?
Всадник удивлённо поднял голову от тазика и отнял ладони от лица, с тёмных волос потоком стекала вода. Полотенце его чем-то не устроило, видимо, степенью чистоты, и он провёл по лицу рукавом рубахи. Только после этого скептически оглядел узенькую расшатанную кровать, затем красный нос и бледные щёки Мери-Энн, махнул рукой, расстелил на полу походное одеяло и кивнул на него:
— Здесь. Переверни матрас.
— За… Зачем? – Мери-Энн подозрительно покосилась на матрас.
— Затем, что грязный. Подцепишь ещё чесотку.
Девица выдохнула и завозилась с матрасом.
В этот момент в комнату без стука заглянула румяная блондиночка-разносчица. В руке у неё был кувшин, от которого поднимался пар. Она молча брякнула его на столик и вышла. Мери-Энн хлопнула глазами. Всадник повернул ключ в замке и сказал:
— Чего стоишь? Умывайся, пока вода не остыла.
Мери-Энн потянула завязки плаща, аккуратно подхватив его и повесив на крюк у стены, засучила рукава и взяла кувшин.
— В таз не наливай, – остановил её Всадник. – Грязно же.
Девица вздохнула и попыталась исхитриться и полить самой себе из кувшина. Выходило плохо, и кончилось тем, что она едва не грохнула кувшин.
— Ладно, отдай сюда, – раздражённо процедил Всадник, когда девица ойкнула, и выхватил кувшин из её обожжённых рук. Мери-Энн грустно чихнула и подула на пальцы. Всадник же приоткрыл окно, впустив морозный воздух, взял таз и влез на подоконник. Окончательно удостоверившись, что внизу никого нет, выплеснул грязную воду и наполнил таз уже из кувшина. – Умывайся.
Мери-Энн послушно умылась – горячая вода пришлась кстати, поскольку после открытия окна её снова забила крупная дрожь. Всадник закрыл окно, а девица, не раздеваясь, поспешно юркнула под одеяло, укутавшись до самого носа. Правда, ей всё равно было холодно, жёстко и неудобно. Девица завозилась, но теплее, мягче и удобнее от этого не стало. Зато солома в матрасе сбилась, свалялась, сползла комком к ногам и принялась колоться, как и немедленно сползшее одеяло, шерстяное, а потому тоже колючее. Мери-Энн попыталась его подтянуть, всадила занозу в палец и сникла окончательно.
— М-да, – произнёс Всадник. – И как ты живая до сих пор, а? С такой-то приспособленностью к жизни.
— Я же дома жила… – оправдывалась Мери-Энн, подбирая колени к груди, чтобы соломенный ком не кололся, и натягивая рукава на кисти, чтобы не кололось жёсткое одеяло. – А там всё не так… Я никогда никуда не уезжала. Только к крёстной в гости, в поместье, или к соседям. И то, со мной кормилица была…
— Ужас, – посочувствовал Всадник, сворачиваясь калачиком на полу и закутываясь в своё – тоже шерстяное – одеяло. – Тяжело теперь будет жить-то. Ну ладно, человек ко всему привыкает. – Воодушевив Мери-Энн сим радостным известием, он задул свечу. Через некоторое время что-то зашуршало, с дробным топотком пробегая по тонким паркетинам пола, но без свечки при закрытых ставнях в комнате было темно как в банке с чернилами. Мери-Энн забилась ещё глубже. И тут затопало под самым изголовьем кровати. Нервы сдали окончательно, и девица невольно взвизгнула. Всадник аж подпрыгнул.
— Кто тут топает? – нервно осведомилась Мери-Энн, сжавшись на кровати. Шажки были мелкие, но очень громкие – будто бы кто-то тяжёлый бегал по комнате вприпрыжку.
— Крысы, – недовольно буркнул из темноты Всадник. За ответом последовал звук резкого движения и писк. – Чего орёшь?
— К-крысы?!. Так громко?!
Судя по звуку, Всадник завозился, укладываясь.
— Крысы, крысы, – зевнул он. – Ясен пень, громко, пол-то резонирует. Доски тонкие, а под настилом пустота... спокойной ночи... – Он пнул следующую зазевавшуюся крысу и уютно засопел.
— Мамочка-а… – выдохнула Мери-Энн, которая боялась крыс и мышей с детства, и неслышно прошептала: – Я домой хочу-у…
Под ресницами сделалось горячо, девица хлюпнула носом и, опасаясь разреветься, сжала руку в кулак, так, что ногти впились в ладонь. Но тут ей показалось, будто какая-то особо нахальная крысища пробежала прямо по ногам. Мери-Энн не выдержала, подскочила, резко уселась, притиснув одеяло к груди, и всё-таки разревелась в голос.
— Не трогайте меня-а! Мне страшно… Мамочка!!
— Слушай, – не выдержал Всадник, которому снова не давали поспать. – Они же не кусаются, если их за хвост не хватать. Они боятся людей. Чего ты с ума сходишь? Главное, чтобы чумных блох не натаскали – чёртовы имперцы с их эштерианскими законами все санитарные нормы извратили... Да ты не бойся, им в кровать не забраться. Только сама в тазик не ухни.
Все четыре ножки кровати стояли в широких плошках с водой, и Мери-Энн только сейчас сообразила, зачем нужны эти плошки. Разумеется, от паразитов! Дома тоже так делали... А летом вешали балдахины от летающих насекомых и жгли в очаге ароматные еловые дрова. Оказывается, всё это не роскошь и не причуды, а жизненная необходимость. А раньше ей это в голову не приходило...
— Мамочка… – жалобно повторила Мери-Энн, хлюпнув носом и закутываясь в одеяло с головой. Но мамочки давно не было в живых. Девица осторожно улеглась обратно, свернувшись калачиком и стараясь занимать как можно меньше места. Распахнула глаза, стараясь разглядеть хоть что-нибудь в темноте. Не смогла. Она вдруг рассердилась на себя. Вон, Всадник, вообще, на полу спит и ничего. Мери-Энн клятвенно пообещала себе, что больше плакать и жаловаться не будет. Мама всегда говорила, что испытания посылаются только на пользу. И отцу бы не понравилось, что она ревёт. Отцу… отцу, впрочем, вся эта история точно бы не понравилась. Он наверняка в бешенстве от её дерзкой выходки. А если бы узнал, что она спуталась с еретиками, то… Мери-Энн сделалось нехорошо, когда она представила себе его реакцию. Она заставила себя об этом не думать, повозилась. Крыска снова протопала по полу, не хуже верховой лошади. Девица осторожно свесила голову вниз.
— А… а вы там как… С крысами? Вам ничего не будет?
— Ничего, – заверил Всадник, устраиваясь поудобнее. – Даже не заболею ничем, ты не беспокойся.
— Даже… – Мери-Энн распахнула глаза. – А-а… Ну, хорошо. Спокойной ночи… – и тут же, с чисто женской последовательностью, спросила: – Сэр Всадник, простите… а у вас есть кто-нибудь? Ну, родственники или близкие?
Всадник некоторое время молчал, затем медленно произнёс:
— Ну, можно сказать и так. Но на самом деле у меня никого нет. Это с какой стороны поглядеть.
— Вот как, – тихо проговорила Мери-Энн. – И у меня теперь тоже никого нет.
Под утро она всё же уснула, и была немедленно разбужена Всадником. Тот потеребил её за плечо, судя по запаху кожи и лёгкому позвякиванию металла, полностью одетый.
— Дверь закрой, – сказал он.
— А?.. – Мери-Энн захлопала глазами, подскочив от неожиданности, и узрела товарища.
— Дверь закрой за мной, говорю, – повторил он. – Долго не спи, тебе ещё нужно твою игрушку продать и найти работу.
Девица поспешно привела в порядок волосы и потёрла лоб, чтобы поскорее проснуться. Выскользнула из-под одеяла. Шагнула было к двери, но обернулась.
— А можно мне с вами? – вдруг попросила она. – Ну, пожалуйста… Я не помешаю.
— Нельзя.
— Почему?
Всадник некоторое время задумчиво созерцал Мери-Энн, прикидывая, стоит ли говорить. Затем, похоже, сообразил, что, в целях пресечения дальнейших споров – стоит.
— Я могу не вернуться.
— А я… Я не боюсь, – ещё более неожиданно ответила Мери-Энн. – Может, я помогу. Мне всё равно некуда идти…
— Ты мне ничем помочь не сможешь, – уведомил Всадник. – Лучше оставайся пока что, здесь.
— А если вы… не вернётесь, что мне делать? Как вас выручать? – спросила Мери-Энн, грея руки в рукавах.
— А если я не вернусь – то выручать меня будет уже поздно, – резонно заметил Всадник и хлопнул девицу по плечу. – Ну, счастливо. Может, свидимся.
— Может… – эхом повторила Мери-Энн, зябко обхватив себя за плечи. – Вы уж постарайтесь… не умирать.
— Обязательно постараюсь, – заверил Всадник, разворачиваясь и быстро скрываясь в темноте коридора.
Мери-Энн вздохнула, закрыла и заперла дверь, присела обратно на постель. Сон как рукой сняло. Девица аккуратно заправила одеяло. Кувшин ещё оставался наполовину полон со вчерашнего, правда, вода в нём, конечно же, успела остыть. Мери-Энн умылась, осторожно, как кошка, плескаясь в холодной воде. Потом накинула плащ, сунула за пояс свой нож и вышла в коридор. Памятуя наставления Всадника, дверь заперла и спрятала в карман ключ. Очевидно, час был ещё ранний, и, когда девица спустилась вниз, в питейный зал, там никого не было. Только сладко спал одинокий гуляка, уронив голову на стол. Но едва Мери-Энн шагнула к выходу, как откуда-то с кухни вылетела вчерашняя блондиночка-разносчица и цепко ухватила её за руку.
— Мне хозяин велел с вас забрать деньги за постой!
Мери-Энн распахнула глаза.
— Как же… Сэр Всадник же должен был отдать…
— Он не отдал. Мне велено с тебя взять, – тряхнула светлой косой разносчица и упёрла руки в крутые бёдра. – Или платить не хочешь? Решила за так переночевать?
— Да у меня нету, – совсем растерялась Мери-Энн.
— Ах, так! Тогда стражу позову!
Сторговались на перчатках. Мери-Энн печально вздохнула – от перчаток, конечно, всё равно на морозе толку не было, но хоть что-то. Выходя, она успела услышать из-за неплотно закрытой двери, как разносчица хвастается сотруднице, что ловко облапошила зажравшуюся аристократку. Мол, прикидывается бедненькой, а у самой кинжал с рубинами за поясом, она сама видела. А ей, разносчице, на копеечное жалование больную мать кормить...
Упоминание о матери почему-то резко снизило тягу устроить разборки. Заодно вспомнился совет Всадника касательно недоверия к посторонним.
Она не представляла, где будет искать работу. Что она умеет? И где это умение может пригодиться? Может, в подмастерья наняться? Ладно, для начала, надо продать кинжал.
За неимением других вариантов, не представляя, что ей теперь делать и куда податься, Мери-Энн отправилась бродить по улицам. Народ уже просыпался и принимался за работу. На девицу никто не обращал внимания, и она почувствовала себя немного увереннее. Вскоре сообразила, что так будет до ночи бродить по огромному городу, если ничего не предпримет. Набралась смелости, остановила какого-то разносчика и спросила, где можно найти ювелира.
Разносчик, молодой, жизнерадостный парень, оглядел Мери-Энн и, махнув рукой, указал направление.
— Туда тебе, красавица. А через две улицы направо. Потом прямо пройдёшь до большого такого дома, обойдёшь его, только осторожно, там собака злая. Пройдёшь переулком, выйдешь на перекрёсток. Там повернёшь налево, пройдёшь еще пару улиц и будет тебе ювелир.
Мери-Энн внимательно выслушала наставления, изо всех сил стараясь запомнить, и побежала дальше.
Найти дом ювелира удалось не скоро. Мери-Энн ещё какое-то время петляла по городским улицам прежде, чем смогла его отыскать. Дом был большой, богатый, неуютно-тёмный. Девица толкнула дверь и вошла. Из тесной прихожей попала сразу в контору, небольшую, очень аккуратную. За столом сидел пожилой мужчина в шапочке, покрывающей седые волосы. Поглаживая бороду, он разглядывал Мери-Энн карими глазами.
— Приветствую, – сказал он несколько холодно, рассмотрев её бедное платье. – Что тебе нужно?
— А… – девица растерялась. – А вы ювелир, да?
— Да. Я ювелир.
Мери-Энн подошла к конторке. Она никогда сама не занималась такими делами, и теперь оробела.
— Я хотела бы кое-что продать, – нерешительно сказала она.
Ювелир прищурил тёмные восточные глаза.
— Вот как? Продать? И что бы ты хотела продать?
Девица выложила на стол кинжал. Глаза ювелира медленно увеличились. Он взял оружие в руки и принялся рассматривать. Рубины заискрились, бросив огненные блики на его бороду. Он прищурился, разглядывая отделку, взвесил нож в руке. Потом поднял глаза на Мери-Энн.
— Ты хочешь его продать? – уточнил он.
Девица кивнула.
— А откуда он у тебя?
— Это мой.
— Твой? – ювелир невозмутимо сунул клинок в ящик стола – и вдруг ухватил Мери-Энн за руку. Она взвизгнула он неожиданности и попыталась высвободиться.
— Твой, говоришь? А откуда он у тебя?
— Это… подарок…
— Какой, к Падшему, подарок? Нашлась знатная дама. Ты свои руки видела?
Мери-Энн растеряно уставилась на свои ладошки. После пребывания в обозе они, и в самом деле, выглядели плачевно – ногти поломались, кожа обветрилась и огрубела от ветра и холодной воды. Девица растеряно хлопнула глазами.
— Ну, – сказал ювелир. – Откуда у тебя кинжал? Украла?
— Что-о?! – подскочила Мери-Энн. – Я?! Да вы что?
— Лучше рассказывай, где ты его взяла. Иначе позову солдат.
Мери-Энн беспомощно уронила руки и растеряно проговорила:
— Это мой… правда…
Ей и в голову не приходило, что всё может обернуться таким образом, и теперь девица совершенно не знала, что делать. Ювелир ей не верил.
— Это… это, правда, мой! Честное слово!
— У нас нынче воровство строго карается, – уведомил старик. – На первый раз повесить, конечно, не повесят, но заклеймят точно.
От этих слов Мери-Энн охватил ужас. Ювелира, видимо, слегка разжалобил её вид.
— Ладно, – сказал он. – Давай так. Ты рассказываешь, у кого ты украла нож по-хорошему, а я не стану сдавать тебя страже, и даже дам тебе за него немного денег. Скажем, десять золотых.
Мери-Энн так возмутилась, что даже позабыла о том, как испугалась.
— Как десять?! Он стоит гораздо дороже!
— Значит, мне позвать стражу? – уточнил ювелир. – Выбирай.
— Ах, так?! – возмутилась девица, чувствуя, как предательски задрожали губы. Такой поворот событий лишал её возможности к самостоятельному существованию окончательно. Ювелир ещё держал её запястье, но несколько ослабил хватку, отвлёкшись на разговор. Тут Мери-Энн сообразила, что из лавки у неё всего два пути. Один – вместе с гвардейцами в казематы и второй – одной, зато на свободу. Не то роль сыграл испуг, не то отчаяние, не то – и то и другое вместе, но она вдруг вспомнила движение Дэннера, в ту ночь, когда она пыталась его убить всё тем же злополучным ножом, и – судорожно, неловко – но частично воспроизвела его, плавно скользнув вниз и чуть в сторону и поведя плечом, тем самым выворачивая державшую её, руку, одновременно второй целясь растопыренными пальцами в глаза, что было уже явной импровизацией. Ни с Дэннером, ни с кем-либо ещё из обоза такой трюк ни за что бы не прошёл, но ювелир от неожиданности рефлекторно отшатнулся, ладошка Мери-Энн выскользнула из сухих пальцев, будто намыленная, а сама девица с громким визгом растянулась на полу, запутавшись в собственной юбке и не удержав равновесия.
— Ах ты, курва! – пришёл в себя ювелир, поднимаясь с пола, куда он полетел вместе со стулом. – Стража!
Крик подстегнул не хуже кнута. Мери-Энн вскочила и кинулась бежать, не разбирая дороги, в оживлённую толкотню улицы. Кто-то толкнул, кто-то щипнул за зад, кто-то присоветовал глядеть, куда прёшь, но, тем не менее, девица бежала довольно быстро.
— Держите воровку! – завопил, высовываясь из окна, ювелир, и люди подхватили. К Мери-Энн потянулись руки, поднялся гвалт, визг и суматоха.
— Кочан верни-и-и-и! – совершенно неуместно верещала какая-то баба. Кто же на самом деле свистнул кочан – оставалось загадкой.
Наконец, кто-то более сообразительный подставил подножку – и Мери-Энн, споткнувшись, рыбкой полетела в мёрзлую, к счастью, уличную грязь.
«Всё, конец!» – в ужасе подумала девица, но тут чья-то узенькая и маленькая ладошка в отороченной соболиным мехом перчатке ухватила её за шиворот и с неожиданной силой вздёрнула на ноги. Мери-Энн, вскочив и расшибив при этом коленку, успела заметить маленькую и юркую, шуструю девчонку в замшевой курточке и замысловатой беретке с пером, из-под которой развевались длиннющие огненные пряди распущенной косы. На поясе хищно поблёскивал кинжал замысловатой тонкой работы.
— Бежим! – весело крикнула девчонка, сверкнув изумрудно-зелёными глазами и за руку повлекла Мери-Энн по гулкой брусчатке городских улиц, ловко скользя между прохожими и с разбегу перемахивая подножки и водостоки. Они с гиканьем пронеслись по улицам, махнули на какой-то карниз, куда рыжая взлетела по-кошачьи ловко и мягко, втащив за руку Мери-Энн, с топотом пронеслись по крышам, с размаху сиганули вниз со свистом морозного воздуха в ушах, при этом девчонка ухитрилась даже не потерять свою беретку. Тут рыжая отодвинула доску забора и ужом юркнула внутрь, протащив Мери-Энн за собой. По ту сторону оказалась чья-то усадьба, грозным лаем захлебнулись сторожевые собаки, но обе девицы, не позволяя себе остановиться и перевести дыхание, бегом ринулись через похрустывающий заснеженный сквер.
— Де-ер-р-жи-и-и-и-и!! – завопил кто-то в унисон собакам, но держать никто не спешил. А может, спешил, но просто не успевал – с такой скоростью неслись нарушительницы правопорядка по тоненькому снежку.
— На-ка-ся, выкуси! – звонко крикнула рыжая, вскинув тоненькую руку в неприличном жесте и ловко спрятавшись за ветку яблони от пущенного им вслед арбалетного болта. Они нырнули в кусты, миновали тем же способом второй забор, нырнули в какую-то нишу в стене дома – и тут гонка завершилась.
Мери-Энн, задыхаясь и пересчитывая звёздочки в глазах, сползла по стене прямо на землю. Девчонка же крутанулась на месте и весело подпрыгнула, вскидывая вверх кулачок.
— Знай наших! – провозгласила она. – Как мы их!! – Затем подскочила к стонущей и охающей Мери-Энн и ухватила её за дрожащую от перенапряжения руку.
— Ай да мы! – жизнерадостно заявила она, энергично тряся девицину ладонь. – Ну, давай знакомиться, сестрица! Как говорится, будем знакомы. Тебя как зовут?
— Будем, – выдохнула Мери-Энн. Пот градом катился по лицу, рубаха под плащом и шерстяным платьем намокла, колени размякли, а руки дрожали. – Мери... Мери-Энн я...
— Длинно, – авторитетно заявила девица, сморщив конопатый вздёрнутый нос. – Будешь Мэри. Ты не против? Нет, вот и славненько. Меня, – тут она выпрямилась и гордо подбоченилась, – зовут Джинджер. Но ты можешь звать меня Джинни. Джинни – это для своих. – Джинджер, она же Джинни плюхнулась подле Мери-Энн и хлопнула девицу по плечу. – Ай, как мы их! Ну, что стырила, признавайся! Ах, да, говорить не положено. Ну, будем считать, что нам можно, я же тебя, всё-таки, спасла – вроде как, услуга за услугу! Ювелирку шмонала? Ух, славненько! Много брюликов? А, можешь не отвечать! Ваще шикарненько! Молодца! На вид, вроде, растяпа, а ювелирку подчистила! Красава! Так держать! Ну, – девица прищурила зелёные глаза, до боли кого-то напоминая, – оно и ясен перец! Маскировка, там, конспирация (во, видала, какие умные слова! Эт те не хухры-мухры!) – чё мне, я ж всё секу слёту! Ай, молодца!
— Да нет… я… – начала было Мери-Энн, переводя дыхание. – Я не…
Джинни не дала ей договорить, расхохотавшись.
— Знаем. Ну, даёшь! – она сложила губки бантиком. – «Это не я, что вы, я не могла, я не такая…» – зеленоглазка рассмеялась ещё веселее и опять хлопнула Мери-Энн по плечу.
— Люблю таких, как ты, – заявила она. – Ты себе на уме. Вроде, мажорка, а палец в рот не клади, оттяпаешь по плечо. Молоток! Я тебя тут раньше не видела. Ты залётная?
— Чего? – окончательно растерялась Мери-Энн.
Джинни ткнула её пальчиком в живот.
— Да я не в том смысле.
— А в каком? – хлопнула глазами Мери-Энн.
Джинни широко улыбнулась.
— Я не местная. – Мери-Энн, наконец, сообразила, чего от неё хотят. – Хотела продать кинжал, а он стражу позвал. Я вырвалась и убежала.
— А кинжал?
— А он мне его не отдал.
— Вот, сукин кот! – искренне возмутилась рыжая. – Это ж надо – у честного вора украсть! Жди здесь.
— А... – начала было Мери-Энн, но Джинни уже и след простыл. Вернулась она минут через двадцать, разрумянившаяся и чрезвычайно довольная собой. Спрыгнула на дощатый настил тротуара, спугнув бродячую кошку и гулко бухнув каблуками высоких расшитых сапог, и вытащила из-за пазухи кинжал Мери-Энн.
— Этот?
Ошарашенная таким поворотом событий девица сумела только кивнуть.
— Держи.
— А… – Мери-Энн машинально сунула кинжал за пояс. – Спасибо.
— Задвинь, – отмахнулась Джинни и лукаво прищёлкнула языком. – Ну, всё путём? Ты, как я понимаю, только что с дела. Тебе кости кинуть, негде, так?
— Что? – не поняла девица.
— Я говорю, тебе надо где-то упасть?
— А... – снова осторожно начала Мери-Энн, но Джинни снова отвесила ей солидную плечевую затрещину. У девицы аж рука до кисти онемела от такого проявления нежности. Но рыжая энергично вздёрнула её за онемевшую руку и уверенно потащила по улице.
— Кинжал в другой лавке продадим. Этот хмырь теперь от нас не отцепится, – тараторила она. – У меня в городе знакомый перекупщик есть, человек проверенный. Этот не сдаст. А потом к нам в Гильдию ласты намылим, там и завалимся. Я всем скажу, что ты со мной, не ссы, не обидят. А дальше уж как чёрт пошлёт – верёвка, либо эшафот! – Она звонко рассмеялась, и Мери-Энн вовремя сообразила, что последнее – лишь поговорка, что Джинни немедленно и уточнила, панибратски обнимая девицу одной рукой за плечи. – Это присказка такая, сказка будет впереди. Да ты чё завяла, как пырей на грядке! Всё будет шикарненько!
— Надеюсь, – согласилась Мери-Энн, едва поспевая за уверенным шагом зеленоглазой. – Слушай, а ты кто?
— Драсте. Мы уже ручкались, – напомнила Джинни.
— Нет, я имею в виду, вообще…
Мери-Энн пришлось подобрать юбку, перескакивая мёрзлую грязь.
— А, вообще, – протянула Джинни. – Ну, чего ты там копаешься? Твою налево, как ты ходишь в этих тряпках? Так вот. Есть такой парень, Дэннер Менестрель. Слыхала, что ль?
— Да, конечно, – кивнула Мери-Энн, решив, что разумнее будет умолчать о том, что она о нём не только слышала, но и ехала в одном обозе.
— Так вот. Этот парень – мой родной брат, – не без гордости сообщила Джинни. Мери-Энн едва не свалилась там же, где и стояла.
— Б-брат?! – заикаясь, переспросила она.
— Ну, да.
— А... а тебе сколько лет?
— Четырнадцать.
«А у Дэннера родителей убили, когда ему пять лет было,» – вспомнила Мери-Энн, но решила с Джинни не спорить. Пусть себе хвастается. Её вдруг охватила гордость – Джинни, вон, заливает, а она, Мери-Энн, с «братом» лично знакома.
— Здорово, – почти убедительно восхитилась девица.
— Ага. Шикарненько. А ты сама откуда будешь?
— Я? – переспросила Мери-Энн и уклончиво ответила: – Ну, так… Теперь, вот, до столицы добралась…
— Ясненько, – кивнула Джинни, ловко толкая какого-то зазевавшегося прохожего.
— Эй, ты! – возмутился прохожий, пытаясь пихнуть рыжую в ответ. Девчонка увернулась и показала ему язык. Прохожий обозвал её нехорошим словом и направился по своим делам, а Джинни ловко сунула в карман неведомо, каким образом, срезанный кошелёк, густо звякнувший монетками.
— А пущай не хамит! – ответила она на взгляд Мери-Энн. – Нечего торчать посреди дороги, да ещё и возмущаться, когда честные люди пытаются по ней пройти!
Касательно честных людей у Мери-Энн была своя точка зрения, но девица решила её не высказывать. Новая знакомая, хоть и взбалмошная, и воровка, всё же отнеслась к ней хорошо, и к тому же, принимала за свою. Лучше с ней не ругаться, ведь у Мери-Энн нет никого в этом городе помимо крёстной и Всадника. Причём, к первой ей идти не хотелось, а второй вообще пропал, и неизвестно, вернётся ли.
Гильдия, упомянутая Джинни, располагалась в трактире. Если быть точнее, то на территории трактира, меж хозяйственных построек, возвышалось деревянное здание в три-четыре этажа, в котором располагалось общежитие для персонала. Цокольный же этаж здания целиком и полностью выкупили товарищи рыжей, причём, под видом какой-то артели.
Джинни стукнула кулаком в дверь. Им открыли, и она подтолкнула Мери-Энн вперёд.
— Это ещё кто? – осведомился шустрый юноша лет двадцати с блестящими тёмными глазами.
— Это наша, – ответствовала Джинни. – Новенькая.
В просторном помещении было накурено и душно, зато тепло от очага, горящего у дальней стены. В очаге аппетитно булькал котелок, под потолком сушились какие-то тряпки. Посередине стоял длинный немытый стол, а вокруг, около, и даже на нём расположились «артельщики». Мери-Энн нерешительно остановилась.
— Не робей, – подтолкнула её Джинни. – Это свои ребята. Эй, честные люди. Это Мери-как-то-там. Словом, Мариська. Её чуть не прижал ювелир с Западной.
Поднялся одобрительный шум, двое подвинулись, освобождая место за столом, а Джинни, в свою очередь, так лихо толкнула девицу промеж лопаток, что та буквально слетела на скамью, на мягкие и вышитые, но изрядно засаленные подушки. Одна из девушек по ту сторону стола вскочила, шагнула к очагу, на ходу подхватив со стола миску.
— Эй!.. – возмутился рыжеволосый юноша, безуспешно попытавшись перехватить свою посуду, и тут же отхватив подзатыльник.
— Не облезешь. – Девушка навалила в миску дымящейся мясной похлёбки. – На, поешь, а то одни кости.
— Спасибо, – вежливо пискнула Мери-Энн. Похлёбка, пусть и не столь вкусная как у Ласточки, живо напомнила обоз, и девица вдруг ощутила щемящую тоску. Она с удивлением отметила, что ей не хватает Аретейни. И Дэннера. И остальных друзей из обоза...
Друзей?.. Мери-Энн поспешно ухватила ложку, пряча вспыхнувший румянец стыда. Вряд ли они считали её другом после того как…
— Мариська останется с нами, – оповестила общество Джинни, нахально выудив из миски Мери-Энн кусок мяса прямо пальцами. Затрясла обожжённой рукой, поспешно проглотила кусок и прибавила безапелляционно: – Кто тронет – убью.
Проснулись поздно. Остальные ушли на рассвете, но Мери-Энн, которой удалось уснуть только под утро, ухитрилась проспать до полудня. Немудрено – она страшно устала и уже довольно-таки давно из-за смены обстановки не могла по-настоящему отдохнуть. Сегодня, несмотря на духоту, холод и всеобщий слаженный храп, под утро измученный организм девицы разом наплевал на всё её аристократическое воспитание. Так Мери-Энн и забылась глубоким, тяжёлым сном под аккомпанемент храпа, разговоров, чьего-то расстройства желудка и стоны да вздохи какой-то парочки. Впрочем, не прошло – как ей показалось – и нескольких секунд, как её бодро затеребила пробудившаяся и вполне готовая к новым подвигам Джинни.
— Подъём! – бодро сообщила рыжая, резким движением сдёргивая с Мери-Энн одеяло, которое девицы делили на двоих. – Труба зовёт!
— Кто зовёт? – не сообразила Мери-Энн, ошалело хлопая ресницами. Без одеяла её начала бить неприятная крупная дрожь. В довершение ко всему, Джинни бодро поволокла её к бочке с водой – умываться. Вода была леденющая. Джинни шумно плескалась и отфыркивалась.
— Мыться вредно! – поспешно уведомила Мери-Энн, потихоньку пятясь назад. Откровенно говоря, она вообще не понимала, зачем мыться так часто. Немного подумала и добавила:
— И холодно...
— Не дури, подруга. – Джинни бесцеремонно нагнула пискнувшую девицу над бочкой и плеснула ей в лицо. Мери-Энн вырвалась, но тут ощутила, что, вопреки ожиданиям, от холодной воды становится теплее. Мысленно послав к Падшему капеллана с его речами о вреде смывания благодати, девица продолжила умывание уже самостоятельно. Откровенно говоря, капеллан ей всегда не особо-то нравился. В конце концов, он мог пугать и из вредности.
Придя к сему разумному умозаключению, Мери-Энн ощутила себя намного получше. Джинни воодушевлённо копошилась в каком-то ящике.
— Скотство! – приглушённо ругалась она. – Ни шиша, суки, не оставили, всё слопали, собаки паршивые! Не хочу опять рыбу жрать! Она мне уже в кошмарах снится, мать её!
— Вставать надо раньше, – хмыкнул вчерашний черноглазый парень. Он сидел в углу и что-то мастерил из дерева.
— Пошёл в жопу епископу! – отмахнулась рыжая, с головой зарываясь в ящик. И вдруг радостно взвизгнула. – Нашла!! – провозгласила она, победно вскинув над головой правую руку с зажатым в ней свёртком.
— Шоколад! – аж подскочил парень. – Делись, рыжая!
— Пошёл в жопу! – повторила Джинни, радостно подпрыгнув и показывая ему язык. – А нам с Мариськой, чего, дурака сосать?! Тут и на двоих-то маловато.
Парень сник и уселся обратно, завистливо вздыхая и поглядывая на расположившихся на полу с шоколадкой, хлебом, куском ветчины и бутылкой пунша девиц. Ему, по-видимому, было досадно, что он проворонил лакомство.
Он снова склонился, методично и монотонно обстругивая деревяшку.
— Не кисни, – ободрила его Джинни, набивая рот ветчиной, и прищурила зелёные глаза. – Чебе, я гляжу, тоже кое-какое лакомштво дошталошь, а?
Парень поднял блестящие глаза.
— Подумаешь. У тебя-то в карманах то лакомство завсегда водится. А вот шоколад…
Джинни дожевала ветчину, подмигнула Мери-Энн и достала из кармана маленькую красивую коробочку, похожую на те, в которых хранят кольца или серьги. В коробочке оказался белый порошок. Джинни высыпала немножко на тыльную сторону ладони и резко вдохнула в нос.
— Хочешь, Мариська? – протянула она коробочку Мери-Энн.
— А... это чего? – осторожно потянулась Мери-Энн. Глаза у Джинни странно заблестели.
— А это вот так вот делается, – пояснила рыжая. Мери-Энн осторожно отсыпала на руку порошка и резко вдохнула, стараясь подражать Джинни и ухитрившись даже не расчихаться.
Джинни щёлкнула крышечкой, закрывая коробочку, убрала её в карман, лениво потянулась и сунула в рот шоколадку.
— Ну, как? – поинтересовалась она.
Мери-Энн и сама не знала, как. По телу как будто разливалась приятная слабость. Как-то разом все заботы отступили на второй план, и девица ощутила прилив сил.
— Ты ешь, – лихорадочно блеснула глазами Джинни. – А то я всё слямзаю, не успеешь сказать «твою мать».
— А у тебя глаза блестят, – зачем-то сообщила Мери-Энн. – Ты заболела?
Рыжая расхохоталась.
— Здорова, как никогда.