У кабана Борьки была нелёгкая судьба. Еще с детства он стал попадать в разные передряги, но всегда чудом выходил из них целым и невредимым. Он остался единственным выжившим поросёнком из той троицы, что первой должна была поступить на нашу партийную свиноферму. Это обусловило дальнейшую его живучесть на протяжении всей его короткой, но очень яркой жизни.
Держать свиней на Базе решил Шеф, посчитав, что почти сотня человек будет оставлять достаточное число пищевых отходов в столовой, и, дабы не пропадать добру, можно откармливать свиней, а в конце сезона забивать их на мясо. Поэтому Шеф назначил свинаря из числа рабочих, распорядился построить на Базе свинарник и загон, чтобы свиньи не разбредались по всей Базе, и организовал кампанию по доставке поросят из Поселка.
Двое других поросят, которых должны были вместе с Борькой принести из Поселка на Базу по заданию Шефа, были пущены Кузей под нож ещё во время пятидневного перехода. Вообще-то, поедание поросят изначально не входило в планы Кузи и его товарищей. Тем более, что пешего ходу-то от Посёлка до Базы – максимум два световых дня, если идти не очень спеша. Обычно же, всегда укладывались в один световой день. Но в этот раз Шеф поступил опрометчиво, поручив снаряженной им группе купить в Поселке и доставить на Базу, помимо трёх несчастных поросят, ещё и два ящика водки, для транспортировки которой он выделил двадцатилитровую канистру.
Мужики успешно выполнили первую часть задания, добросовестно выбрав и купив у местного населения три маленьких поросёнка, а в магазине два ящика водки. Водка была слита в канистру, стеклотара сдана обратно в магазин, поросята упакованы в мешки и рюкзаки вместе с сеном и фуражом, и на следующее утро мужики выдвинулись к Базе, с твердым намерением добраться до неё к концу дня.
Булькающая канистра была неудобной, плохо размещалась в рюкзаке и не давала покоя путникам.
Так и не удалось установить, кому же первому в голову пришла мысль выпить по сто грамм, «чтобы дорожка казалась веселей». Уставшие за несколько часов ходу, мужики расслабились и приняли чуть больше. Когда они «почти протрезвели» в первый раз, было уже утро следующего дня, но, собрав в кулак остатки воли, они двинулись дальше. Канистра немного полегчала, но стала булькать более вызывающе, и этим ещё больше раздражала мужиков. К тому же, увеличилась её «раскачиваемость», что дополнительно затрудняло её перемещение. Пройдя несколько часов, взмокшие мужики вышли к Заставе, которую они прошли ещё вчера. Такого удара судьбы они не ожидали! Было решено остановиться на привал и всё хорошо обдумать. Сменив подстилки поросятам на свежую траву, принялись «обдумывать» своё положение и выяснять, как это они умудрились пойти в обратную сторону. Когда они «почти протрезвели» во второй раз, оказалось, что у них закончились продукты питания. Пройдя несколько километров, мужики поняли, что не смогут дальше идти, пока не избавятся от голода. Тут Кузя и пустил под нож первого поросёнка.
«Почти протрезвев», и определив по звёздам примерное направление на Базу, мужики двинули дальше. Канистра стала неуправляемой. Её раскачиваемость достигла такого предела, что несущего её человека болтало из стороны в сторону и кидало на скалы и деревья, мимо которых он проходил.
Когда они поняли, что ночью вряд ли можно далеко уйти, то решили подыскать подходящее место для ночлега. Через некоторое время они наткнулись на стоянку, которую сами же и оставили вчера утром...
Когда они «почти протрезвели» в следующий раз, то не знали – где они находятся, и сколько дней путешествуют. Они понятия не имели, куда следует идти и даже не могли определить, какое сейчас время суток. Мужики были уставшими, у них закончилось курево и оставались последние спички. Они были голодны и всё чаше косились на один из хрюкающих рюкзаков…
После пяти суток странствий перед несчастными путниками наконец-то замаячили родные крыши Базы.
Когда к ним подбежал разгневанный Шеф, то на дне канистры плескалось всего пара литров жидкости, а в мешке оставался один-единственный поросёнок. Это и был Борька.
Затем было ещё несколько экспедиций в Поселок за поросятами. Но они проходили вполне гладко, и вскоре в загоне хрюкали уже несколько поросят.
Когда Борька подрос, он не стал сидеть в загоне, а сделав подкоп, вырвался на свободу, оставив своих собратьев на казённых харчах, избрав для себя вольные хлеба. Несколько раз беглеца отлавливали и водворяли в загон. Но Борька с упорством не желал оставаться в загоне и делал очередной подкоп или разгрызал в пух и прах жерди и доски загона и вырывался на свободу.
В конце концов, убедившись, что Борька всё равно возвращается на Базу, Шеф решил оставить его в покое. Борьке была предоставлена полная свобода передвижения и вольная жизнь. Теперь его чаще можно было видеть в компании собак, чем собратьев. Вместе со всей собачей сворой Борька попрошайничал у выходящих из столовой людей или грел свои бока на солнце посередь Базы, издавая временами довольное «хрю-хрю». Но всё же основную часть времени Борька проводил в окрестных лесах и среди высоких трав речных долин, питаясь лопухами, кореньями и всем, что ниспошлют ему земля и небо.
К осени он подрос и стал походить на дикого кабана – сделался поджарым, у него отросла длинная щетина, поднялся загривок и стали угрожающе выпирать клыки.
На зимовку Борька вернулся в свинарник, который к этому времени уже избавился от некоторых своих обитателей.
Ранней весной, еще до прихода основного людского контингента, Борька сделал очередной подкоп и ушёл в тайгу. Стал всё реже и реже появляться на Базе. Но иногда всё-таки наведывался, ставя в недоумение новых людей – откуда на Острове взялись дикие кабаны.
Борька вел вполне независимый образ жизни, побирался на Базе и пропадал где-то за её пределами, и на него уже не обращали особого внимания. Но однажды, в один из летних дней, он вдруг очень громко о себе заявил!
Рано утром долина наполнилась пронзительным поросячьим визгом. Визг начал доноситься еще из дальнего распадка, затем стал приближаться и вскоре оглушительный свинский вопль заполнил всю Базу.
Выражая недовольство таким ранним подъёмом, из палаток и домиков стали выглядывать люди. Откуда-то послышались крики: «Смотри, вроде как медведь!». Высыпавший на улицу полусонный народ, увидел следующую жуткую картину.
На Базу, с диким воплем, стремительно вбежал Борька и стал метаться в проходах между строений и палаток. За ним, с грацией огромной кошки, пытаясь сбить его лапой, несся огромный медведь. Борьку заносило на крутых поворотах – он падал на бок, тут же вскакивал, спотыкался и катился кубарем, но снова вставал на ноги и мчался дальше, прыгая как заяц из стороны в сторону. У медведя шерсть стояла дыбом, он громадными скачками преследовал вопящего кабана, совершенно не обращая внимания на то, что находится среди людей. Он видел перед собой только одну цель – кабана Борьку.
Сквозь отчаянный поросячий визг слышались крики: «Ружьё!!!... У кого ружьё, скорей сюда!!!»
Первым с ружьём выбежал геолог по прозвищу «Сэр Анатолич» из верхнего домика, совершенно голый, щуря близорукие глаза. Тряхнул головой, словно отгоняя наваждение, надел очки, сосредоточился и, взяв на прицел медведя, двумя выстрелами повалил зверя наземь. Пришедшие в себя геологи уже бежали на помощь своему товарищу, на ходу вгоняя патроны в стволы своих ружей...
База гудела, как пчелиный рой, два дня. Переполох, поднятый на Базе полудиким кабаном, встряхнул привычный образ жизни на Базе, добавив людям заряд энергии и хорошего настроения.
Все разговоры с утра и до вечера, на завтраке, обеде и ужине только и были, что о Борьке и медведе, имевшем несчастье позариться на кабана, да о голом супермене, двумя меткими выстрелами спасшим Базу от разрушения, а Борьку от ужасной смерти. Взрывы хохота время от времени сотрясали Базу до самой поздней ночи.
А на верхнем домике появилась растянутая на гвоздях медвежья шкура.
Спустя два дня жители Базы вновь услышали отчаянный поросячий визг из долины. Вскоре, на Базу с диким воплем, стремительно влетел Борька и стал метаться между строений и палаток. За ним, пытаясь сбить его лапой, несся огромный медведь.
Из верхнего домика с ружьём выбежал голый Сэр Анатолич, щуря близорукие глаза, надел очки и двумя выстрелами завалил медведя.
Народ был в шоке! Ощущение массового дежа-вю вогнало людей в лёгкий ступор. Все шутки и веселье предыдущих двух дней обрели зловещий оттенок. Люди стали потихоньку роптать, как бы эта свинья не накликала настоящей беды. Борька же не стал дожидаться самосуда и незаметно исчез с Базы.
Народ уже с опаской отправлялся на работу и перестал безрассудно относиться к некоторым прописным истинам техники безопасности, чем искренне радовал Шефа. Геологи уже не позволяли себе забывать ружья или кидать их в рюкзаки в разобранном виде, и теперь вели свои отряды, держа ружья наготове, пристальнее вслушиваясь и вглядываясь в занавес тайги.
А на верхнем домике, к вечеру того дня, появилась вторая медвежья шкура…
Когда через два дня в долине прозвучал пронзительный поросячий визг, люди впали в шок. На Базу с диким воплем стремительно влетел Борька, а за ним, как огромная кошка, пытаясь сбить его лапой, переливаясь шкурой в свете восходящего солнца, мчался громадный медведь…
Кляня, на чем свет стоит, Борьку, из верхнего домика выбежал близорукий, голый Сэр Анатолич и, расстреливая медведя, почему-то обращался к Борьке, изливая с каждым выстрелом кучу ругательств в адрес кабана. Он обзывал последнего то «свиньей», то почему-то «козлом», используя прилагательные и глаголы, производные от ограниченного числа слов, не употребляемых в литературном языке.
Население Базы было растеряно. Систематические забеги кабанов и медведей по Базе полностью выбили людей из душевного равновесия. Никому не хотелось больше таких представлений. Люди отказывались идти на работу, из-за страха встретить на узкой тропе бешеного кабана и преследующего его медведя.
Шеф объявил охоту на Борьку. Но тот канул в неизвестность, видимо, почуяв опасность расправы.
Прошла неделя.
Медвежьи набеги на Базу прекратились. То ли Борька извел всех медведей в округе, то ли он перестал шарахаться в зарослях лопуха – излюбленных местах корма медведей, и предпочёл столоваться в других местах, то ли, наконец-то (на что многие в тайне надеялись), он пал жертвой очередного разъярённого зверя.
Постепенно жизнь на Базе вошла в свое привычное русло. Люди перестали постоянно говорить об одном и том же и уже стали забывать про Борьку.
Но Борька снова объявился. Правда, один, без медведя. Народ уже остыл от пережитого и отнесся к кабану снисходительно. Борька был помилован. И ближе к зиме тот стал всё чаше появляться на Базе, надеясь на справедливость людей, которые смогут обеспечить ему на зиму сытое место в свинарнике.
Наступила осень, и Шеф дал команду начинать забивать оставшихся свиней.
Вскоре в свинарнике остался только Борька.
Была уже поздняя осень, большинство людей ушли. Оставшиеся занимались консервацией Базы и готовились к выезду домой.
Зимовка не планировалась, поэтому Шеф дал команду подумать, как поступить с Борькой. Мужики не смогли придумать ничего лучшего, как пустить кабана на мясо.
Если бы Борька знал, что уготовано ему судьбой, через какие мученья ему предстоит пройти, то наверняка бы дёрнул накануне в тайгу и не казал бы свой пятак, пока партия не снимется окончательно, и не уйдут все люди.
Если бы люди знали, каких бессмысленных трудов будет стоить им убийство кабана, то оставили бы Борьку в покое и смирились бы с неизбежностью бросить его на произвол судьбы.
Из тех, кто оставался на Базе, опыт колоть и свежевать свиней был только у башкира Амина, поэтому забить кабана было поручено ему, для чего он выбрал себе двух помощников и пошёл с ними отлавливать Борьку.
Амин подходил к кабану, пытаясь разогреть в себе всю генетическую ненависть к грязному животному.
…Первый удар ножа оказался неудачным. Вместо того, чтобы упасть замертво, Борька издал душераздирающий крик и вырвался из рук палачей. В нём проявилась неимоверная, какая-то дьявольская сила. Он тут же раскидал всю троицу и дернул наутёк, пытаясь покинуть территорию Базы. Нож так и оставался торчать в его теле, и мужики ринулись ловить Борьку, пытаясь перекричать его дикий вопль…
Вскоре в процесс поимки кабана была втянута вся База. Борьке были отрезаны все пути. Он метался из прохода в проход, не обращая внимания на препятствия из дров, рюкзаков и камней, но везде на его пути возникали люди, которые хотели ему зла. Борька разворачивался и мчался в другой проход….
Амин пытался разогнаться и в прыжке всадить в кабана очередной нож, но тот увёртывался, и Амин падал на землю, раздирая в кровь руки. Иногда кому-то удавалось схватить Борьку за ногу, но тот, протащив мучителя по земле, умудрялся вырваться, вращаясь волчком, лягаясь и кусаясь.
Загнанные мужики уже не сдерживали досады.
Чтобы как-то прекратить этот кошмар, начальник отряда Вова сбегал за револьвером и стал прицельно расстреливать кабана, изведя на него всю обойму. Пули не брали Борьку. Его тело только конвульсивно вздрагивало, принимая в себя очередную порцию металла.
Остервенелые мужики кидали в него топоры и камни, пытались переломить ему хребет оглоблями и лопатами. Борькина спина выдерживала удары любой силы. Он только чуть приседал, когда на него обрушивалась очередная дубина, быстро вставал на ноги и с диким визгом мчался дальше. Жерди ломались об его спину, топоры отскакивали как от автомобильной покрышки.
Борька хватался за жизнь всем своим существом, выкручиваясь из невероятных положений. Весь израненный и избитый, с ножом в спине и с обоймой пуль в своём многострадальном теле, он отчаянно вёл борьбу за свою жизнь. Многие из людей не выдерживали этого кошмара и умоляли об одном – быстрее это всё закончить, дабы избавить от страданий несчастного Борьку и пощадить нервы людей.
Окруженный со всех сторон людьми, Борька, как отчаянный борец, истекая кровью, поворачивался лицом к врагу, широко расставив ноги в стойке, ощетинив холку, пригнув шею к земле и глядя снизу на людей, хрипел, оскаливая клыки. Борька, весь в ссадинах и ранах, в кровавых потёках, со своим плоским и горбатым телом и зубастой пастью, сейчас походил на лосося в брачном наряде. В холодном осеннем воздухе от разгорячённого, израненного тела кабана исходил пар. Пар валил и от окружавших его, измученных людей. Люди, растянув рыбацкую дель , сходились к центру круга, где крутился истекающий кровью кабан, и через несколько секунд душераздирающий кабаний визг провозгласил поражение перед человеком. Он ещё отчаянно пытался вырваться из дели. Его багровый пятак врезался до крови в ячеи дели, как будто Борька пытался пройти сквозь сетку. Его копытца пытались разорвать сеть, растягивая ячеи в разные стороны, но были не в силах справиться с капроновыми нитями дели. Несколько мужиков, лежащих на кабане, никак не могли удержаться на месте. Казалось невероятным, что у одного кабана столько сил, и он способен ворочать несколько тел здоровенных мужиков. Постепенно визг перешёл в такой же отчаянный и душераздирающий хрип…
Борька скончался то ли от удушья, то ли от потери крови. Только когда он перестал хрипеть и дергаться, окровавленные и колотящиеся от перенапряжения мужики смогли подняться и оставить в покое его бездыханное тело…
Когда разделывали тушу, то совершенно не было крови. Она вся вытекла, когда он был ещё жив. Оказалось, что у Борьки сердце было смещено к правой стороне. Поэтому первый удар ножа его не убил.
Мясо у Борьки оказалось малопригодным для еды из-за неприятного запаха невыложенного хряка. Да и, как такового, мяса-то и не было. Были сплошные жилы, кожа с длинной щетиной да кости. Туша провалялась на складе некоторое время, пока не стала источать скверный запах и её поглубже закопали в безвестной могиле, чтобы не привлекать внимание медведей. Хоть таким образом, Борька отомстил своим мучителям, завершив эксперимент по свиноводству, с него же начатый и на нём же законченный…
А люди частенько вспоминают Борьку, когда за душевными разговорами вдруг начинают звучать байки про медведей и правильно выделанную свеженину…