Карелия Львовна сидела на лавочке в тени развесистой, уже давно не молодой, как и она сама, яблони, в своём саду. С лопухом на голове, помахивая в свою сторону панамкой, она переживала тридцатиградусную жару и воспоминания, которые были так рядом и так далеко, одновременно. Её пышные формы и радовались и страдали, принимая, теперь, вот такую вот жизнь. До которой довёло её, толи время, толи опыт. Но претензий она никому не предъявляла, больше того, она благодарила и то и другое, за то, что как бы её не пытались они сломить, а чувство - вот так сидеть на лавочке и радоваться, не понятно чему и не понятно зачем, в ней до сих пор жило.
От жары было жарко и тошно и душно. И на Карелию Львовну нахлынули детские воспоминания.
Вон там, в «двух шагах» от лавочки, в сарайчике, когда-то лежала её детская надувная лодка, которую отец, с утра, в жару, накачивал велосипедным насосом, бросал на траву и наливал её из шланга сильной, сверкающей на солнце каплями, струёй воды, до краёв. И совершенно не зная, и даже не догадываясь ни о каких законах и физиках, и о вытеснениях воды, при погружении чего-то, из емкости, она плюхалась в одних трусишках на себе, получая от этого такой! восторг… Который пополнялся, периодически, новыми порциями вытесненного. А потом, наплескавшись вволю, она шлёпала босиком по тропинке к дому с вытянутыми от влаги трусишками, и еще стекающими с них, по ногам, струйками воды, потому что мама велела немедленно переодеться, и быстро идти обедать. И она шагала, нехотя, расставив ноги на ширину плеч, удерживая отяжелевшие мокрые трусишки одной рукой, чтоб не потерять на ходу и мокрую панамку другой…
Давно нет той лодки в сарайчике, но быть может, можно было найти ещё, завалявшийся со всем остальным, тот самый велосипедный насос.
Как, и давно ржавые санки, наводящие тоже кучу воспоминаний на разомлевшие мысли Карелии Львовны. Она отхлебнула, из стоявшей под лавочкой бутылки с водой, большой глоток, и окунулась в прохладу своих зимних детских воспоминаний.
Какие раньше были зимы!
То были не зимы, сказки! Может, просто казалось так в детстве. А может, нет? А может, попала в полосу сказочных атмосферных явлений? Когда снегу было выше неё, и она, сидя в санках, смешная и не поворотливая, от шубы, валенок и кучу всего шерстяного и хлопчатобумажного, не видела ничего вокруг, кроме белой-белой заснеженной чищенной, ещё с раннего утра, дворником дорожки, с пробегающими мимо людьми, и огромных-преогромных сугробов вдоль. Иногда, серый мир возвращался, в виде перекрёстка, или дороги, с пробегающими, по ним, автомобилям. А потом снова, возвращался этот белый мир, который нёсся с ней, с отцом, соединяя их верёвочкой от санок. Когда же верёвочка падала ей на коленки, оставляя отца позади, а она продолжала ехать и ехать с ветром и бешенной скоростью… словно учась летать сама.
Это веселило её, заставляло, идущих навстречу, уступить ей дорогу, или со всего маха въехать в мягкий сугроб…
Карелия Львовна сунула руку в карман сарафана и достав из него носовой платок, промокнула им вспотевший лоб. Убирая его обратно, она нащупала в кармане завалявшуюся, там, конфету. Развернула фантик и тут же отправила её в рот.
Дааа, и та полка всё ещё жива и висит в сарайчике. Полка, из их небольшой комнатки в коммунальной квартире. Которая висела в углу, возле двери. На неё вешали пальто, плащи, куртки…
А под неё ставили, в угол, её.
Стоя в углу, в ворохе верхней одежды, она была в курсе всего содержимого, всех карманов. Специально оставленного, тайного, забытого… Всего того, что эту миссию позволяло сделать интересной.
Карелия! Карелия!
Большая мечта отца. По паспорту она конечно Калерия Львовна. Но желание отца, хоть как-то, прикасаться к своей мечте, убедило всех окружающих называть её именно так. И со временем все так и привыкли к этому, что даже сама она, порой, забывала своё настоящее имя, представляясь кому-нибудь другому.
От воспоминаний Карелию Львовну вдруг охватил такой порыв умиротворённости, словно прохладный ветерок ворвался в разгоряченную, подавленную зноем, душу. И как раньше, когда звали её родители, она крикнула на весь сад:
- Ка ре ли я!....
По тропинке от дома к лавочке, аккуратно вышагивал летний кружевной зонтик с ножками.
- Ба, это тебе! – передался зонтик в руки Карелии Львовны.
- Ну, пойдём на речку. – тяжело встав, протянула она руку Калерии.