Горыныч

             Герман сидел за письменным столом и пытался собраться с мыслями. Ночь давно опустилась над городом и заслонившая всё собой темнота, стала единственным немым собеседником. Но, ничего придумать не получалось. Мысли, как и мышцы после долгого напряжения, были натянуты словно канаты.
И категорически отказывались прогибаться.
Герман откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Звук, издаваемый часами на стене, походил на сверчка с тахикардией. Добравшиеся до «двенадцати» стрелки не громко щелкнули.
 «Привет новый день!» 
Герман открыл глаза, услышав ещё один непонятно откуда взявшийся звук. По окну металась бабочка.
«Наверно, днем залетела в открытую форточку.» - решил он, наблюдая за её хаотическим движением по стеклу.
И за её странным поведением.
Ведь, бабочки летят, обычно, на свет, а свет его настольной лампы, почему-то, её не привлекал.
 «Бывает, подруга!»
Герман встал и подошёл к окну. Там, в кромешной темноте горел всего один фонарь.
«Может к нему её так влечёт?» - подумал про себя Герман и открыл форточку.
Ворвавшийся холодный воздух ночи, загнала бабочку в угол окна и словно приморозил её к нему.
- Согласен! – прокомментировал поступок бабочки Герман.
– Лучше не там, где ярче, а где теплее!
И захлопнул форточку.

Он снова сел за стол и взяв ручку, наклонился над листком бумаги.
Что же написать самому себе?
Герману понравилась, как-то услышанный совет психолога, попробовать написать себе письмо. Но он, и представит не мог, что это будет так трудно сделать. Конечно, можно подурачиться, что-то накалякать… А если откровенно?
Не доверил он это и ноуту, чтобы проще было оставить всё в тайне.
- Блин, ну и от кого же и кому я должен всё это написать? – поковырялся ручкой в ухе Герман.
Если наша личность, как утверждают в этом соображающие, состоит из трёх составляющих: моей личной сущности, которая точно знает чего она хочет и чего не хочет, но, в рабстве тех двоих; сущности, в которую впихнули Бог знает что, и она теперь, отдавая честь, или стоя постройке «смирно», должна выполнять всё согласно уставу и инструкциям; и сущность, которая тащит за собой всю эту ораву, шантажируя их слабостями, желаниями и пороками.
Ведь и понимаешь, что придурок, и что ввязываешься в это …
Но как? Предать, тех двоих?

Третий не лишний! Третий, до комплекта!

И кто-то потом говорит о раздвоении личности?...

Да тут целый набор цветных карандашей, для разукрашки!

Вот и получается, что одну надо бы пожалеть, другую поругать, а перед третьей развести руками. Да потому что, пока подрастали те две, с третьей делали всё что хотели.

Часы щёлкнули час ночи, и сверчок с тахикардией вновь понесся по замкнутому кругу, отсчитывая секунды.
Герман вспомнил о чашечке кофе и, бросив ручку на чистый лист бумаги, вскочил со стула и вышел за дверь.
Шлёпая по тёмному коридору, он неожиданно налетел на шмыгающего, возле закрытой двери своей комнаты, Деню.
- А ты почему не в постели? – растерявшись, спросил Герман пятилетнего сына, поймав в темноте беспомощный взгляд того.
- Там Страшила! Мне страшно! – ответил Денис.
Герман подумал о сказке, которую он читал Дене на ночь.
 «Волшебник изумрудного города»!
- Он же трус, чего ты его боишься? – не включая свет, присел на корточки возле сына Герман.
- Ему спать негде. И ему нравится моя кровать! – всхлипнул Деня.
- Ясно! – Герман встал и по шпионски, приоткрыв дверь спальни, заглянул туда.
- Ты тут постой, а я с ним поговорю!
Через несколько секунд распахнув дверь, Герман торжественно произнёс:
- Ну всё, я с ним договорился! Сегодня он поспит на моей кровати, а завтра, я куплю ему новую! А ты можешь спокойно спать на своей! Договорились?
Деня подтёр сопли рукавом пижамы, кивнул и исчез под одеялом, отогревая замёрзшее в коридоре тельце. 

Герман стоял у окна на кухне и смотрел в темноту ночи, в которой не было фонаря и не было бабочки, но уже чувствовался запах кофе. Сняв турку с огня, он вылил содержимое в бокал, и достав из шкафа бутылку с недопитым коньяком, чуточку плеснул в кофе.
Большего, в выходные, он себе позволить не мог. С трудом отвоевав своё право – забирать сына на выходные, он с предельной осторожностью относился к своей жизни и репутации.
И он выдержит этот период, период пока сыну будет позволено самому решать: где, с кем и когда он хочет быть. И он обязательно научит Деньку, как когда-то этому научил его отец, что мужчина должен уметь договариваться, а не оправдываться.
Даже если перед ним самый страшный Страшила!

Возвращаясь обратно в комнату, Герман заглянул к Деньке, тот спал, сопя всем пятачком из-под сгрудившегося на нём одеяла. Он расправил одеяло, выключил стоявшую на полке с игрушками лампу, и тихо прикрыл дверь.

Сев, снова, за письменный стол, он поморщился, глядя на лист бумаги. Щёлкнули часы, сообщая о новом пройденном часе. И было чувство, что каждый раз они делают это громче и громче. Как в детстве мама, раз по нескольку входившая утром в его комнату, пытаясь разбудить его в школу.
Наверное, сегодня не получится ничего написать – подумал он, вглядываясь в появившуюся на чёрном небе звёздочку.
И звёзды бывают одинокими!
Мало кому хочется знать, что там, в светящихся окнах большого цивилизованного мира, но когда горит всего лишь одно окошко, выделившееся, выбившееся, забившее… на жизненную необходимость. К этому всегда возникает интерес, и как маленькому ребёнку хочется приоткрыть чуточку дверь в эту тайну и спросить – а что вы тут делаете?
Герман сцепил руки за голову – Может и за его окном кто-то сейчас наблюдает, и ищет ответы на свои безумные мысли, вглядываясь в его «бесшторную» жизнь. Он хмыкнул, вообразив, чем бы он сейчас мог заниматься, по мнению застукавших его, не спящих, как и он.
Зевнув и не распуская рук, он повернул голову в сторону кровати.
Ладно, завтра попробую! – решил он, и потушил свет настольной лампы.

Утром, часов в семь, когда на плите в эмалированной кастрюльке хлюпала манная каша, а на сковороде скворчала глазунья, не слышно на мягких меховых тапочках на кухню пришёл Деня, и вскарабкавшись на табурет, сложил свои маленькие ручки на столе, как первоклассник.
- Пап, а где мы новую кровать поставим? – спросил он ещё
не до конца проснувшимся голосом.
Герман вздрогнул, от неожиданности и от растерянности, спросил:
- А ты чего вскочил так рано?
Хотя, они всегда с ним вставали примерно в это время, чтобы сделать и этот день длиннее.
Как же далеко то время, когда просыпаясь у тебя в голове только одна мысль, а не куча. Но ты всё равно встаёшь, и весь день разгребаешь и собираешь этот конструктор. Да еще, умудряешься радоваться тому, что он у тебя есть. 
- Он сказал, что ему не понравилось спать в таком шумном и душном доме. И он рано утром уехал в свой маленький тихий домик. К тому же, в сарае у него много соломы, которая ему нужна, чтобы быть всегда в форме…
- Я тоже хочу соломы! – воскликнул Деня, не вполне осознавая, что это такое.
- Ты мне купишь солому?...
- Нет! – ответил ему Герман, переливая горячую кашу в тарелку.
- Всем кто живет в городе и в большом доме, полагается есть манную кашу! – утвердительно продолжил он и поставил перед Деней на стол тарелку.
- И я бы уехал в маленький домик… - обиженно прогнусил Деня, зачерпывая и шлёпая ложкой дымящуюся субстанцию.
- Поверь мне, солома на вкус ещё хуже. Так что, лопай, что вкуснее! – поперчив и залив кетчупом глазунью, выдохнул Герман.

      И опять суббота, и опять свободный вечер. Герман поставил чашку с кофе на стол, возле ноутбука, и сел, развалившись на стуле. Писать себе не хотелось. Ругать самого себя? Оправдывать самого себя? Казалось какой-то глупостью, перед самим же собой. А уж хвалить – ни в какие ворота!
Ханжество это, для всех «троих» ханжество!
Завтра, к примеру, начнёшь всё с чистого листа, а ведь накалякается тоже самое. «Набитую руку» в один присест не исправишь.
Часы щёлкнули одиннадцать, когда скрипнула дверь, и из узкой приоткрывшейся щели, появился Деня.
- Я хочу в туалет. – услышал за спиной Герман.
- Иди. – ответил он, не оборачиваясь.
- Там темно. – настаивал на своём Деня.
Герман повернулся к сыну всем телом.
- Я же тебя учил – берёшь свою лопатку, машешь ею вверху, и даёшь понять датчику, что тоже имеешь право на свет. Ясно?
Деня кивнул и громко вздохнув, вышел в коридор, прихватив с собой дверь.
Герман знал, что дело не в световом датчике, который прекрасно реагировал на Деню, а в желании привлечь к себе и своим страхам внимание. А с лопаткой спокойнее!
Герман сполз со стула и ползком добрался до двери, с желанием приоткрыть и проследить за сыном.
Дверь неожиданно стала открываться и ударила ему по лбу.
- Пап, мы забыли выпить молоко! – услышал Герман, вдохновлённый голос Дени, тем, что предлог, вытащить отца из комнаты, всё-таки нашёлся.
- Иди в туалет, я сейчас подойду. – ответил Герман, поглаживая лоб.
Опять ничья! 
Деня шёл по коридору, размахивая над головой лопаткой, как транспарантом. То ли разгоняя своих рисованных демонов, то ли радуясь, что не такой уж он маленький и глупенький, и с этим обязательно справится.
- Я же говорил… - подумал про себя Герман, идя по пустому коридору, на кухню. - …что лопатки действуют!

- Пап, расскажи что-нибудь. – умоляюще посмотрел Деня на отца, стоящего возле кровати с одеялом в руках, и ожидающего пока тот, ляжет в кровать. Герман, ничего не ответил, только кивнул головой в сторону спального места, предлагая ускорить событие. Деня медленно и аккуратно снял свои меховые тапочки, и также медленно дополз до подушки, и медленно устроился на ней, растянувшись на матрасе.
Оставаться одному не хотелось.
Терпеливо дождавшись окончания этого «медленного обряда», Герман, наконец, высоко взмахнул одеялом, над Деней, и оно как летающая тарелка, с цветными человечками на пододеяльнике, точно приземлилась на него.
- А может, ты сам почитаешь… - взяв маленький стульчик, он сел рядом с кроватью.
- Бабушка говорит, что читать на ночь не надо. Утром ничего не вспомнишь всё равно. – из-под одеяла ответил Деня.
- Ну, у бабушки уже такая память. С кучей всего не нужного. И что конкретно вылезет утром, первым… Ну, ладно! – не стал развивать тему, дальше, Герман.
- Глаза только закрывай и слушай!
- Жило - было одно племя… А ты знаешь, что такое племя? – спохватился Герман и посмотрел на Деню.
Тот, не открывая глаз, кивнул.
- Тогда хорошо. – задумавшись, продолжил Герман.
- Ну да, мы же с тобой фильмы про индейцев смотрели! – вдруг осенило его.
- …и мультики! – добавил Деня.
И Герман продолжил.
- … Племя находилось в большом, непроходимом лесу, с большим количеством диких зверей и птиц. Оно уже много лет там жило, возле небольшого и красивого водоёма с водопадом и бьющими в нём источниками, потому недостатка в воде и еде у племени не было. Люди, там, много охотились, ловили рыбу, даже что-то выращивали на небольших обработанных участках земли…
Но ходить по лесу, никто никогда не решался.
Они считали, что звери нападают на них, потому что не хотят выпускать их с того места, где они поселились.
Был в племени и вождь. Выбранный из старшего поколения и уже видевший, за свою жизнь, ни одно поколение. Вождь, который давал советы потерявшим себя, разнимал спорщиков, наказывал провинившихся… И конечно же, как и все вожди, берёг и чтил все обряды и обычаи племени. Которые, тоже боялись нарушать, как и границы поселения племени.

В этом-то месте и родился мальчик, которого родители назвали Маккум. Имя которого означало, на языке их племени – ясное око.
Маккум рос, учился ходить, лазать по деревьям…
Однажды он залез на самое высокое дерево, в округе, и увидел далеко – далеко, вдалеке, гору. А он никогда не видел гор, как и все люди племени. Ведь и охотились они, в основном, на тех животных, которые забредали на их территорию. И когда Маккум слез с дерева, то «когда-нибудь добраться до горы» – стало его большой и заветной мечтой. Он дал себе слово, что обязательно, вырастет, найдёт её и покорит, как покорял все вершины деревьев в их деревне.

И вот, наступило то время, тот возраст, когда Маккум мог уйти от родителей, построить свой дом, жениться…
Тогда то, он и решил, что готов войти в лес, пройти его, чтобы отыскать ту гору, которая жила в его сердце, до сих пор. И он стал собираться в дорогу. А собравшись, смело вошёл в лес.
Три дня и три ночи он шёл по лесу, ночуя на деревьях, привязав себя верёвками к ветвям, питаясь сушеными овощами и фруктами и сухим хлебом и запивал, это всё, водой из глиняного кувшина. Залезая днём на высокие деревья, он сверял своё направление пути, а спустившись, снова пробирался сквозь чащу леса.
На четвёртый день пути, деревья стали редеть и стали появляться, под его ногами, камни.
И вот, наконец, он добрался до той самой горы. Уставший и измученный Маккум не сдавался трудностям и шёл к своей мечте.
Подойдя ближе, возле самого её подножья, он увидел сидящего на камне и курящего трубку вождя их племени. Маккум очень удивился этой встречи, и даже растерялся, не зная как быть и что ему, теперь, делать.
Вождь поманил Маккума рукой и пригласил сесть рядом с собой.
- Я ждал тебя. – сказал он, когда Маккум робко разделил с ним камень.
- Я готов понести любое наказание. – опустив глаза, но твёрдо произнёс Маккум. – Но я, всё равно уйду из племени!
- Я в этом и не сомневался и не сомневаюсь. – ответил ему вождь.
- Мало того, я знал, что ты так поступишь, еще до твоего взросления. И наказывать тебя, за это, я не собираюсь…
- Так почему же люди бояться идти дальше леса, о справедливейший вождь? Раз за это нет наказания?... – поднял на него глаза Маккум.
- Не хотят. – коротко ответил вождь, и по новой закурил трубку.
- Если бы хотели, вот как ты, ушли бы тоже… Когда человеку нужна причина, чтобы оправдать своё бездействие, он её всегда найдёт. А чтобы утвердиться в ней, найдёт союзников. А это то, потом, и становится уже, образом жизни. Да, бывает, что не только бездействие ведёт к объединяющей силе, может ещё и страх, за свою жизнь.
Вот чтобы было, по-твоему, с муравьями, живи они по отдельности?...
- Их бы всех передавили. – согласился Маккум с вождём.
- Живым существам хочется ещё чем-то заниматься, кроме того, что постоянно думать о своей безопасности и добывания пищи. Потому, они объединяются…
Был и я таким как ты, гоняющимся за своей идеей.
Придуманной идеей.
А покорив, или попытавшись покорить всё то, что ценно сегодня для тебя, в конце концов, всё одно, возвращаешься обратно. А вернувшись, заменишь меня. Как и я, однажды, заменил.
- Но я не хочу быть вождём, жить в племени! Мне нравится видеть много… - возмутился Маккум.
- Я и не заставляю. – не отрывая взгляда от дали, ответил ему вождь. – Придёт время и ты сам, захочешь им стать… Свобода, мой юный друг, это одиночество, в котором все живые существа вынуждены подчиняться природной среде. А в одиночку, это трудно. И когда ты это поймёшь сам, а не слепо, должен будешь верить моим словам, вот тогда и захочешь обратно вернуться. А мы тебя будем ждать!
Он встал с камня и протянул Маккуму свой мешок с запасами:
- Тебе это ещё пригодится.
Опираясь на длинную палку, он медленно пошёл в сторону леса.
Маккум стоял с двумя мешками в руке, провожая взглядом спину удаляющегося вождя. Не встреть его на своём пути, наверно, было бы легче. Но время расставания, кололо душу сомнениями. Он повернулся, к нему спиной, чтобы идти дальше… но, вдруг, обернулся и громко спросил, заставив вождя обернуться.
- А зачем жениться?...
Ведь если он вернётся, ему придётся это сделать.
Вождь медленно обернулся и усмехнулся.
- Так ты от этого, может, бежишь?... – выкрикнул он.
- Выросший человек хочет не только подчинения, но и за что-то самому отвечать и что-то возглавлять. Мужчина свою семью, а женщина - детей. – ответил Маккуму вождь и продолжил свой путь, в сторону леса…
- И я не знаю, кто прав больше, мы или они! – услышал Герман в своей голове слова вождя, и вздрогнув, проснулся.

- Ты спишь? – тихо спросил он Деню, приподнял кончик и заглянул к нему под одеяло. Лицо сына говорило о том, что тот давно уже в лапах Морфея, и посмотрел там, уже ни один мультик из его сонной фильмотеки. Герман погасил лампу возле кровати и тихо, на цыпочках, вышел в коридор.
Добравшись до своей комнаты, он взглянул на часы, и не раздеваясь, плюхнулся в кровать.
Часы щёлкнули три часа ночи.

Утром, Деня болтая ногами под стулом и ковыряясь в овсяной каше ложкой, спросил:
- Пап, а зачем Змею Горынычу три головы?
Герман, на минуту, застыл с чайником в руке, разливая по чашкам кипяток.
- Интересный вопрос. – задумался он.
Он поставил чашки с чаем на стол и сел, напротив сына.
- Может, потому что лапы короткие. Нечем защищаться. – ответил он.
- Ааа, а я думал, чтоб кашу ни есть одному. – вздохнул Деня отодвигая тарелку от себя.
- Тоже хорошая версия. – придвинув тарелку обратно, Герман взял ложку и кивнул в сторону каши, предложив сыну съесть её вместе.

                Конец