Всем моим бывшим коллегам-математикам
«Дворянин Хитрово был трезв и осторожно ходил за своим
гордоном, с ружьем наперевес, по мокрым овсам возле
кладбищенской рощи, выпугивая перепелов и наугад стреляя в
сумрачный воздух, в мелкий дождь. Вечным сном спали в
кладбищенской роще Александра Васильевна и Селихов - рядом были
бугры их могил. А Яша работал в своей часовне над склепом купца
Ершова. Отпустив посетителей, весь день плакавших перед ним и
целовавших его руки, он зажег восковой огарок и осветил свой
засаленный халатик, свою ермолку и заросшее седой щетинкой
личико с колючими, хитрыми-прехитрыми глазками. Он работал
пристально: стоял возле стены, плевал на нее и затирал плевки
сливами, дарами своих поклонниц.»
(Иван Бунин. «Чаша жизни»)
Глава седьмая
1
- Иш бин шон зайт таген
Верлибт ин Розамунда!
Иш денке едер штунде
Зи мюсс ез айфарен!..
«Пивная полька» Октоберфеста с громом катилась между стен, отражалась от потолка и била в пол, вылетала из раскрытых балконных дверей и неслась по двору.
Не помня точных слов и подзабыв немецкий из-за давнего неупотребления, Панин выкрикивал в такт что-то, похожее на слух.
Свой голос казался ему чужим.
Поставив музыкальный центр на автоповтор, перебегая из спальни в гостиную и обратно, Панин время от времени заворачивал на кухню.
Отхлебнув «Смирнова №21» - не тратя времени на стакан, из горлышка литровой бутылки – он захрустывал огурцом.
Маринованный, корнишон казался соленым – точнее, не казался никаким, поскольку Панин был пьян до остекленения.
Но и этого казалось мало.
Выпивая глоток за глотком, он вспоминал аксиому Архимеда об исчерпаемости множества чисел.
И стремился выпить бутылку прежде, чем опьянеет до невозможности сходить за второй.
- Розамунда, шенк мир дайн херц унд заг «йя»!
Розамунда, фраг дох них эрст дайн мамА…
Перекрывая рев колонок над усилителем, вывернутым на «МАХ», раздался железный гром.
Соседи: нижние, поскольку верхних не имелось – стучали по батарее.
Глотнув еще и едва не упав, Панин проскакал в гостиную, не с первой попытки поймал пульт, несколько раз нажал кнопку уменьшения.
Розамунда слегка успокоилась, но продолжала бесноваться.
Он слушал мелодию и вспоминал немецкую девушку с испанским именем Кармен, с нехарактерным для языка ударением на последний слог.
Это было давным-давно, в прошлой жизни, когда Панин ездил в город-побратим Лейпциг.
СССР распался, Германия объединилась, но инерция университетских традиций продолжалась, и он попал в последнюю группу «студенческого обмена».
У Кармен были огромные – лишь чуть-чуть меньше, чем у Насти –выразительные глаза с невероятно густыми ресницами.
Когда она ими хлопала, можно было обойтись без слов.
Девчонка носила красную блузку с воланами на рукавах и черную юбку, что полностью входило в испанский образ.
Панин не умел танцевать, Кармен не знала ни пса по-русски – но это не мешало весело скакать под «Розамунду» и ощущать полноту молодости.
Между ними ничего не было – ничего, кроме сценических поцелуев после танца.
Но тем не менее Панин время от времени вспоминал эту девушку.
Теперь он думал, что в те далекие времена был не прав.
Стоило сблизиться с Кармен - благо они взаимно симпатизировали - и остаться в Германии.
В любом случае, там было бы не хуже, чем в России.
И, возможно, удалось бы выдвинуться по жизни легче, поскольку только здесь существовали две ученых степени: кандидат и доктор – а в цивилизованной стране, защитив любую диссертацию, он становился «доктором философии».
Сегодняшние воспоминания о Кармен были инспирированы мыслями о Насте.
Ведь они в чем-то походили друг на друга.
Вернувшись к Смирнову, Панин повторил дозу.
Водка иссякала медленно, огурцы убывали быстрее, но идти за закуской прежде, чем кончилась выпивка, казалось неразумным.
Почувствовав усталость, он присел на стул – довольно удачно, не промахнулся.
Издалека зазвонил домофон, не сразу услышанный сквозь грохот польки.
Минутная передышка высосала силы.
Держась за стены, Панин перетек в прихожую.
На экране колебалась женщина с замурзанным ребенком, синевато-серая дрожь не позволяла понять, мальчик это или девочка, да это и было без разницы.
- Кто… там… - хрипло выдавил он, поняв, что голос сел от криков.
- Ваши соседи! Мы сейчас вызовем участкового!
- Хоть… министра внутренних дел… мать его под правую коленку, - с чувством ответил Панин. - Хоть самого Чудецкого, гнуса пидарасного… Я налью ему пропана в жопу и вставлю свечу на двести двадцать! Вызывайте кого угодно! Еще нет… двадцати двух часов! Я вас всех вместе с ним…
Он выбросил тяжелую пачку самой грязной матерной брани, которая хранилась на дне сознания.
Ругань вернула силы.
- Геен нах шайзе, зи аффенарш! – крикнул Панин, возвращаясь в немецкий образ. – Ди катцендрек, швайнехунд! Шайзе!
Опущенная трубка не попала на место – повисла на шнуре под блоком, из нее неслись слова.
Не обращая внимания, Панин прошел в гостиную и упал на диван.
Соседей хотелось разорвать в клочки.
Он годами терпел семейные ссоры под полом и гаджетный вой их детей, облепивших все на свете жвачкой.
И ему было наплевать на угрозы, хотя участковый в самом деле мог прийти, поскольку оштрафовать за шум университетского преподавателя любому стало бы почетнее, чем разогнать гнездо наркомании.
Он бы и участковому с двухголовой пуляркой на рукаве двинул в морду тем, что попадется под руку: стулом, газовым ключом, полупустой бутылкой.
Злоба на весь белый свет, заместившая досаду на себя, переполняла до краев.
- Розамунда! Шик мир дайн кюссе айнмаль!!!
Панин почувствовал, что у него самого звенит в ушах от шума, и нажал кнопку включения-выключения.
Розамунда смолкла на полувзлете.
Кармен осталась где-то далеко.
В упавшей тишине голова заболела еще сильнее, на душе стало еще пакостнее.
Стоило протянуться на кухню, где ждал не утекший «Смирновъ», но на это не осталось энергии.
День не задался – точнее, обрушил ожидания.
Закрыв глаза и видя в черноте летящие навстречу космические шары, Панин мучительно вспоминал и еще более мучительно думал.
Мысли о Насте не покидали с момента, когда он посадил ее в грязный поезд местного значения, проезжающий с юга области на север.
Простились они нежно, Панин понимал, что девушке не хочется уезжать.
Ему не хотелось ее отпускать, хотя и не по межгендерным причинам.
С Настей было хорошо жить, при ней прекрасно работалось над докторской – этого хватало для желания иметь ее рядом.
Они договорились, что встретятся в сентябре.
Не вдаваясь в причины, Настя сказала, что до осени им не стоит перезваниваться.
Панин догадывался, что ее деревенская жизнь еще хуже, нежели прояснилась по отрывочным деталям.
Время, которое предстояло прожить врозь, не казалось слишком большим.
Правда, докторская, взявшая новый разгон, опять затормозилась. Но он не придавал значения факту; научная работа в принципе не могла идти с одинаково высокой скоростью.
Сентябрь с неустоявшимся расписанием казался проселочной дорогой, на которую пришлось свернуть с гладкого августовского шоссе. Он потянулся медленно, каждый день казался бесконечным и бессмысленным.
Но все-таки прошли две первых недели, первокурсникам заочного отделения экономического факультета настал срок приезжать.
В субботу Панин тщательнее обычного убрался в квартире: дав поработать роботу-пылесосу, сам вымыл полы и вытер пыль на полках книжного шкафа.
Он не стал заранее накупать деликатесов, уверенный, что завтра Настя позвонит с вокзала, он приедет за ней на такси и по дороге они вдвоем зайдут в супермаркет, выберут все, что хочется.
Воскресенье прошло на иголках, Настя не позвонила.
При ее аккуратности казалось странным, что она не приехала загодя на свою первую сессию, но Панин успокоил себя, поскольку представлял ее домашние трудности.
В понедельник началась установочная сессия, звонка он не дождался.
Допустимой была мысль, что девушка усомнилась в желании приютить ее у себя и поселилась на съемной квартире.
В таком случае звонить самому показалось неразумным, стоило просто найти ее и без лишних слов забрать к себе.
Экономический факультет - став популярным благодаря иллюзиям о востребованности экономистов в стране, где нет экономики - несколько лет назад переехал из главного корпуса в новое здание, в другой район.
Панинское расписание, как всегда, было плотным, в начале семестра он не мог отменить занятия, распустить хотя бы две группы на полдня.
Он промаялся до конца недели, пока не возникла возможность отлучиться.
В аудитории, где одна за другой читались установочные лекции для всех специальностей, включая менеджеров, Насти не оказалось.
Не нашел он ее ни в коридоре, ни в буфете, ни в библиотеке, где клубились заочники.
Это было еще более странным. Панин пошел в учебную часть.
Девушка-методист сообщила, что студентка Коровкина на сессию не явилась, хотя ей, как и всем, было послано приглашение на домашний адрес.
Настиных контактов в журнале не имелось, но ее номер хранился у Панина.
Выйдя на не по-сентябрьски жаркую улицу, где деревья еще не думали расставаться с летней зеленью, он позвонил.
Когда автоответчик сообщил что номер не зарегистрирован в сети, Панин почувствовал безысходность.
Все стало ясно без дальнейших выяснений.
Видимо, Настины проблемы были столь тяжелыми, что она распрощалась с надеждами вырваться в город, оборвала концы и сломала СИМ-карту.
Панин обозвал себя грубыми ругательствами, поняв, что в августе стоило проявить жесткость и любыми средствами не отпускать девушку от себя.
Вернувшись в Сипайлово, он купил литровую бутылку «Смирнова №21» и банку огурцов - согласно надписи на этикетке, соленых - дома включил оглушающую музыку и начал пить.
Кажется, жизнь измочалила его сильнее, чем следовало.
Опьянение лишило сил, Панин лежал медузой на диване, воспринимал пространство искаженно и ему казалось, что он никогда не протрезвеет.
Он пытался кому-то звонить, набирал номера и тыкал в список контактов на телефоне – скользком, как лягушка.
Розамунда гремела в мозгу, кто-то настойчиво звонил по мобильному, кто-то гремел по батареям и стучался в дверь.
Потом пол и потолок сдвинулись навстречу друг другу, сомкнулись, перевернулись и понесли в далекую даль.
Нехороший сон обрушился сразу со всех сторон.
В его черной пустоте сильно пахло мусоропроводом с лестницы; днем этого не замечалось.
*****************************************
ВЫ ПРОЧИТАЛИ ОЗНАКОМИТЕЛЬНЫЙ ФРАГМЕНТ.
Полный текст можно приобрести у автора –
обращайтесь по адресу victor_ulin@mail.ru
*********************
АННОТАЦИЯ
Этот роман не может быть назван эпопеей, поскольку действие занимает всего полгода. Но в книге автор сконцентрировал свой 20-летний опыт преподавания в ВУЗе. Главный герой – кандидат физико-математических наук Дмитрий Викентьевич Панин - собирателен, но абсолютно достоверен со всеми конфликтами и перипетиями жизни, поскольку отражает многие реальные проблемы. Временной отрезок его судьбы описывает поворотный период, толчком к которому послужил случайный эпизод.
*****************************************
2017-2020 г.г.
© Виктор Улин 2005 г. - фотография.
© Виктор Улин 2020 г.
© Виктор Улин 2023 г. – дизайн обложки.
http://ridero.ru/books/2_naverkhu_1/
340 стр.
Аудиокнига (9 ч. 14 мин.) доступна напрямую от меня.