Детские годы в глубоком тылу
Я думаю, все прекрасно знают о том, что в годы Великой Отечественной войны Ташкент считался глубоким тылом. Так как я родился в 1938 году в этом городе и живу в нем до сих пор, то, естественно, провел в нем и все годы этой страшной войны. Поэтому решил рассказать об этом времени то, что сохранилось до сих пор в моей памяти. Но начну с описания событий, происходивших с нашей семьей за несколько лет до этого.
Во второй половине тридцатых годов мой папа Михаил Васильевич Пономарев служил в штабе Забайкальского военного округа, который располагался в Чите. У папы в петлицах был один ромб, он был членом партии с 1918 года, за его плечами были военная академия и истфак университета.
Наступил 1937 год. В Читу из центра приехала бригада НКВД и арестовала за ночь более 100 красных командиров - сотрудников штаба округа. Были арестованы папины друзья, в том числе друг семьи комдив (генерал-лейтенант) Константин Константинович Рокоссовский (будущий маршал СССР и Польши), а затем был арестован и папа. Ему, в какой-то степени, повезло, так как статья была не расстрельной, папе вменялось в вину то обстоятельство, что он проморгал среди своих подчиненных врагов народа. Тем не менее, ему пришлось посидеть в тюрьме пару недель, после чего его исключили из партии и уволили из армии в запас. Слава Богу, что среди его приятелей были сотрудники Особого отдела (военной контрразведки). Они сказали ему, что он должен бросить все имущество и немедленно уехать с семьей из Читы как можно дальше, так как никто не может предугадать дальнейшего хода событий. Они добавили, что по прибытии на новое место он должен будет тут же зарегистрироваться в местном органе НКВД, но это ему ничем не будет угрожать, так как у местных органов будет по горло работы по своим кадрам и им будет не до него. Той же ночью эти особисты посадили папу и его семью, взявших с собой только один чемодан с самыми необходимыми вещами, патефон и коробку с пластинками (по тем временам - очень ценное имущество!), в проходящий поезд, и семья отправилась в Ташкент, где жила мамина старшая сестра со своим мужем. Они нашли нашей семье для съема комнату в узбекском глинобитном доме на площади Ходра в Старом городе (на том месте потом было построено общежитие Горного техникума).
Вскоре выяснилось, что папу, как исключенного из партии, нигде, абсолютно нигде, не берут на работу. Однако, папа и тут нашел выход из положения: он был чрезвычайно грамотным, очень способным и очень толковым человеком, поэтому взял в аренду пишущую машинку и стал зарабатывать деньги, выполняя функции машинистки, благо, что он прекрасно умел очень быстро печатать восемью пальцами. В 1940 году его восстановили в партии, и он сразу нашел работу.
В 1941 году началась Великая Отечественная война. Папа тут же пошел в военкомат, где подал рапорт с просьбой о направлении его в действующую армию, но ему дали предписание срочно отправиться в ЦК Компартии УзССР. Папа пошел в ЦК, где ему сообщили о том, что такие старые большевики, как он, да еще имеющие высокое воинское звание и два диплома о высшем образовании, требуются для работы иного рода. Он был назначен заместителем Народного комиссара просвещения (замнаркома в Наркомпросе), курирующим школьное обучение по военному делу, физической подготовке и общественным наукам (истории, географии, Конституции СССР). Это был приказ, выполнение которого не подлежало обсуждению.
Папа начал работать в этой должности. Этому сопутствовало еще одно событие: нам выделили для жилья служебное помещение - одну небольшую комнату с микроскопическим тамбуром по улице Жуковского, дом 12. Двор был громадным, в нем располагались 23 квартиры, типография Наркомпроса, Управление Гострудсберкасс и госкредита, Сельхозбанк и склады Детской технической станции. Во дворе были водопроводная колонка, огромная мусорка и дощатый туалет с женским и мужским отделениями, каждое из которых имело по пять прорезанных в полу очков, не отделенных друг от друга перегородками. Особенно страшно все это выглядело зимой, когда внизу и наверху дощатого пола громоздились сталактиты и сталагмиты из превратившейся в лед мочи, а из очков в нависшие над ними голые зады свирепо дули зимние ветры и сквозняки.
Но отношения между людьми были относительно неплохими. Особенно стоит отметить то обстоятельство, что наилучшие отношения были между коренными жителями Ташкента, как узбеками, так и лицами любых других национальностей, но многие из приехавших в Ташкент по эвакуации были менее толерантными, среди них нередко встречались и ксенофобы.
В рабочие обязанности папы входили частые командировки по инспектированию положения с обучением в самых разных регионах Республики, усугублявшиеся тяжелым положением с транспортом любого вида и с обилием всякого рода уголовников, хлынувших в Республику под видом эвакуированных. Папе был выдан пистолет с патронами - американский Кольт калибром 9 мм, который нередко помогал ему в случае опасности во время командировок: при его виде вся эта шушера моментально улетучивалась.
Во второй половине войны положение с транспортом начало улучшаться, на фронт пошли американские Студебеккеры, Шевроле, Доджи 3/4 и Виллисы, а в Республику стали приходить в большем количестве полуторки ГАЗ-АА и трехтонки ЗИС-5, легковые М-1 (Эмки) и ЗИС-101, увеличилось количество поездов. Но самое главное - на внутренних авиатрассах стали летать (для осуществления служебных командировок) трофейные самолеты.
И с папой произошел удивительный случай. Про события такого рода обычно говорят: это было бы очень смешно, если бы это не было столь печально. Папа с небольшой группой других пассажиров полетел на трофейном трехмоторном самолете в инспекционную командировку в Турткуль. Экипаж приказал всем им пристегнуться ремнями к креслам, и они благополучно взлетели, после чего самолет набрал довольно значительную высоту. Перед самым Турткулем вдруг остановились два мотора - головной и один из боковых, и самолет начал пикировать носом в Аму-Дарью. Пассажиры висели в креслах вниз головами. Спасла большая высота: перед падением летчику удалось реанимировать головной мотор, выровнять машину и успешно посадить самолет. Папа мне рассказывал, что он успел попрощаться с жизнью, а вот одному из других пассажиров явно было еще хуже, так как он, выйдя из самолета, выгребал ладонью из-за воротника одежды свой жидкий кал.
В Наркомпросе не было своих автомобилей и, в случае большой необходимости для поездок внутри Ташкента, папу изредка выручал его друг, тоже замнаркома, но не Наркомпроса, а Наркомздрава (Народного комиссариата здравоохранения), по фамилии Беренс (не путать с Бернесом!). У Наркомздрава были конные открытые фаэтоны, которые тогда называли "ландо", и даже был один легковой автомобиль ЗИС-101. Иногда папа брал меня с собой, чтобы я прокатился и посмотрел город. А однажды мне посчастливилось проехать с ним на ЗИС-101 по ночному Ташкенту. Но мне при этом было довольно страшно, так как ехать пришлось в кромешной тьме (из-за военного времени в городе действовали правила светомаскировки). Я заплакал от страха, и для моего успокоения внутри машины на секунды включали свет.
В один прекрасный момент мы, пацаны, узнали о том, что в парке имени Эрнста Тельмана снимают "кино про войну" (спустя некоторое время мы увидели на киноэкранах этот великолепный фильм "Два бойца"). Мы немедленно решили побежать туда и все увидеть своими глазами. Но родители строго-настрого запретили нам осуществление этого замысла, разъяснив, что там идут съемки боевых действий, слышна стрельба, раздаются взрывы, в общем, там опасная обстановка, из-за чего парк оцеплен и туда никого из посторонних даже близко не подпускают. Если мы все же рискнем туда пойти, то нас непременно заберут куда следует. Этот последний аргумент "заберут" оказался для нас самым решающим, так как, несмотря на детский возраст, мы уже прекрасно понимали значение слова "заберут" и решили не рисковать.
В фильме "Два бойца" снимались актеры, которых мы видели в Ташкенте своими глазами: Марк Бернес и Борис Андреев. В этой связи хочу рассказать о том, кто жил в годы войны в Ташкенте в качестве эвакуированных.
Ташкент всегда, в том числе и до войны, слыл городом с огромной прослойкой настоящей интеллигенции. Так оно и было на самом деле. Моих родителей, по-моему, тоже можно было смело отнести к числу интеллигентных людей, так как мама окончила в свое время царскую женскую гимназию, а папа имел два высших образования. Но Ташкенту во многом повезло и в том, что среди колоссального количества прибывших в наш город эвакуированных людей оказалось очень и очень много тех, кого можно было назвать сливками интеллигенции Советского Союза. Это были известные актеры, композиторы, поэты, писатели, художники, профессорско-преподавательский состав эвакуированных ВУЗ'ов страны, режиссеры театра и кино, научные работники, изобретатели, талантливые конструкторы и т.д. и т.п.
Так, например, я окончил Энергофак Политехнического института, который, в основном, вел свое происхождение от эвакуированного во время войны Энергофака Днепропетровского индустриального института, причем многие его преподаватели остались навсегда жить в Ташкенте, включая нашего замечательного декана Николая Исааковича Топерверха. Моя жена окончила Ташгосконсерваторию, в которой было много педагогов эвакуированной Ленинградской консерватории, оставшихся жить в Ташкенте после возвращения Ленинградской консерватории в свой город
Далее я попробую рассказать о тех выдающихся деятелях культуры, которых мне удалось увидеть своими глазами в Ташкенте в годы войны. Самым насыщенным местом обитания эвакуированных деятелей культуры было трехэтажное жилое здание по адресу: улица Пушкинская, дом 29, построенное до войны по проекту заведующего кафедрой архитектуры САИИ (Среднеазиатского индустриального института), переименованного впоследствии в САзПИ (Среднеазиатский политехнический институт), Константина Васильевича Бабиевского, высокообразованного, интеллигентного человека. .
В этом доме жили актеры Марк Бернес, Петр Алейников, Борис Андреев, Фаина Раневская и композитор Никита Богословский. Мои друзья детства, жившие в данном здании и в жилых строениях во дворе этого дома, говорили мне, что в самом начале войны в нем жила с грудным сыном "секретарша Бывалова из фильма Волга-Волга", которая потом куда-то переехала. Никто тогда не мог предположить, что эта самая "секретарша" менее чем через десять лет превратится в потрясающего члена семейного эстрадного тандема "Мария Миронова и Александр Менакер", а еще через десять лет она добавит себе известности как мама гениального актера Андрея Миронова.
В связи с тем, что актеры часто снимались в фильмах Центральной объединенной Киностудии в Алма-Ате, они то и дело исчезали с ташкентского горизонта, а затем появлялись вновь. Эти же самые друзья моего детства рассказывали, что жилось актерам нелегко, так как их нередко видели на соседнем Алайском базаре, где они пытались продать "с рук" кое-какие свои вещи, чтобы купить на том же базаре что-либо из продуктов питания.
Относительно недалеко от нашего дома, на той же четной стороне улицы Жуковского, но за пересечением с улицей Карла Маркса, в одноэтажном домике жила знаменитая поэтесса Анна Андреевна Ахматова. Так как в то время у советских людей еще не было холодильников, ей чуть-ли не каждый день приходилось ходить мимо нашего дома на Алайский базар за продуктами. Своим внешним видом она разительно отличалась от почти всех женщин, живших в нашей округе. В ту пору все люди были одеты в неприглядную одежду черного, серого и коричневого цветов. Одежда Анны Андреевны была более яркой, что вызывало удивление, а нередко и осуждающие взгляды со стороны пуритански настроенных женщин. На Ахматову эти взгляды явно не производили никакого впечатления, ее царственная походка оставалась все той же царственной и величественной, при этом она, как говорится, в упор не видела встречных и поперечных. Сейчас я не думаю, что она намеренно эпатировала публику своим внешним видом. Нужно принять во внимание, в какой страшной спешке почти всегда осуществлялась эвакуация, поэтому у нее, наверняка, просто не было другой одежды.
Другая эвакуированная в Ташкент знаменитость - писатель Алексей Николаевич Толстой - жил тоже в одноэтажном доме, но на улице Первомайской, недалеко от пересечения с улицей Карла Маркса.
В заключение хочу добавить, что в военные годы мы, мальчишки, нередко встречали на улицах Ташкента еще одного чрезвычайно популярного актера - Льва Свердлина, но где он жил, я тогда не знал. Совсем недавно я выяснил, что он жил у своей сестры в Геоктепинском переулке. Это небольшой переулок между улицами Туркестанской и Железняка, недалеко от того места, где потом был построен театр имени Алишера Навои.
Борис Пономарев