Полон вод нынче Сеул, разошлись реки серебряной ртутностью да золотой грязностью поверх зелени берегов, стало тесно улицам по которым поплыли корабли с алыми, мокрыми парусами, стоит ливню прекратится, как становится душно что вешайся: влагой переполнен воздух августовский.
Такая тут сказочка вяжется: хорошо б привычными добромолодцами, ан нет. То демон подколодный, с неугодным характером и асцедентом в весах, то ангел смертный, то тэнгу залетный со шкурой татуированной да здоровенным мохнатым (кем бы вы думали?) котом-баюном.
Днем с синим огнём не сыскать положительного персонажа: то разбойники (не лихие, скучно пьющие да девок тискающие), то карлики скряжестые, или полнолицые, белые ундинки сухопутные, продажные да злобные, вяжущие из чернючих волос своих сети рыболовные что бы грести сундуки с китайским золотом на носы себе новые, потому как известно что отличить ундинку именно по носу можественно.
Если и встречаются молодчики то на присмыкании у тех, кто постарше, и даже на год здесь считается достижением. А скажите мне, милый барин Натан Николаевич, что такого в том, что бы на год первей родиться? От этого ума не намного больше сделается, все ж depends от личного опыта в жизни. Можно и в 50 дурак дураком быть. Так что и на юношей здесь рассчитывать не приходится. Спасение разве что в тех, кто путешествует, или читает. Нельзя сказать, что читающие больно хороши как положительные герои, потому как от многих знаний многие горести, расстройства, пьянства да неудволетворенность миром. Даже здесь. (Это он ещё нашу литературу не изучал, вот уж где тоска смертная заест аки бутерброд с селедочкой). Зато человек, и пахнет человеком, и ведёт себя очень по человечески; в этом дивном краю, где в знакомцах у меня все одно мифическая шушара, а не тривиальные люди, которые достаточно понятливы что бы не пужаться моего огня в глазах да улыбки сахарной клыкастой.
На героя тянет разве что один воин, служащий земель заморских здесь,; но как узнал я в следствии - он сын Одина, заскочившего испить местной медовухи и по обыкновению имевший связь с земной, обычной женщиной. Вселился в тело батюшки его, попользовал с пару дюжин лет да и бросил по привычке болтаться на дереве.
А я то все думаю, глядя на сына сего - надо же, какие все таки бывают люди. Сильные, добрые, умные, в чем то нелепые, но чистые, такие, рядом с которыми погреться можно.
Хрен там, а не люди.
Заповедник сказок, ей богу, Натаныч. И сказок в общем то не добрых. Мифы все эти - опасное варево, шо щщи бабкины на поминки кощеевы. Повезёт- найдёшь россыпью украшения с изумрудами в ложке, а не повезёт - не солоно хлебавши пойдешь, ещё и заплатишь как повезёт - коли будущем своим, любовью горячей, домом родным, головой буйной и тогда все сызнова.
По прочему же как положенно: принцессы заколдованные, замки прекрасные, парча, слезы, усадьбы загородные, тропки нехоженные, брага хмельная, договоры кровью вилами по воде подписанные, сапоги скороходы, двери в иные миры, драконы прекрасней принцесс в миллион раз, силачи - великаны, купцы, купели с водицею мёртвой и молодильной, отравленные яблоки да перстни заговоренные. Сказочка ж да? Ударяю я по рукам в этой сказочке, тоже не добрый, в кафтанах шелком шитых, взамен на слова свои получаю сердца и время. Лежу на рассвете в постели широкой, пытаясь подсчитать сколько чего мне прибавилось, глажу по холодному боку заползающего на меня исполинского крокодила с короткой мордой в виде человеческого, недвижного лица, пока за окноми громыхает и брызжет в стекла под тревожный предупредительный звон яблочный спас.