Старик снова закашлял, обнажая гнилые черные зубы.
- Ты не хуже меня знаешь, что чудес не бывает! Это только сказки, чтобы занять беспокойных детей и усмирить бунтующую чернь!
Али Юсеф не собирался спорить со святым человеком, но все же возразил:
- Но в старых легендах говорится, кто владеет Черным сердцем, победит любого врага.
- И эти легенды не врут! - усмехнулся Меджид, снова опустившись на свою постель. - Черное сердце может многое, вопрос лишь в цене!
- В цене? - зачем-то переспросил Али Юсеф.
- Видишь ли, юноша, это дар древнего бога, жестокого и тщеславного, требующего от своих почитателей кровавых жертв. Это талисман, дарующий власть, а ради власти люди обычно готовы на все. Те, кто забрался на самый верх, крови не боятся. И твой господин это понимает! А вот ты нет!
Мнимый купец вмиг потерял свою обычную невозмутимость и, склонившись над полуживым дервишем, яростно встряхнул его за плечи.
- Да что ты знает обо мне, полоумный старик?
Блеклые глаза старика вдруг превратились в черные колодцы, и Али Юсеф растерянно отпустил его.
- Знаю, что ты наследник старой династии, и трон Ашкелона принадлежит тебе, а не потомку диких кочевников. Знаю, что прошел через Мертвое ущелье, не потеряв никого из спутников, и маленькие ублюдки остались без добычи. Возможно, им придется сожрать кого-то из своих.
- Ну, в свежих трупах у них теперь нет недостатка! - пожал плечами Али Юсеф.
- Ты пожалел неверных, этих детей шакала без чести и совести. Доброта и милосердие - непозволительная роскошь для того, кто решил вернуть трон своих предков.- голос старика вдруг обрел силу.
Али Юсеф помотал головой, избавляясь от непонятных чар, и твердо ответил:
- Я держу слово и не предаю друзей. Они честно сражались вместе со мной, хотя нередко ждать ножа в спину приходится от правоверных.
- Что же, ты успел вовремя. Когда стемнеет, приходи к черному камню за деревней. Тебе укажут путь к твоей цели. Но трижды подумай, хочешь ли ты этого, ибо цена высока!
Утомленный длинной речью Меджид закашлялся и прислонился к стене. Конец головного убора закрыл его лицо, и Али Юсефу показалось, что отшельник превратился в кучу старого тряпья. Кашель прекратился, и в наступившей тишине вдруг зажужжали мухи, заблестели пылинки в солнечных лучах, и нестерпимо потянуло какой-то тухлятиной. Али Юсеф задержал дыхание и поскорее выбрался на свежий воздух.
Остаток дня друзья проскучали в выделенной им хижине, а с наступлением темноты и хоть какой-то прохлады всем нестерпимо захотелось спать, причем это касалось не только их троих, но и всех остальных жителей деревни. Ханс успел подумать, что это довольно странно, поскольку при такой жаре жизнь после заката солнца, наоборот, закипает.
Эта мысль мелькнула в лабиринтах сознания, словно рыбий хвост в глубине водоема, и вскоре он провалился в сладкую дремоту. Али Юсеф оказался единственным, кто остался неподвержен внезапному сонному дурману.
Он закутался в шерстяной плащ, спасаясь от ночной прохлады, проверил оружие и поспешил к указанному месту, пока луна еще освещала дорогу. Меджид уже ждал его. У подножия скалы горели факелы. Старик был одет в белую льняную хламиду, седые волосы, заплетенные во множество косичек на манер чернокожих красавиц во дворце эмира, падали на плечи. Смуглое безбородое лицо казалось уверенным и властным. Он словно скинул три десятка лет, а может и несколько сотен, проводя обряд древнего бога, не имеющего ничего общего с верой в Аллаха.
- В деревне все спят - это твоих рук дело? - грубовато спросил у него Али Юсеф. Старик довольно рассмеялся, показав белые молодые зубы.
- Немного колдовства, старого, как этот мир. Нам совсем не нужны свидетели!
На песке был начерчен пятиконечный символ с кругом внутри. Меджид осторожно опустил туда широкий лоскут телячьей кожи, на которой были нанесены какие-то рисунки и надписи. На небе между тем происходили важные изменения. Луна приняла кроваво-красный оттенок и поднялась высоко над горизонтом. Отшельник поднял руки к ночному светилу и запел на древнем непонятном языке. Али Юсеф вздрогнул, почувствовав, как невидимая глазу сущность спустилась из туманов времени, её ледяное дыхание едва не затушило факелы.
Лицо Меджида засияло безумной радостью.
- Нас услышали! Он здесь! Спрашивай, будущий властитель Ашкелона!
- Где Черное сердце? Покажи путь, о, великий! - собственный голос показался Али Юсефу тонким и жалобным, но он не стыдился этого, вдруг ощутив себя пылинкой в огромном холодном космосе.
Меджид грубо схватил молодого человека за руку и острием кинжала вырезал кривой крест на ладони, словно перечеркнув линии судьбы и жизни. Кровь темным ручейком упала на пергамент и алой струйкой прочертила дорогу среди песков, оазисов и небольших городков.
Али Юсеф не чувствуя боли, следил за алым ручейком, ясно видя караванные тропы и стены городов, пальмы оазисов и древние развалины. Песчаным вихрем пронесся он по улицам мертвого города, змеей юркнул в темное прохладное подземелье, миновал лабиринт коридоров и замер у странного ларца из блестящего металла.
- Нужен ключ! -воскликнул он, оставаясь в полусне, и протянул руку. Перед глазами возник странный амулет, состоящий из ровного круга и полумесяцев по краям. Мелькнуло высохшее лицо мумии с черной дырой рта, откуда медленно выползал скорпион. Потемневший талисман висел на тощей шее мертвеца. Но чьи-то нетерпеливые пальцы сорвали его и сунули за пазуху выцветшего халата.
Неожиданно картинка померкла, Меджид упал на колени и зашелся глухим кашлем, выплевывая на песок темные сгустки. Али Юсеф очнулся от наваждения и бросился поднимать старика.
- Стар я уже для таких дел! - просипел отшельник. - Но главное ты видел! И найдешь дорогу!
Старик закатил глаза и осел тяжелым мешком на руках Али Юсефа.
Ханс очнулся среди ночи, словно разбуженный чьим-то грубым толчком. Василина тревожно металась во сне, видимо спасаясь от неведомых врагов, алданец тяжело дышал, веки вздрагивали, словно он силился открыть глаза, но что-то мешало ему это сделать. Али Юсефа не было, впрочем, Ханс не особо этому удивился. Возможно, у араба есть здесь подружка, и надо быть полным дураком, чтобы не навестить ее длинной южной ночью.
Он вышел из хижины на свежий воздух и взглянув на небо, замер от удивления.Над пустыней горела кроваво-красная луна, словно глаз чудовища или явный знак конца времен. Несколько раз он видел подобное, но сегодня ночное светило имело слишком уж яркий цвет, что явно было тревожным предзнаменованием.
Вдруг кожу на груди словно прижгли каленым железом, он выругался и сунул руку за пазуху, надеясь поймать ядовитого гада, очевидно пробравшегося к нему под рубаху. Но пальцы схватили горячее железо. Проклиная все на свете, он стянул с шеи кожаный шнурок со странным амулетом, который отобрал у пройдохи Хасана.
Непонятная вещица напоминала круг, к которому приставили по полумесяцу с каждой стороны. Она очистилась от многовековой ржавчины и была горячей, словно ее только что вынули из огня. Услышав легкий скрип песка под мягкими сапожками араба, он быстро сунул странную вещицу за пазуху и обернулся.
- Тебе, я смотрю тоже не спится! Луна словно в крови искупалась! Не к добру это!
- Ничего особенного! - белые зубы араба сверкнули в темноте. - Просто завтра будет очень жарко.
- Да куда же жарче! - проворчал фриз и побрел к хижине. Немного поворочавшись, он сумел заснуть.
Утром Али Юсеф исчез из оазиса. Расстроенный Муса передал гостям его извинения и сказал, что если придерживаться караванной тропы, еще до заката они будут в Джаффе. Он надеется, что они доберутся благополучно, но сам проводить их не сможет, так как у них случилось печальное событие. Ночью умер святой человек, дервиш, избравший их оазис своим убежищем.
Ханс поторопил растерянных друзей, опасаясь как бы дружелюбие местных жителей не исчезло. Но его опасения были напрасны. Их щедро снабдили водой и провизией, и еще до заката маленький караван добрался до стен небольшой крепости. К немалому удивлению Ротгара над башней развевался флаг Алдании, алый волк на золотом поле.
Люди короля Максимилиана два дня назад сумели занять небольшую крепость и сейчас пользовались заслуженным отдыхом. Это должно было стать небольшой передышкой перед решающим сражением. Стражник у ворот придирчиво оглядел трех усталых всадников в странной полувосточной одежде и, решив, что перед ним иноверцы, грубо заявил:
- Вы что здесь позабыли, нехристи чумазые?
Ханс скрипнул зубами, загоревшись желанием проучить неотесанного болвана, но Ротгар подъехал ближе и пристально посмотрел в глаза вояке:
- Тебе что глаза песком засыпало, что не можешь отличить настоящих христиан от язычников? Я маркграф фон Райзенхорст, а эти люди мои друзья.
Воин наконец разглядел Ротгара как следует, и рассудив, что еще не встречал нелюдей среди сарацин, открыл перед ними ворота.
На улицах стояла странная для восточного города тишина, кругом было безлюдно. Жители Джаффы попрятались по домам, не зная, чего ожидать от новых хозяев. Пришельцев с Запада сопровождала слава опасных и безжалостных дикарей, способных на любые зверства. Однако Максимилиан Первый строго запретил грабить и убивать мирное население. Он совершенно не хотел, чтобы о его воинах рассказывали страшные сказки. Уже и так полно слухов о кровожадных нелюдях в христианском войске. Еще не хватало, чтобы на алданцев списали все те непотребства, что уже успели натворить их союзники.
Путешественники неторопливо ехали за одним из воинов, который вызвался проводить их к дворцу правителя. Теперь роскошное здание занял король и его приближение.
Ханс и Василина хранили тревожное молчание. Фриз понимал всю шаткость своего положения, но все же надеялся, что здесь к нему отнесутся как к равному.
У ворот дворца их снова встретили грозные стражи. Их проводник что-то прошептал одному из них и тот скрылся за воротами. Ротгар слез с коня с крайне недовольным видом.
- Не слишком радостно нас встречают, заставляют торчать на этой жаре.
Словно в ответ на его слова тяжелые двери приоткрылись, пропуская рыцаря в кольчуге с короткими рукавами и рыжими, словно лисий хвост волосами. Он уставился на маркграфа, словно увидел призрак, а затем сбежал с мраморных ступенек и стиснул Ротгара в сильном объятии.
- Живой, а мы тебя уже похоронили! Но я, честно признаюсь, никак не мог поверить, что каким-то неверным удалось справиться с моим другом!
Он наконец отпустил Ротгара и с любопытством уставился на Ханса и Василину.
- Может познакомишь с твоими друзьями?
- Ханс ван Рейнеке, отважный воин и надежный товарищ! Мы вместе выбрались из затерянного города в пустыне, сражались с орденом меченосцев в Эль-Зафра. Я легко могу доверить ему свою жизнь.
- Ван - Рейнеке.. - недобро прищурился Гюнтер. - Фриз, значит. Ну-ну.
Ханс с вызовом задрал подбородок, крепко стиснув зубы, чтобы сдержать гнев.
Ротгар спокойно подвердил:
- Да, он из Фрисланда. Поверь, и там встречаются хорошие люди. А эта красивая госпожа - Василина Озеркова из Веславии. Она чудесным образом сбежала из рабства, и мы дали обет защищать и оберегать ее. Ханс, Лина - это мой хороший старинный друг Гюнтер фон Браун.
Рыжий тут же открыто улыбнулся, отбросив сомнения, и крепко пожал руку фриза. Затем поклонился Василине.
- Счастлив познакомиться, госпожа! Давно не видел столь совершенной красоты!
Василина смущенно опустила глаза, похвала рыжего вампира польстила ее самолюбию. Ханса почему-то больно кольнуло ее легкое кокетство.
Гюнтер провел их за ворота, и они очутились в просторном дворе, выложенном каменной плиткой. Дворец правителя оказался невысоким зданием с куполообразной крышей и мраморными колоннами. В центре двора журчал фонтан, дворец окружал уютный садик с аккуратно подстриженными деревьями и яркими цветами.
Однако они быстро миновали зеленый уголок и зашли внутрь. Здание было двухэтажным. Наверху расположился сам король, герцог Рихард и граф Яромир Чермак, которые стали признанными лидерами всего алданского рыцарства.
Нижний этаж заняли Неуязвимые. Бегущие в ночи и пьющие кровь быстро оценили по достоинству прохладу каменных стен и наслаждались короткой передышкой.
Василина удивленно хлопала длинными ресницами: ей еще не приходилось видеть столько нелюдей в одном месте. Их тотчас окружила возбужденная толпа, Ротгар оказался в центре внимания, все тормошили и обнимали его, каждый желал дотронуться, чтобы убедиться в его чудесном спасении.
Через толпу пробился светловолосый юноша лет восемнадцати и со слезами на глазах обнял Ротгара:
- Господин, я никогда не верил, что вас убили!
Ротгар взъерошил его волосы:
- Ох, Андреас, а я-то как рад, что ты жив и здоров!
Андреас шмыгнул носом и расплылся в счастливой улыбке:
- Гром соскучился!
- Он жив? Ты не шутишь? - Ротгар с надеждой впился глазами в оруженосца.
- Конечно, жив, но никого к себе не подпускает! Грустит, как человек!
Неожиданно все притихли, толпа расступилась, пропуская высокого красивого мужчину средних лет. Его Величество Максимилиан Первый узнал о спасении своего рыцаря и поспешил лично посмотреть на это чудо.
- Живой, здоровый! Да разве могут какие-то сарацины справиться с одним из моих лучших рыцарей!
Король потряс Ротгара за плечи и растроганно обнял.
- Хорошо, что не успели домой сообщить! Помню твою невесту, глазища такие отчаянные, огонь, а не девка! Ну что, отдыхайте, пока есть время!
Яромир Чермак отпил вина из оловянного стакана и внимательно посмотрел на фриза. Несмотря на вынужденный союз в этой войне, он не слишком любил северных соседей. Последняя война с Фрисландом была пятнадцать лет назад, и он слишком хорошо об этом помнил.
Спутник маркграфа фон Райзенхорста по пустынным скитаниям был из породы отчаянных головорезов, не верящих ни чему, кроме звона монет. Легко бросил боевых товарищей, чтобы найти призрачный клад в песках и чуть не поплатился за это жизнью. Не слишком похож этот белобрысый на надежного человека, похоже, вампир совсем не разбирается в людях.
Ханс наконец отодвинулся от стола и громко рыгнул, вызвав робкий смешок Василины и сдержанную улыбку Ротгара. Пожалуй, это было не очень прилично, но после полуголодных приключений в пустыне не до хороших манер, да и выпитое вино здорово ударило в голову. Он нагло улыбнулся графу Чермаку:
- Вас что-то интересует, господин? Вы с меня глаз не сводите.
Глаза графа приобрели стальной оттенок:
- Из какого города ты отправился в пустыню, скажи-ка еще раз?
Ханс скрипнул зубами:
- После осады Нуарата. Я понял, что после этого необязательно искупать грехи, в рай все равно не пустят.
Василина вздрогнула и с ужасом и жалостью посмотрела на фриза. Слова «осада Нуарата» были у всех на устах, как пример дикой необъяснимой жестокости. Ротгар похлопал друга по плечу и подлил вина в его стакан.
- Все давно позади. Господь милосерден, и у нас еще много земных дел.
Ханс залпом выпил вдруг ставшее горьким вино и грустно усмехнулся:
- Да, Господь милостив… Под стенами Нуарата был ад…
После трех месяцев осады голод стал почти привычным. Тоскливый, звенящий, словно надоедливый комариный писк, постоянный голод, вытеснивший почти все мысли и желания, кроме одной, чем-нибудь набить прилипший к хребту живот. Многие из воинства Христова совсем потеряли человеческий облик и копошились в земле, словно свиньи, радуясь жалким кореньям. Самые нетерпеливые тут же принимались есть их прямо с землей и на следующий день мучались кровавым поносом.
Лошади и собаки были давно съедены, и некоторые безумцы поглядывали на мертвецов, которые прибывали каждый день, но граф Готфрид приказал сжигать убитых, опасаясь вспышек заразы.
Мечты о святом городе и триумфальном возвращении домой таяли с удушливым дымом погребальных костров. Наконец терпение осаждавших иссякло, и предводители решились на штурм. Измученные и голодные, люди с неожиданной яростью бросились вперед, прыгая с осадных башен прямо на копья, лезли вверх по плетеным лестницам, равнодушно умирая под потоками кипящей смолы и градом камней. Уцелевшие стаей бешеных волков ворвались в город, сметая все на своем пути и щедро даря смерть всем, кто подвернется под руку.
Готфрид, запоздало ужаснувшись рекам крови на узких улочках, яростно отдавал приказы, но обезумевших от крови солдат было почти не возможно остановить.
Предводитель фрисландских крестоносцев молод и наивен, хотя и взрослеет на глазах. Сейчас Ханс ни за что бы не поменялся с ним местами. Готфрид верит в светлую цель их кровавого пути, в то, что своим мечом пролагает дорогу в рай и несет свет утонувшим во тьме язычникам.
То-то удивится он лет через тридцать, когда за последней чертой его проводят совсем к другим вратам. Впрочем, сейчас граф Готфрид из последних сил пытается сдержать кровавый разгул, и сам с мечом в руке бросается отбивать визжащую девчонку у своих солдат, Ханс усердно помогает ему, наконец воины Христовы отпускают свою добычу, правда, один из них с удивлением рассматривает кровавую прореху на животе, но Ханс равнодушно отворачивается, не желая слушать чужих проклятий.
На следующий день Готфрид вершит суд над особо ретивыми мародерами и насильниками. Но вчерашние кровожадные убийцы падают на колени и плачут настоящими слезами, напоминая своему предводителю о долгой дороге, которую они прошли вместе, голоде и болезнях, безымянных могилах на пыльных дорогах. Если господину угодно, он может взять их жизни, они не слишком дорожат ими, особенно после всего пережитого.
Готфрид рыдает вместе с ними и прощает их, искренне уверившись в их раскаянии. В едином порыве войско падает на колени и воздевает руки к небу. Ханс тоже твердит слова молитвы, но перед глазами все еще стоит удивленное лицо девушки с перерезанным горлом. Нет, Хансу никогда не снится этот город, мертвые не приходят в ночи и не разговаривают с ним. После осады Нуарата он вообще перестал видеть сны.
Сейчас ему кажется, что тишина за столом возникла от его рассказа, но на самом деле он просто сидит молча, крепко стиснув зубы и смяв в кулаке оловянный стаканчик с вином.
Граф Чермак уже не смотрит волком, а глубоко вздыхает.
- Если хочешь, парень, можешь оставаться здесь. Я доверяю маркграфу фон Райзенхорсту, думаю, ты будешь хорошим воином и верным товарищем.
Ханс остался среди Неуязвимых. Гюнтер удивился странной настойчивости Ротгара, но маркграф лично поручился за друга перед королем. Некоторые относились к светловолосому фризу с недоверием, но авторитет маркграфа среди Неуязвимых был слишком высок, и никто не решался прямо высказать свое недовольство. Остальные считали его чем-то вроде второго оруженосца фон Райзенхорста. Ханса такое отношение злило, но он молча терпел снисходительные взгляды, понимая, что только в бою сможет доказать, что тоже чего-то стоит.
Появление веславки несколько озадачило графа Чермака, отвечающего за порядок и бытовые вопросы . Конечно, в лагере было некоторое количество женщин, но вряд ли их общество понравилось бы Василине.
Сама девушка не слишком хотела расставаться с фризом и вампиром, она уже привыкла к их обществу и чувствовала себя с ними в полной безопасности. Однако оставить ее среди Неуязвимых было невозможно, и коннетабль быстро нашел решение.
Он передал веславку под опеку сопровождающих войско монахов. Василине это все жутко не понравилось. Уходя вместе с худеньким седым священнослужителем, она с тоской оглядывалась на Ханса и Ротгара.
Ханс тревожным взглядом проводил их до самого выхода и обернулся к Ротгару:
- Надеюсь, они будут хорошо с ней обращаться! На всякий случай я ее предупредил, если обидит кто, мигом разберусь!
Ротгар похлопал его по плечу:
- Да не должен ее никто обидеть, отец Петр хороший человек, настоящий праведник.
- А вдруг на нее всю черную работу повесят? - не унимался Ханс.
- Не бойся, не повесят, хотя и без дела не засидится. Похоже, что она не из простых. Граф Чермак как услышал ее имя, сразу насторожился!
Ханс растерянно замолчал. Не из простых… Почему -то это известие не принесло ему радости.
Василине досталась небольшая комнатка с окошком, из которого можно было дотянуться до веток с кислыми красными плодами. Внутри было довольно уютно, пестрые коврики и мягкие подушки на кровати, ничто не напоминало монастырскую келью. Однако ей почему-то захотелось разреветься. Мучаясь от неизвестности, она незаметно уснула, но разбудил ее стук в дверь. Монашка неопределенного возраста с поджатыми губами сообщила ей, что отец Петр хотел бы с ней побеседовать.
Старый священник предложил ей присесть. Он неодобрительно взглянул на запыленные шаровары, кафтан с короткими рукавами, стянутый поясом на тонкой талии и рассыпавшиеся по плечам волосы цвета спелой пшеницы. Восточный наряд почему-то только подчеркивал привлекательность его гостьи.
- Не годится девице носить мужское платье, дочь моя! Сестры найдут тебе что-нибудь, подходящее. Тебе надлежит быть скромнее, вести себя, как подобает благородной даме.
Василина неожиданно преобразилась, надменно взглянув на священника:
- Я не одна из этих монахинь, чтобы наряжаться в мешок с веревкой, и прекрасно знаю, как должна себя вести. Если нет нормальной одежды, то я останусь в этой.
Отец Петр растерялся. Кажется, Яромир Чермак не ошибся, и девчонка действительно дочь богатого веславского дворянина.
Василина заметила свою маленькую победу и немного успокоилась. Похоже, она смогла объяснить старику, что не стоит обращаться с ней, как с бесправной послушницей. Веславка улыбнулась:
- Но я хотела бы помогать по мере сил…
- Конечно, госпожа! Я сам хотел вам предложить, если не затруднит… Сестры и братья ухаживают за ранеными… Я думаю, что сегодня вам следует отдохнуть, а завтра сестры вам все покажут.
На утро одна из трех монахинь, сестра Агата, принесла темно-синее платье, почти идеально подошедшее Василине по размеру и совсем не похожее на монашескую рясу. Однако Василина бережно выстирала свой дорожный наряд, чувствуя, что он еще не раз ей пригодится.
Черноглазая хохотушка Агата одобрила ее бережливость и повела в лазарет, который располагался в правом крыле дворца в просторном помещении. Сейчас раненых было немного, штурм Джаффы обошелся малой кровью.
Однако тем, кто лежал здесь, были необходимы перевязки. Отец Петр неплохо разбирался в лекарской науке, исповедуя принцип «На Бога надейся, а сам не плошай!».
Он заставил девушек протереть руки уксусом и приступил к перевязке первого солдата с глубокой раной на ноге. Вопреки его ожиданиям капризная подопечная смело выполняла его указания, осторожно и крепко накладывая примочки и ловко бинтуя раны. Он опасался, что девчонка хлопнется в обморок, но она и бровью не повела.
Василина и сама удивлялась своему спокойствию, но после ужасов Мертвого ущелья мало что могло удивить ее. Неприглядный вид воспаленных ран не пугал ее, гораздо больше ее волновало, помогут ли эти усилия вылечить бедняг.
Вскоре срочные перевязки закончились, и святой отец отправил их с сестрой Агатой готовить мази и лекарства. Василина с удивлением узнала, что раны надо промывать только кипяченой водой или разбавленным вином, а льняные бинты лучше кипятить в воде.
Агата была почти ровесницей Василины, но несмотря на юный возраст, неплохо разбиралась в лечебных травах, как-то выуживая из одинаковых на вид холщовых мешочков нужное им зелье. Здесь делались отвары из шалфея и зверобоя, толченые травы смешивались со свиным жиром. Из толстых зубчатых стеблей пустынного растения давили сок, который хорошо заживлял раны.
Агата с удовольствием делилась знаниями, живая и общительная, она, кажется, была готова болтать без умолку на любую тему.
- Знаешь, неплохо лечит и вампирская кровь. Но здесь трудно угадать. Понимаешь, она должна подойти человеку. А иначе ничего не получится!
- Как это подойти? - удивилась Василина.
- Ну, кровь одного вампира может вылечить одного человека и совсем не помочь другому.
А угадать очень сложно. И сами вампиры этого не понимают. Но зато, если угадаешь, то можно справиться с самой безнадежной раной.
- И как вам только было не страшно странствовать с двумя мужчинами! Надеюсь, они не пытались… - Агата лукаво стрельнула черными глазами, ожидая услышать какие-нибудь интересные подробности.
Но Василина возмущенно покачала головой.
- Страшно было, когда разбойники убили тетушку и служанку, когда на корабле везли и рот завязывали, чтобы не кричала и не кусалась. Когда Мустафе по голове скамейкой по голове треснула, а он упал и глаза закатил, тоже страшно стало. Испугалась, что совсем убила, и меня в зиндан бросят… А с ними, нет, не было, они настоящие рыцари. Заботились обо мне, словно братья о любимой сестрице!
Агата чуть улыбнулась вишневыми губами:
- А мне показалось, что фриз смотрел на вас не только, как на сестру! Слышала я, что и не рыцарь он вовсе, а наемник. И в войске короля Альберта сражался пешим. Вроде как лошадь у него съели при осаде Аль- Нуаррата..
Василина неожиданно покраснела и сердито ответила:
- Мне лучше знать. Он ради меня жизнью рисковал и в беде не бросил! Если бы не он и Ротгар, я бы здесь с тобой языком не трепала! Ханс достоин называться рыцарем больше, чем кто-либо!
- Простите, госпожа, я не хотела вас обидеть! Должно быть, этот фриз достойный человек, если сам маркграф фон Райзенхорст называет его своим другом! - милое личико Агаты выражало искреннее раскаяние, и Василина улыбнулась, давая понять, что мир между ними восстановлен.
Василина вернулась в свою комнату, когда уже стемнело. Провожавшая ее Агата зажгла масляный светильник на стене и весело пожелала новой подруге хороших снов. Девушка устало опустилась на кровать и закрыла глаза, чувствуя, что сейчас уснет прямо одетой.
Ставни тихо скрипнули, и в окне возник темный силуэт. Неровный свет лампадки выхватил из ночного мрака светлые взлохмаченные волосы, резкие черты лица и странную кривоватую улыбку. Ханс приподнимал один уголок рта, отчего лицо становилось обманчиво грустным. Парень подтянулся на сильных руках и уселся на подоконник.
- Далеко же тебя запрятали! Ну как ты тут жива-здорова? В монашки еще не подстригли?
Василина испуганно ойкнула. Белобрысый всегда найдет чем удивить.
- Да как ты только сюда забрался или летать выучился?
- Ну, знаешь, и не такие крепости брали! - гордо заявил Ханс, но тут же улыбнулся, - если честно, меня Ротгар подсадил, а дальше было нетрудно. Тут не очень и высоко! Он там внизу топчется, тоже за тебя переживает.
Василина высунулась в окно и посмотрела вниз, с трудом различив внизу темную фигуру. Она наугад помахала рукой, кажется, внизу ответили тем же. Девушка вернулась в комнату и оттащила парня от окна.
- Я целый день провела в лазарете, перевязывая раны и готовя всякие лечебные зелья вместе с сестрой Агатой. Милая девушка и веселая, хоть и монашка. Ну, а ты, как тебя приняли, где устроили!
Ханс смотрел на нее, чувствуя, как рот сам расплывается в глупой улыбке. Ей небезразлично, что с ним, и от этого странно стучит сердце.
- Дела мои лучше некуда. Я стал Неуязвимым, только представь себе! Да нет, мои раны не будут заживать на глазах, как у вампира. Но зато мне оказана честь сражаться вместе с ними! Спасибо Ротгару!
Василина вздрогнула, сердце болезненно сжалось от непонятной тревоги. Теплая южная ночь и сладкий аромат жасмина заставляли забыть о том, что они на войне, и каждый день может стать для кого-то из них последним.
В дверь легонько постучали, раздался скрипучий голос сестры Матильды:
- Госпожа, у вас все в порядке?
Ханс сделал большие глаза и приоткрыл рот, приложив руку к щеке. Он так удачно изобразил удивление, что девушка с трудом сдержала смех. Она приложила палец к губам, сердито подтолкнув парня к окну, и недовольно ответила:
- Ну что там еще, я только начала засыпать!
Монашка протопала дальше по коридору. Фриз обернулся:
- Раз постриг тебе не грозит, то я не прощаюсь. Береги себя!
Он оказался за окном, опираясь ногами на выступающий лепной узор, затем спустился ниже и, разжав пальцы, спрыгнул вниз. Василина метнулась к окну и запоздало крикнула:
- Ты тоже береги себя, оба берегите!