Нет, больно не было. А может, боль затмило чувство нестерпимой, незаслуженной обиды! Удар кулаком был нанесён неожиданно, резко, снизу вверх, точно в подбородок. Уже при падении добавился локоть, удвоив силу удара. Странно, но боли не было. Были недоумение и растерянность, смятение и стыд. Странно, но стыд...
Они всегда ходили втроём. Всегда пьяные или с похмелья. Чаще всего мы с ребятами видели их на речке. Появлялись они всегда с бутылкой водки, а то и не с одной. Располагались на берегу и распивали спиртное, шумно матерясь и не обращая внимания на нас , десяти-двенадцатилетнюю мелюзгу. Мы же, на всякий случай, старались держаться подальше. Особенно после того, как двое из них, что-то не поделив, устроили между собой жестокий, до крови мордобой. Думали, что больше их не увидим, но спустя сутки-двое троица снова появилась на берегу и продолжила свой привычный сабантуй. Из них выделялся один, мускулистый, волосатый, похожий на орангутана, явно вожак. Мы с ребятами ему такую кличку и дали - орангутан...
Мы просто сидели на скамейке в парке. Пятеро мальчишек-пятиклассников. На мне была новая белоснежная, вышитая мамой рубаха, которая так и называлась - вышиванка. Я был очень горд обновкой. А по аллее шёл, пошатываясь, орангутан со своими прихлебателями. Дойдя до скамейки, на которой мы сидели, он вдруг неожиданно сделал шаг в мою сторону и резко нанёс мне кулаком удар в лицо, снизу вверх, точно в подбородок, добавив ещё и локтем.
Троица двинулась дальше. Я лежал на спине и не понимал - за что, и почему он ударил именно меня? Может, ему не понравилась моя новая рубаха, выделявшая меня из общей компании? Падая, я зацепился рукавом за неровный край доски и рубашка порвалась. Нет, боли я не чувствовал. Но почему-то было дико стыдно! И страшно обидно! Обидно за порванную обновку. А стыдно за своё унизительное, беспомощное положение, в котором оказался. Меня никто из взрослых до этого никогда не бил, даже пальцем не трогал. Ни чужие, ни тем более в семье, где всё моё воспитание велось исключительно методом убеждения. В стычках с ровесниками я всегда давал сдачи. А тут впервые в жизни оказался в такой униженной и беспомощной ситуации. Это бесило! Бесило, потому что в силу своего малолетства не мог дать сдачи этому громиле...
Через несколько дней мать забрала меня в город, куда её перевели на новую работу. За всё последующее время, живя в городе, я так и не смог избавиться от пережитого унижения и мечтал, что когда подрасту, наберусь сил и приеду на родину, то обязательно найду своего обидчика и поквитаюсь с ним по полной. В школе, где я учился, учителем физкультуры был бывший профессиональный спортсмен. Хотя в Советском Союзе спорт считался любительским - все знали, что это фикция. Все выдающиеся спортсмены только числились в штатах предприятий и организаций, а спортом занимались профессионально. Василий Иванович, так звали учителя, с нами занимался всерьёз, не просто часы отрабатывал. Под его началом с результата в пятнадцать секунд забега на стометровку через неделю я уже вышел из двенадцати. Прыжки в высоту, в длину, метание гранаты, диска - стали моими коронными видами в соревнованиях по лёгкой атлетике. По ним я всегда занимал призовые места. Одна беда - при росте в 185 сантиметров я весил всего 69 килограммов. Для легкоатлета это прекрасные параметры, но я хотел нарастить мышечную массу и научиться профессионально драться, так как у меня была цель - орангутан. И я усиленно начал "кидать железо". Василий Иванович убеждал меня, что с набором веса я потеряю лёгкость и скорость, и это отрицательно скажется на спортивных результатах. Я сам это понимал, но неотмщённая тень орангутана маячила перед глазами и перевешивала здравый смысл. Так я накачался до 75-ти килограммов. Кроме того, записался в секцию бокса, где и узнал, что был снесён орангутаном со скамейки так называемым апперкотом...
Прошло четыре с лишним года, когда я снова появился в родной деревне. Встреча с друзьями-одноклассниками, с девчонкой, которой я ещё в пятом классе впервые признался в своих чувствах... За четыре года пацаны тоже вымахали, будь здоров. Девчонки округлились, налились соком и вовсю стреляли глазками. Впереди у меня целый месяц, гуляй - не хочу. А я первым делом спросил своего лучшего друга Сашу Диденко, давно ли он видел орангутана. Тот сначала не понял, о ком речь, а когда дошло, удивился, что я до сих пор не забыл свою обиду и столько лет вынашиваю план отмщения. На что я ответил, что и сам себе удивляюсь, но поделать с собой ничего не могу, настолько прочно засело в детской душе чувство несправедливости, обиды и унижения. И тут Саша огорчил меня сообщением, что в позапрошлом году в пьяной драке орангутан, сделав инвалидом своего очередного собутыльника, получил два года отсидки в колонии. Ну вот, всё напрасно, подумал я. Останусь не отомщённым, придётся с этим жить. С досады мы взяли с Сашкой водки, и я впервые в жизни напился.
Месяц пролетел незаметно. Последний вечер мы с другом провели в парке на танцах. Проводив своих девушек домой, поскольку они жили рядом, часов около одиннадцати вечера возвращались домой. Шли по безлюдной улице. Впереди замаячили две фигуры. Через минуту мы сошлись под фонарём и оба-на! В одном из них я узнаю орангутана!
Кровь бросилась мне в голову. Мышцы всего тела напряглись, как канаты. Кулаки сжались так, что ногти больно впились в ладони. Я шагнул к орангутану и схватил за грудки. Его спутник дёрнулся ко мне, но Сашка заломил ему руки за спину со словами: «Не дёргайся, сами разберутся, у них старые счёты». Тот затих.
Орангутан теперь оказался ниже меня на голову. Я подтянул его к себе за рубаху: «Помнишь меня?» Он невнятно промычал что-то. "Помнишь беззащитного пацана, которого ты ударил только за то, что он оказался у тебя на пути?" Ответа не последовало. Меня удивило, что он не сопротивляется. И тут я ощутил исходящий от него отвратительный, смешанный с чесноком запах многосуточного перегара. Я смотрел ему в глаза, но не видел в них даже проблеска мысли. Они были совершенно пустые. В них не было ничего: ни удивления, ни страха - ничего, совершенно ничего! Передо мной стоял не человек, а полу-животное, ничего не соображающее, ничего не чувствующее, которому было абсолютно всё равно, что с ним будет. Он не помнил, да и не мог ничего вспомнить из своей пропитой никчёмной жизни... Так чего же я тогда от него хочу? Какой смысл в отмщении этой повисшей у меня на руке безвольной мясной туше, если сама жизнь отомстила ему за меня?! ...Было такое ощущение, будто из меня выпустили весь воздух... Тело моё расслабилось, занесённый для удара кулак разжался... Внезапно я почувствовал какое-то удивительное облегчение - словно тяжёлый камень наконец-то свалился с моей души... Я оттолкнул его от себя... Сашка отпустил второго и они оба, пошатываясь, медленно побрели восвояси... В темноту...
06.08.2020