- Чедвик, приз-знавайтесь, это ваши п-проделки? – гневно орала Елена, хотя при этом у неё зуб на зуб не попадал.
- Где мы? Кто мне объяснит, в конце концов, как мы здесь оказались? – после того, как Олькотт умудрился натянуть на неё какие-то безразмерные сапоги и закутать, кроме тёплого свитера, ещё и в одеяло, продолжила она. – Итак, я послала вам всем сигнал, чтобы вы готовились к перемещению… Абсолютно всем: даже Ноаму. Запросила энергетической помощи у Магистра… Между прочим, так скоро решила драпать потому, что именно вам, Конан – в смысле, конечно, Отто Рану, за которого вас там приняли – грозили, мягко говоря, неприятности.
- А грубее – большая опасность, - подсказал Ноам ей глумливо, хотя и мысленно. – По его следам уже шли как немецкие, так и итальянские фашисты.
Конан тоже услышал эту мысленную реплику.
- Знаете, Чедвик, как они пытают? – спросила Елена.
- К счастью, нет.
- Ноам, ты вновь обрёл речь? – спросил кота хозяин.
- Я её и не терял. Шифровался от Мириам: она – сущая ведьма.
- Вот-вот, к счастью! – продолжала Елена. – Глядя в ночное небо на вершине горы, где мы стояли с моим верным Габду, то есть, Олькоттом, созерцая звёзды… И приближающееся к нам окружение, от которого мы драпанули, поначалу задумав переночевать в том доме, что снял Отто в Усса-Ле-Бане... Я решилась на перемещение – и послала вам всем об этом сигнал. Хотя, ещё столько предстояло узнать… О чём вы думали в это время, Конан черт вас подери? Похоже, то, что у вас есть амулет, сделало вас направляющим нашей группы... О чём вы тогда думали?
- Думал? – удивился Конан. – Сейчас припомню… Рядом Лёвушка храпел. Гадаль тоже спал. Мы остановились на ночлег в хижине пастухов, в такой времянке летней, сооружённой из ветвей и колышков и натянутых сверху шкур. Между прочим, там было тепло и уютно. Нас обогрели и накормили у костра.
- Зато, здесь бесприютно. Кругом чёртовы снежные горы, и сейчас зима, я полагаю, - возмущалась Елена. – Я скоро околею, несмотря на заботу Олькотта. Мы напялили на себя все тёплые вещи из довольно плотно утрамбованных рюкзаков, которые сюда переместились вместе с вами. Вы что, под головы их себе положили? Среди них – чужие вещи тоже, между прочим. Получается, что мы спёрли у хороших людей их снарягу. Ну, не ожидала я такого от вас. Кстати, наоборот: книга Отто у меня пропала.
- Нет. Она – здесь, книга была в моём рюкзаке, - Конан похлопал по заплечной торбе, которая сейчас свесилась на бок. Он спал с ней в обнимку, когда его пробудил от полудрёмы голос Елены.
- Так, о чём же ты всё-таки думал?
- О Ноаме… Где он. О том, что кот останется здесь, наверняка. На сметане и сливках.
- И о том, что я совсем… гм… животное, - мысленно промурлыкал в продолжение кот, высовывая голову из-под отворота тёплой одежды Конана. – И уже не говорю, то есть, перестал понимать мысленную речь. Кстати, благодаря маскировке под обычного тамошнего кота, я кое-что выяснил. И… узнал бы тайну Грааля, если б меня не выдернули сюда самым бесцеремонным образом.
- Теперь я виновата! – вмешалась в их мысленный разговор Елена. – Ну, вспоминай, Конан, о чём же ты дальше подумал? Это ты, это твой амулет закинул нас именно сюда!
- О вас с Олькотом, о твоём сигнале, о том, что вы, к счастью, спаслись… Там, в пещерах. Об Отто Ране, с которым вы повстречались. А далее – я всё время лежал и думал об этом человеке. О том, как в Швейцарских Альпах… нашли его закоченелый труп.
- Швейцарские Альпы! Только не это! Труп! И… тот самый год: год предполагаемой гибели Отто... Ты перенёс нас в швейцарские Альпы! – ужаснулась Елена. – Несомненно! Хорошо, что здесь хоть никто из нас сразу же не ушуршал с головой в сугроб!
- Смотрите! Там какие-то огоньки. Должно быть, фермерские дома. Давайте, поспешим туда и попросимся обогреться, - предложил Олькотт и двинулся вперёд.
Пейзаж вокруг был воистину великолепен: высокие, снежные горы, всюду, куда не кинешь взор. Но, ветер. Хорошо, что пока ещё не было снегопада. Смеркалось.
- Я сама – тоже дурочка невероятная, Конан! – оттаивала постепенно Елена. В переносном смысле, оттаивала. А в реальности - продолжая мёрзнуть. – Завела, помнится, я беседу с тобой об Отто… Ну, ранее, конечно. И о том, что… Если куда и перемещаться для того, чтобы поговорить с ним о Граале, то - именно сюда.
Сказав так, Елена, единственная из всех, на ком были сапоги, чудом оказавшиеся в чьём-то рюкзаке – правда, большого размера – стала первой совершать спуск следом за храбрым Олькоттом. На остальных были кроссовки или ботинки, и, следуя за ней, Лёвушка и Чедвик старались попадать след в след, чтобы не угодить в ещё не протоптанный ею сугроб.
Лёвушка следовал впереди Конана. Он и вовсе был выдернут из глубокого сна призывом Елены «всем приготовиться!», и до сих пор сильно был ошарашен своим местонахождением. Шёл тупо и не говоря пока ни слова, накинув на себя тот самый тулуп, под которым спал, подвернув его края, в той пастушеской времянке. Он шёл, чуть ли не плача.
Конан спускался самым последним, тоже в тулупе пастуха. Рюкзак-торбу он теперь держал, обхватив обеими руками, впереди себя: на тулуп, сверху, не было никакой возможности его пристроить, поскольку эту одежду он нацепил как бурку или папаху. Сверху, на рюкзаке, прикрытый тулупом, пристроился кот.
Их процессия была красочной ещё и потому, что и на голову они натянули всё то, что попалось под руку: кто плед, кто одеялко, кто шарф… Лишь Олькотту досталось что-то мало-мальски похожее на драную шапку.
- Картина …, французы армии Наполеона в России, - мысленно хихикнул наглый и не унывающий Ноам.
- Ну, а ты… Когда живопись успел изучить?
- Я впечатлительный кот. В доме пастора… Там такая картина висела, в числе прочих. В коридоре, - сообщил Ноам. – Вместе с переходом Суворова через Альпы. Хотя, что про неё пастор рассказывал – всего и не упомню. Даже имя художника.
Тем временем, что они спускались в долину, совершенно стемнело. А когда они подошли к крайнему из немногочисленных фермерских домов, их облаяли собаки. К аккуратному каменному строению была прочищена дорожка в глубоком снегу. На крайних окнах, ещё не закрытых ставнями, белели шторки, а по краям окна стояли горшочки для цветов и навесные ящички, сейчас полные снега. Добротная деревянная дверь с несколькими прорезями для замков, должно быть, была заперта на засов изнутри. Олькотт подошёл первым и постучал.
- Кто там? – послышалось вскоре за дверью.
- Мы – альпинисты. Заблудились в горах. Пустите переночевать, - громко возгласил Олькотт.
Альпинистами в те времена назывались все, кто любил ходить в горы, зачастую, вовсе без снаряжения. Однако, был совсем не сезон для такого альпинизма.
- Времена сейчас сложные… Могу пустить, но только в хлев. Он прогретый, тёплый. И чаю вам принесу, да чайник с кипятком. Согласны? – дверь приоткрылась, и наружу опасливо высунулась голова несколько перепуганного хозяина. Черты его лица были плохо различимы.
- Хорошо, мы на всё согласны! – прокричала Елена, перекрывая голосом последовавшее завывание ветра.
Кажется, услыхав женский голос, хозяин приободрился и раскрыл дверь пошире, приглашая незваных гостей зайти вовнутрь.
Теперь, при неярком свете коридора, стало различимо его немолодое лицо, покрытое рябью от пережитой когда-то оспы.
- Заходите, проходите скорей, а то – холода напустите, - запричитал он быстро. – С вами дама… Её надо бы устроить в доме.
- Ничего. Мы и в хлеву приютимся. Скоро начнётся снегопад, похоже. Так что, рады и этому. Дадим вам денег. За провиант ещё и за одежду, если раздобудете для нас, для походов в горы. Мы попали в буран и потеряли и палатку, и вещи, - быстро тараторила Елена всё то время, пока они заходили в прихожую и миновали большой, длинный коридор. – Нам предстоит довольно сложный горный поход.
- Сейчас у нас здесь даже летом мало туристов. Сами понимаете: времена сложные. Пожалуй, если вы все согласны ютиться в небольшой комнатке нашего сына – а он давно уже с нами не живёт, то можно и всем вам в доме… Не в хлеву, - пробормотал хозяин. – Просто, у нас, кроме его комнаты, ещё только две: в одной – мы с женой. А в гостиной – постоялец один есть. Так что, некуда, получается, больше вас расселить. Он вперёд заплатил.
- Ничего, большие хоромы нам не нужны, как-нибудь поместимся. И люди мы - ко всему привычные. Спасибо вам большое! И – вот, на продукты для начала, и за постой, - и Елена сунула в руку хозяина деньги, надо полагать, немалые, из своей нумизматической коллекции.
- Что вы, что вы! – растрогался хозяин, пытаясь вернуть ей половину. Но деньги обратно Елена не взяла.
- Располагайтесь. В тесноте – да не в обиде. Сейчас принесу лампу и кипяток, - хозяин приоткрыл дверь в комнату, в которую они вскоре ввалились друг за дружкой и сразу же покидали рюкзаки и другие вещи в свободный угол, под вешалку. Бухнулись – кто куда, большинство при этом расселось прямо на ковре. Только Елена пока что стояла, только уставилась на застеленную кровать.
- Ну вот, жизнь начинает налаживаться. Глядишь – и отогреваться начнём. Наберёмся до утра сил. Отоспимся – а утром будет возможность, так я приду в нормальное состояние и свяжусь с Магистром, - пробормотала Елена и бухнулась, наконец, на застеленную шерстяным колючим одеялом синего цвета пуховую перину. Сама кровать была железной, с провалившейся сеткой. Но, кончик свежего льняного постельного белья на желанной кровати сиял безукоризненной белизной. Подушка, кроме того, была украшена кружевной накидкой ручной работы.
- Попросим помощи – и переместимся. И, чтобы точно, никаких больше остановок в пути. Только назад, в Новую Атлантиду, - добавила Елена, зевая и потягиваясь.
На стене висели ходики, чётко отстукивающие время, которые как раз шумно приготовились – и отсчитали ровно девять раз.
- Девять вечера! – провозгласила Елена торжественно, и ещё внимательней осмотрелась.
В комнате, кроме кровати, высилось длинное узкое окно с геранью на широком подоконнике с толстыми наружными стенами. Напротив Елены стоял бельевой шкаф, спинами к которому прислонились Олькотт и Конан, а у окна – стол, на котором теперь стояла только что принесённая лампа, а в углу, за кроватью – был книжный шкаф. В противоположном углу, близ дверей располагались теперь все их вещи, а также, неподалёку, в позе полулотоса и с закрытыми глазами, сидел теперь Лёвушка.
Хозяин, приободрённый щедрым вознаграждением, вскоре действительно принёс кипятка, налитого в высокий кофейник. А также, кружки, чай, сахарницу, а вторым заходом - даже бутылку крепкого выдержанного вина, хлеб и сыр.
- Вот, чем богаты – тем и рады. Гостей поздних не ждали, но с утра, когда придёт кухарка, закажем нормальный завтрак, а там и обед: поедите горячего.
- Спасибо! – расплылась в улыбке Елена. – Вы просто сделали нас счастливыми.
- А ещё, утром пошлём сына кухарки к Гансу: у него большая семья – и обязательно найдётся для вас всех одежда по размеру, у него дети разновозрастные, и почти всем вам подойдёт их одежда. Только, вот этому крупному мужчине – будет впору только одежда с плеча самого Ганса, - при этих словах, он посмотрел в сторону Олькотта.
- Благодарю, и, вот, возьмите ещё: для Ганса и его семьи, это – задаток. Потом дам сполна, - и Елена выдала хозяину ещё денег.
Поблагодарив и покрывшись румянцем, он проворно выскользнул за дверь.
- Только б он не подумал, что грабит иностранцев, не знающих деньгам цену, - пробормотал Олькотт.
- Деньги хоть настоящие? Не копии из лаборатории алхимиков? – спросил Лёвушка.
- Нет, самые натуральные, - заверила его Елена. – Из нумизматической коллекции, я же вам говорила как-то.
Все немного отогрелись вином и чаем, и тогда Конан, почему-то переходя на шёпот, поведал им всё то, что только что успел сообщить ему Ноам: о беседе Мириам с графом N в доме пастора и дальнейших приключениях кота, когда он встретил Отто.
- Итак, из грота вышел Деод Роше и сказал: Грааль – это камень? – спросила Елена.
- А Отто ответил: «Грааль – это Камень Света!» - подтвердил Конан.
- Но… Я уже было подумала, что Отто считал, что Грааль – чаша. Сделанная из переплавленного метеорита, служившего Омфалом в Дельфах -как ему рассказали местные легенды! – воскликнула Елена. – Именно это ценное сведение я и хотела сообщить Магистру, когда мы вернёмся. Впрочем, мы всё равно подзадержались, и теперь… Я полагаю, что нам надо будет…
- Возможно, Омфал – это, всё же, камень, а не металл, а Отто специально всё запутал, - перебил её Конан. – И этот камень находился в руках Отто Рана. А он перевёл стрелки на поиск чаши.
- Звучит правдоподобно, - задумался Олькотт. – Он вполне мог зачем-то направить искателей по ложному следу.
- Но, что же тогда за Чашу он будто бы искал, и продолжал искать, вероятно, почти до самой смерти? – риторически вопросила Елена. - По нашим данным, незадолго до гибели – или её имитации, Отто передал в руки Гиммлера именно Чашу, да именно она имела какое-то отношение к катарам. Но, если их Граалем был Омфал, то… Камень, формирующий центр мира, должно быть, вместе с Отто отправился в нацистскую Германию, в начале тридцатых годов – и около десяти лет, как минимум, находился там. Или же, путешествовал вместе с Отто Раном, в его рюкзаке.
- Быть может, Отто не отдал им Омфал – а где-то спрятал. И он вновь пропал для мира, - вставил слово Лёвушка.
- Но, куда? И что за Чашу отдал он фашистам, для их церемоний? – обвела всех напористым взглядом Елена. - Дураками набитыми они не были – он не мог им просто сунуть какую-нибудь липу, купленную в антикварной лавке.
- В общем, была ли эта чаша Омфалом? Может быть, фашисты просто вырезали из этого камня – например, горного хрусталя – Чашу? И она стала их Граалем? – задумался Конан.
- Вряд ли мы это узнаем, если по-прежнему будем здесь сидеть, и не пытаться ничего делать, - перебила его Елена. – Тебя ведь, Чедвик, не просто так именно сюда швырнуло. Ты размышлял об Отто и его предполагаемой гибели в Швейцарских Альпах… И мы оказались здесь. И, наверняка, пребываем незадолго до появления здесь самого Отто… Или, увы, сразу после.
- В ответвлении коридора, рядом со входом, в тупике, было небольшое окно и рукомойник, - сказал Олькотт. – Я приметил там, возле рукомойника, небольшой отрывной календарик. Пойду, умоюсь и сполосну руки.
Он вышел.
- Когда погиб Отто? Вы знаете точную дату? – спросил Конан, глядя на Елену.
- Никто не знает эту дату. Последние люди, которые его видели – это дети, что играли около фермы близ городка Зёль – я почти не сомневаюсь, что мы находимся именно в нём. Дети описали Отто как «фигуру в чёрном», которая появилась из леса и приблизилась к ним. И это было вечером, 13 марта 1939 года. Этот незнакомец зачем-то спросил время и сверил часы. А потом спустился вниз, в долину. Тело предполагаемого Отто было найдено три месяца спустя и опознано по плащу, шляпе и документам, лежащим в кармане, - сообщила та. – Вот и всё, что нам известно.
- Значит, 13 марта… Он был здесь, - произнёс Чедвик.
Все на время затаили дыхание: ждали возвращения Олькотта.
- Сейчас – 12 марта 1939 года, - сказал он, когда вернулся. – Утром будет 13.
- Отто появится здесь завтра, - вздохнула Елена. – Слава богу, мы не опоздали!
- Итак, наша отправка домой временно откладывается? – спросил Олькотт ехидно.
- Да. И, Конан! Дай мне срочно рукопись «Путешествия в ад», буду читать всю ночь. Может, что дальше по тексту интересное найду. Такое, что нам пригодится.
- Мне тоже не спится, отвечал тот. – Почитаем вместе.
- А я, пожалуй, посплю, - сказал Олькотт. – Могу прямо на полу, на одеялах. А ты, Лёвушка, полезай тогда на кровать, раз она свободна. У тебя совсем глаза слипаются.
Лёвушка действительно полез на высокую кровать, не расстилая постель, бухнулся сверху на одеяло и подушку в кружавчиках. Олькотт навалил на пол груду тулупов, застлав их маленьким одеялком, да положил себе тод голову свитера.
А Елена и Конан, пристроившись на полу у шкафа на сдувшихся рюкзаках и завернувшись оба в выданный хозяином плед, чуть ли не в обнимку и пристроив на коленях рукопись Рана, уткнулись в неё. Под согнутыми коленями Конана пристроился Ноам, громко и звонко мурлыкая.
*
Сосуд ли мы – или тот огонь, что в нём горит и мерцает? Душа или тело?
В легендах говорится о Чаше… На самом же деле, может ли быть она пустой? Слишком странная символика. Но, если она полна, то что внутри неё, загадочной этой чаши? Вино, кровь, камень Света? Сердце Чаши…
Легенды о рыцарях повествуют о чаше из хрусталя, несущей свет. Но, это совсем не похоже на ту Чашу, чьи пути неисповедимы, и которая присутствовала на Тайной Вечери. Нет, наши места хранят свои собственные тайны. Вывезенная Иосифом Аримафейским чаша стала недостижимым Граалем, ушедшим в свет.
Легенды запутывают нас, всё глубже и глубже… Мы опускаемся по их линиям всё ниже и ниже, в тьму веков, и блуждаем в лабиринтах общей нашей памяти.
Сосуд из горного хрусталя… Чаша... Только она светит мне в темноте. В глубине её покоится Омфалос – светящийся в темноте камень, подобный сердцу героя, что вывел людей из мрака. Когда же в мире была полная тьма? Наверняка, после времён катаклизма. Санторин, Геркуланум, Кносс, Пелопонесс? Где ты жил, отважный герой? Все народы имеют предания о Потопе. В горных районах также часты сказания о том, как в тёмные времена, когда с неба падали камни и не было солнца, люди скрывались в пещерах. Миф о герое, который победил Змея, что скрывал солнце в сундуке – не редкость среди европейских народов. Возвращение солнца, которое было спрятано в сундуке или сосуде… Сияющего солнца надежды и мира духовного.
Не оно ли – сокровище аргонавтов, плывущих за загадочным «золотым руном» в не менее загадочную Колхиду – землю колдунов – колхов? Из Колхиды доставили они руно в Грецию, и стала она центром древнего мира… И предсказания Пифона сменились на предсказания Пифий, владеющих останками Пифона, побежденного Аполлоном – солнечным богом. Доставленный в Пиренеи Омфал, положенный в новое святилище бога, Аполлона Кельтского, был спрятан от разграбления римлянами в пещерах Пиренеев. И от кельтов, жрецов-друидов, по линии тайной преемственности, достался катарам. К тому времени, грабитель Бренн, чтобы извлечь легендарный камень Омфал, давно разбил пифос. А кельтские жрецы, вероятно, сделали новым сосудом для Камня Света вазу из хрусталя. Ведь множество легенд о поисках спрятанного Грааля породила именно хрустальная чаша…
Сосуд и огонь, мерцающий в сосуде.
Святыня хранилась в горах задолго до катаров. Но, именно в их время два цикла мифов – о Чаше Грааля и Чаше Господней - прочно слились воедино. А поиск Чаши, несомненно, стал поиском духовного Посвящения гораздо ранее.
Ранее поиски Чаши Господней приводили меня и на гору Монсеррат, чьи скалы похожи на таинственных великанов, что охраняют сокровище. Когда-то морское дно вздыбилось, и образовало горы Пиренеев. Но, от них, вследствие схождения льда, откололась целая гора – она стоит отдельно. Говорят, что сюда спускались ангелы и придали горам вид причудливых скульптур.
Очарование этих мест необычайно. Когда поднимаешься на вершины, небо простирается и над, и под тобою. Небо, как море, зачаровывает, и путник испытывает необычайный подъём.
Появление в этих местах монастыря связано с таинственными явлениями блуждающих огней и ярчайшего света. Говорят, что божественная мелодия сопровождала этот свет. Первыми Мадонну обнаружили мальчики - пастухи; перенести же её не удалось, поскольку она стала такой тяжёлой, что сдвинуть её с места было невозможно. Тогда, в те времена, началом для монастыря в этих местах стала пристроенная к пещерам часовня. Статую назвали нерукотворной – и, без сомнений, эта первая статуя была каменной и необычайно древней. Эта первоначальная статуя через некоторое время пропала так же таинственно, как и появилась. Не знаю, видели ли её – или уже только её деревянную копию, существующую и по сей день – Христофор Колумб и Игнатий Лойола. Именно эта копия, выполненная из чёрного тополя неизвестным мастером 12 века и обрамленная в золото, не раз была спрятана прихожанами при разграблении храма – в том числе, от войск Наполеона, которые разрушили монастырь, надолго после этого опустевший. Это случилось в 1811 году.
Должно быть, эти великолепные места хранят не одну тайну: наверняка, первая Чёрная Мадонна тоже глубоко спрятана от посторонних глаз. Возможно, что и Чаша, привезённая Иосифом Аримафейским, хранящая кровь Христа, тоже была посвящена именно этим местам и здесь оставлена им. Кто знает? Легенды о Чаше, хранимой здесь, существуют, если только они не выдуманы католиками в пику катарам.
Мне не удалось поговорить с аббатом обители. Должно быть, монастырь свято хранит свои тайны. Но и молчание говорит о многом.