Менструаторами теперь баб называют, которые бабами и родились. Потому, как есть еще и бабы, которых перешили из небаб. Так вот, перешитые бабы на оригинальных весьма похожи (прям, не отличить ни на вид, ни на ощупь), за исключением одной небольшой детальки. Перешитые не кровоточат. И чтоб, значит, не оскорблять чувства верующих (зачеркнуто) перекроенных баб, было выдвинуто предложение переименовать натуральных баб в менструаторов. Видимо, пытаются таким образом отделить зерна от плевел.
Кто выпал в осадок от своего обновленного бабостатуса, пусть возвращается обратно, во взвешенное состояние, потому, как дальше речь пойдет об обычных бабах, не испорченных современной цивилизацией и сотворенных богом / чёртом / мирозданием / космической пылью, а не руками умелых тайских хирургов.
И тут, ловким движением клавиатуры, возвращаемся в пыльный пятый век до нашей эры, где пока ничего не знают о феминистках, прокладках с крылышками и срезанных, под корень, органов.
2450 лет назад Иерусалим всё еще оставался персидской провинцией, финансируемой из бюджета царя Артаксеркса Ксерксовича Ахеменидова. Персидский царь был щедр и до чужого добра не жадный. На него молились все евреи Ближнего Востока.
Вторым достоинством царя, после щедрости, была его геопозиция. Жил он в Сузах, что в трех месяцах пути по пустыне до Иерусалима и в гости лишний раз не ходил. Предпочитал собирать гостей на своей территории и баловать их застольями.
"в третий год своего царствования он сделал пир для всех князей своих ]…[ в течение многих дней, ста восьмидесяти дней. По окончании сих дней, сделал царь для народа своего, находившегося в престольном городе Сузах, от большого до малого, пир семидневный" [Есф. 1:3-5]
Любил царь повеселиться, особенно пожрать!
Еще царь любил покрасоваться перед гостями своими достоинствами. Не-не, не теми, что спрятались под складками живота ниже зоны экватора, а теми, что показать не стыдно (подсыхающий хвостик от переспевшего арбуза к таким достоинствам отнести сложно).
Однажды хвастовство царя выплеснулось из рамок дозволенного (да-да, у царей, представьте себе, тоже были рамки). Оно и понятно, если бухать и жрать не просыхая полгода, у любого откажет маяк с ориентирами в пространстве. Вот и у царя выбило предохранители.
Ни много - ни мало, решил он своей царицей Астинь (ивр. Вашти) перед собутыльниками похвастать. Та, как раз, в соседних апартаментах с дружественными аристократками отмечала день ВДВ (зачеркнуто) третий день рождения своей абиссинской кошки. И тоже не без шампанского, естественно.
А тут вдруг к девочкам, мирно дискутирующим о правах цариц и способах выведения клопов из шиньонов, вваливаются евнухи и передают требование от Артаксеркса Ксерксовича, чтоб значит, бросала царица немедля своих подруг, надевала парадные трусы с бисером и галопом неслась к честнОй компании. Там её ждет дефиле в стиле ню перед пьяными гостями. И может еще придется исполнить им тверк (чтоб красоту заценили и мышечную массу ягодиц).
Царица и до сего момента была не самой мирной леди персидского царства, а тут и вовсе озверела. Её, царицу, в один ряд с придворным кордебалетом поставили! В общем, вылетели евнухи из покоев царицы на пинках и с тремя целыми глазами на четверых. В таком виде и предстали перед царем, доложив, что царица гневаться изволит, и кина не будет.
Царь как-то сразу протрезвел и задумался. С одной стороны, царица была права - нет такого закона, чтоб муж родную жену на потеху пьяной публике в одном бисере выставлял. С другой стороны, царица была неправа - при всех унизила его своим отказом, типа, он ей не хозяин и она вольна поступать так, как ей восхотелось. А тут еще доброжелатели под руку жужжат, мол, какой пример непослушания царица рядовым женам подаёт! Ату её царь, ату!
Ну, зрителей понять тоже можно. Они уже приготовились царицу во всех подробностях рассмотреть, чтоб дома со своими бабами сравнить (может, у них самих не хуже!), а тут такой конфуз и все эротические фантазии насмарку.
Ну и царь, вместо того, чтоб отшутиться и замять неудобную ситуацию, давай спрашивать у гостей совета, как ему поступить с непокорной супружницей?
Нашел, у кого спрашивать!
Разочарованная провалом показательных выступлений толпа пьяных мужчин открытым голосованием постановила корону у царицы Астинь забрать и передать ее новой царице, избранной повторным голосованием из достойных претенденток.
Корону забрали, схему отбора новой царицы разработали прямо тут, в обеденном зале, за пятой бочкой односолодового.
Царь идею конкурса красоты поддержал и выделил денег на организационные вопросы и утешительные призы проигравшим. Победительница же должна была получить корону персидской королевы и распечатанный на мелованной бумаге график посещения царского ложа.
Не откладывая мероприятие на послеобеденное время (обед-то растянулся на сто восемьдесят дней и ждать его окончания озабоченные мужчины никак не могли), объявлен был общий сбор. Со всей империи потянулись обозы с красотками, метящими в царицы.
Местные барышни тоже подсуетились. Кто-то в срочном порядке жирок нагуливал, кто-то локоны завивал, а кто-то из Китая посылку с шелковыми лифчиками ожидал. Все были при деле!
Пробиться к царскому ложу в статусе законной супруги хотели все. Но стратегию выбирали разную. Самая сообразительная замутила интригу.
Затеряться среди многих сотен юных девиц было легче, чем два пальца… дверью прищемить, потому, надо спрятаться! Спрятанное и случайно найденное завсегда ценнее валяющегося на видном месте.
Как подтвердило время, стратегия оказалась рабочей. Не успела умная барышня запереться дома под лестницей, как ей уже стучали в ворота и вручали пригласительный на смотрины. В программе смотрин значились подготовительные курсы, вакс эпиляция всего организма (ресницы и косы обещали оставить на месте) и подбор нарядов для последующего дефиле к царскому топчану. Ну, а там, как попрет!
"Когда наступало время каждой девице входить к царю Артаксерксу, после того, как в течение двенадцати месяцев выполнено было над нею все, определенное женщинам, - ибо столько времени продолжались дни притиранья их […] ей давали все для выхода из женского дома в дом царя. Вечером она входила и утром возвращалась в другой дом женский […] и уже не входила к царю, разве только царь пожелал бы ее, и она призывалась бы по имени". [Есф. 2:12-14]
Этой самой умной среди тысяч красивых оказалась еврейка Есфирь (ивр. Хадаса), живущая тут же, в Сузах у двоюродного брата Мардохая (ивр. Мордехай). Мардохай сделал при персидском дворе неплохую карьеру и оставшись в эмиграции, лоббировал интересы нацменьшинств, не отходя от трона.
Сестра в царицах – совсем не лишний козырь на руках профессионала, - справедливо рассудил Мардохай, давая советы по окучиванию привередливого и многоопытного царя всея Персия.
Уроки не прошли даром. Есфирь показала себя с самых выигрышных ракурсов и была назначена любимой женой господина Ахеменидова. Господин Ахеменидов приобретением остался доволен и конкурс красоты свернул. Тем более, что и подустал уже. Чай, не мальчик, арбузным хвостиком каждый день трясти.
Мардохай долго ждал момента, когда долгосрочные инвестиции в сестру уже можно будет монетезировать. И дождался. Ну или сам подсуетился, чтоб ускорить процесс.
Два евнуха собрались "наложить руку на царя", но тут вмешался контрразведчик Мардохай и через Есфирь передал царю, что вон те скопцы хотят его замочить. Заговор был раскрыт, виновные наказаны, Есфирь обласкана, Мардохай отмечен почётной грамотой с занесением в личное дело: "И было вписано о благодеянии Мардохея в книгу дневных записей у царя".
К еврейскому контрразведчику во дворце отнеслись с подозрением. Премьер-министр Аман был особенно предвзят. Он вообще евреев недолюбливал, а этого чекиста в частности. Тот еще и не кланялся при встрече. А на претензии от главного администратора дворца, отвечал, что мол, евреи не гнутся перед людьми, а склоняются до земли только перед всевышним, до которого Аман не дотягивает.
Вот на это «не дотягивает» Аман и обиделся. Да не просто обиделся, а затаил и: "задумал Аман истребить всех иудеев, которые были во всем царстве Артаксеркса, как народ Мардохеев".
Под этот проект он подсобрал деньжат, настрочил бизнес-план и кинул кости для выбора удачного времени подката к царю с запросом на исполнение. Без жеребьевки (пур – по-персидски) ни один уважающий себя восточный мужчина к решению задачи не преступал.
Ну и вот, значит, когда звезды сошлись с показаниями на костях, напросился Аман на прием к царю:
"есть один народ, разбросанный и рассеянный между народами по всем областям царства твоего; и законы их отличны от законов всех народов, и законов царя они не выполняют; и царю не следует так оставлять их. Если царю благоугодно, то пусть будет предписано истребить их, и десять тысяч талантов серебра я отвешу в руки приставников, чтобы внести в казну царскую" [Есф. 3:8-9]
Десять тысяч талантов серебра – это, на минуточку, 260 тонн драг. металла! В пересчете по сегодняшней вечерней котировке на Лондонской бирже, это 213 миллионов долларов. В такую сумму оценили персы стоимость одной небольшой семитской национальности. Лот был продан:
"И сказал царь Аману: отдаю тебе этот народ; поступи с ним, как тебе угодно". [Есф. 3:11]
Указ о зачистке территории Аман разослал по всей империи. Кто из евреев мог, попрятался и замаскировался. Мардохей же, отважный чекист, в маскхалате а'ля траурный зипун и с вымазанным сажей анфасом, явился под ворота дворца и стал там пантомимить, в надежде привлечь внимание кузины.
Внимание привлек. Кузина отправила к нему свою служанку (самой, понятное дело, ей из дворца выходить было запрещено). Служанка принесла страшные вести и просьбу от Мардохая. Просил он повлиять на царя, чтоб отменил душегубец свой указ.
Есфирь и рада бы прогнуться и даже знала, как это сделать… Но! К царю без приглашения не ходят. Он сам зовет, когда желает. Во всё остальное время, сиди в своих покоях, дави блох в ковре. Нарушишь правила, вломишься без пригласительного на руках и всё, pizdec котёнку - стражники тут же порубят на Вискас. Котёнок может выжить, только если царь сам вдруг раздобрится и ткнет в сторону нарушителя своим символом мужественности – золотым жезлом.
Не долго музыка играла, не долго фраер танцевал (зачёркнуто) сомневалась Есфирь. Нарядилась, накрасилась и заявилась с сольным номером в тронный зал, где после завтрака отдыхал царь в окружении обслуги. Знала, чертовка, что сытый мужчина добр и монарх тут не исключение:
"простер царь к Есфири золотой скипетр, который был в руке его, и подошла Есфирь и коснулась конца скипетра", а стражники опустили свои мечи.
"И сказал ей царь: что тебе, царица Есфирь, и какая просьба твоя? Даже до полуцарства будет дано тебе" [Есф. 5:3]
От богатств Есфирь благоразумно отказалась, тем более, что царь своему слову хозяин: захотел - дал, захотел - обратно забрал (возможно, вместе с жизнью). У неё был свой план с рассчитанной стратегией и козырем в рукаве. Воплощение начиналось на вечернем пиру, организованном самой царицей для царя и его премьер-министра Амана.
Торжественно обожравшись и вспотев, царь интересовался, чего-таки хочется царице? Не зазря же она так старалась! Опять предлагал взять деньгами (совал свои полцарства в кружевной корсет). Есфирь опять от подарков отказалась и вручила пригласительные на две персоны, на завтра, на повторный званный ужин.
Аман, получив пригласительный билет от царицы, отрастил себе нимб и очень им гордился (и никто-то бедолаге – министру не доложился, что царица Есфирь из племени мардохеев). Главной жене своей Аман рассказал, какой чести удостоила его персидская царица, устроив пир ради него одного, ну и царя еще заодно.
Теперь все князья и прочая челядь ему в пояс кланяются, чуть не равным царю считают. Один только Мардохай, морда жидовская, не кланяется, нос от него воротит.
Жена, не будь дурой, даёт дельный совет, не тянуть с показательной поркой, а прям, этой же ночью построить виселицу для Мардохая и по утренней зорьке, испросив монаршего дозволения, вздернуть мерзкого еврея.
Жена плохого не посоветует, - поддержал идею Аман и свистнул рабам, чтоб готовили древесину. На сим, довольный и заснул.
А царю от обжорства не спалось. Вызвал прислугу, чтоб почитали на ночь приятное. Приятным оказался царский дневник – свиток с делами (ежедневник, по-нашему).
Открылся свиток на том месте, где была записана благодарность Мардохею, открывшего царю заговор против него (Есфирь свой план воплощала последовательно и профессионально).
Вспомнил царь события того дня и спросил слугу: "какая дана почесть и отличие Мардохею за это?"
Да какие, нафиг, почести еврею, ваша светлость? – возмутился слуга, переворачивая страницу и пряча поглубже целковый, врученный ему царицей.
Не ладно что-то в датском королевстве (зачеркнуто) персидском царстве, - думал, засыпая царь и строил планы на завтрашний день.
Утро начиналось не с кофе. Не успел царь нацепить корону и подпоясаться, как Аман уже ломился на прием, со списком насущных проблем наперевес.
Царь же, прежде чем начать вникать в государственные вопросы, решил уточнить у министра, что тот думает о размере вознаграждения за доблесть и верную службу, по рассеянности не уточнив имя бенефициара (получателя) вознаграждения.
Кроме собственной персоны для одаривания, других кандидатов Аман не рассматривал. Посему и награду выбирал, как себе любимому:
"пусть принесут одеяние царское, в которое одевается царь, и приведут коня, на котором ездит царь, возложат царский венец на голову его, и пусть подадут одеяние и коня в руки одному из первых князей царских, - и облекут того человека, которого царь хочет отличить почестью, и выведут его на коне на городскую площадь, и провозгласят пред ним: так делается тому человеку, которого царь хочет отличить почестью!" [Есф. 6:8-9]
Царю размах и щедрость предложения понравились. А воплотить план награждения он поручил непосредственно самому генератору идеи - Аману, сообщив имя конечного получателя царской милости.
Как того инсультом не скрутило, большой вопрос. Здоровье, наверное, хорошее было. Может даже зарядку по утрам делал.
Засунув свое мнение за пояс халата, Аман выполнил указание царя. Катал на царском коне по всем Сузам ненавистного ему еврея Мардохая и зеленел цветом от подступившей желчи.
А тут и время званного ужина у царицы Есфирь подошло.
Ну хоть что-то хорошее за день случится, - размышлял Аман, разыскивая по карманам пригласительный билет.
Ужин удался на славу. Сытые до испарины мужчины отвалились от стола, как напитавшиеся пиявки от жертвы гирудотерапии. Теперь можно было и поговорить. В третий раз царь Персии завел разговор со своей царицей о пресловутых полцарства.
Пора, - решилась Есфирь, на всякий случай складывая горячую руку супруга себе под корсет и жалуясь на Амана, решившего извести всё ее племя на корню.
Царь, благополучно забывший о давешнем поступлении в казну 260 тонн серебра от Амана, как раз-таки за безнаказанное истребление евреев, очень разозлился. Одно дело, вырезать миллион - другой неизвестных ему семитов, и совсем другое дело, расстроить царицу убийством ее родни.
В общем, виноватым назначили Амана. За его же деньги. И вздернули его на той же виселице, что он сам готовил для Мардохея.
А евреям царь разрешил в тринадцатый день месяца Адара (день истребления евреев по плану Амана) защищаться любыми способами. Ну и вот тогда, как раз, видимо, и был найден лучший способ защиты – нападение. К этой дате евреи запаслись тяпками, штыковыми лопатами, монтировками и перебили всех своих врагов.
Это событие евреи торжественно отмечают каждый год, назвав его Пурим (жребий по персидски). В программе праздника: веселые старты, бег в мешках, карнавал, переодетые люди, треугольные пирожки с маком «уши Амана», вино без просыху (традиция такая — раз в год упиться до состояния куриной слепоты и не различать где мардахеи, а где аманы), конфеты (пока жопа не слипнется) и прочая веселуха, никак не ассоциирующаяся с массовыми убийствами с разрешения Артаксеркса Ксерксовича Ахеменидова.
И да, во всем и как всегда виновата баба. А красивая баба виновата вдвойне.