УСЛЫШЬТЕ ГЕНИЕВ!
(из книги «Очарованные Крымом)
Герой этого очерка – культуролог, педагог, ритор, музыковед, режиссёр, актёр, скрипач, пианист, профессор институтов Стокгольма и Скандинавии... Нет, лучше просто – Михаил Казиник. В своих выступлениях и книгах он предлагает понять простую истину: классическая музыка, вместе с другими видами искусства, неузнаваемо преобразует жизнь. Однако люди настроены на противоположную волну и забиты разрушительными предустановками. Многие давно хотят и даже мечтают найти выход, но воспитание и окружение, и самый воздух нынешнего быта не позволяют узреть его в классике.
…………………………….
Классическая музыка нужна не для украшения жизни: она питает человеческий мозг. В формах и структурах классической музыки заключены важнейшие принципы и структуры научного мышления.
М. Казиник
Скажите, как можно студентов СПТУ, которые не смогли осилить даже сельскую десятилетку, заставить слушать менуэт Моцарта? Нацелить в них автомат? Или гуманнее – посулить месяц отгула?
Выпускника Минской консерватории направили туда по работе. Входит. Земляной пол усыпан побелкой. А двадцатилетний преподаватель – со скрипочкой… с бабочкой… «Ты куды?» – рычат надзиратели (простите, воспитатели). – «На культмероприятие. Играть Моцарта». – «Чего, рехнулся? Ты их видел?»
Вот и увидел. Стоят в телогрейках сгорбленные, прибитые, спины от мешков пылят при каждом движении... В коридоре послышался тюремный ор: «В за-а-ал!!!»
Рассаживаются, галдя и матерясь. Выходит на сцену бедняга выпускник. Исподлобья в него — пустые недобрые взгляды. «Ну, валяй, фиралмоня…» Как быть? Представил, что все это видит в кино, все чужое, а ты зритель. С чего бы начал такой сумасшедший на экране? Всего надежнее – с анекдотов. Попробовал. Глядишь, подрасслабились, можно идти дальше – на уморительные истории, коих в запасе пропасть, даром что молод. Ничего, ржут, что твои гебефреники! Отлично. В самый разгар смеха «фиралмоня» бухается к растресканному клубному пианино и начинает греметь на нем шлягер. Вливаясь в общее веселье, уши уверенно ловят звуки едва ль не впервые зазвучавшего инструмента. Эти дикие удары по клавишам, да после анекдотов, что-то чуть-чуть приоткрывают: пацан-то, вроде, свой! Так-так, ребяты, так держать! Пропасть позади. Но все ближе вираж, самый опасный, – переключиться на скрипку. Музыкант смолк. Тишина. Шепотом, издалека, он начинает разговор – о чем? О смерти. Всколыхнуло всех, будто волной омыло души.
Гаснет свет. На пианино загорается свечка. Под мерцание живого огня мерцает, переливается сценический голос. Внезапно низкий, таинственный, будто из космоса, он осторожно повествует о том, что каждую минуту Моцарт был при смерти, поэтому вся его музыка – всегда последняя. А последнее должно быть только прекрасным! О том, как в этой музыке мотив смерти сложнейшими путями разрастается в такой праздник сверхжизни, что только бы не расплакаться от счастья… И вдруг всплакивает — скрипка. И бьется скрипка! И льется, и смеется, и обвивает со всех сторон нежным ледяным пламенем…
…Последний аккорд. Они – встали. Кто мог ожидать такое? И где они это видели, откуда? – они встали. Случайную искру светлого и великого открыл в тот день каждый. В том числе и сам молодой учитель.
Этот маленький подвиг, похожий на чудо, совершил на своем первом официальном выступлении Михаил Семенович Казиник (1951). Дар у него врожденный. Он еще в начальной школе своего родного Витебска обучил одноклассников музыке и даже создал полноценный оркестр! Да не простой, а побеждающий на всех конкурсах, за что Мишеньке – организатору, руководителю, дирижеру и солисту «самодельного» оркестра – досталась путевка в Артек. Да что там школа – еще в детском садике воспиташки преспокойно уходили по делам, оставляя всю группу на Мишутку. Он всходил на подиум и часами «держал аудиторию» – декламировал стихи на память, в лицах рассказывал мельком слышанные истории...
До каких же пределов могло разрастись его риторическое, а главное – энергетическое мастерство с годами? И есть ли они, эти пределы? Благотворительные концерты Казиника проникали даже в российские тюрьмы, где заключённые привыкли к его передачам, буквально подсели на них. Даже начали сочинять стихи. Один рецидивист проявился вдруг настоящим поэтом и стараниями неугомонного Михаила Семеновича досрочно выпущен на свободу! Да, когда поворачивается в людях все сущее встречь великому, творятся чудеса, о которых наивно и рассказывать: не поверят...
Но перенастройка простых и, тем более, неблагополучных людей осталась лишь побочной партией его жизни. И тончайшим ценителям классики раскрывает он горизонты, и профессионалов-исполнителей, композиторов, искусствоведов просвещает, и профессоров консерваторий шутя оглоушивает своими парадоксами и открытиями. Так он же ведущий эксперт Нобелевского концерта – должность единственная в мире! Для всего этого мало полжизни проводить в библиотеках антикварных салонов разных стран мира. Мало дружить почти со всеми выдающимися композиторами, литераторами и художниками своего времени и своих многочисленных языков. Мало обладать сверхпамятью, прочно хранящей океаны мировой музыки, литературы, живописи. Мало и всего прочего, самоочевидного. Надо кристально видеть внутренние связи всего со всем и на стыке искусств, наук, философий открывать тайные знаки великих произведений.
Михаил Казиник всегда был в Крыму желанным гостем. Он начинал свои занятия в 2010 году на далеком Тарханкуте – на крайнем западе Крыма, где кончается земля и только волны обкатывают гальку, подтачивают и рушат скалы, вымывают подводные гроты. Там ведутся раскопки древних строений, там властвует морская стихия, на которой легче разыграться божественным волнам музыки.
Потом уже, после крымской пробы, стали открываться школы в Стокгольме, Вене, Париже, Тарусе, Казани. В межсезонье выездная школа Казиника (пятьдесят человек со всего мира) собирается на неделю в одном из корпусов санатория «Ливадия». Проводят занятия, концерты, посещают Ливадийский органный зал. Ездят на экскурсии – в Воронцовский дворец, в Крымскую астрофизическую обсерваторию под Бахчисараем, где в окружении звёзд, которые вот здесь, почти рядом, можно углубиться в космос Баха, в таинства такой астрономической величины как фуга.
Михаил Семенович давно дружит с учредителями не просто лучшего, но единственного в своем роде крымского журнала «Полуостров сокровищ». Прочитывает статьи всех номеров, любуется фотографиями крымских пейзажей – и где бы ни был, волей-неволей возвращается мыслями к нашему полуострову. Здесь он отснял несколько видеофильмов, в том числе про Алемдара Караманова. На берегу моря он ищет резонансы с музыкой гениев; однажды несколько часов обходил большой дикий пляж под Гурзуфом и отыскал-таки среди валунов место, где его любимая скрипка стала звучать как в соборе...
Слышится крамольный вопрос любителей Лунной сонаты и нескольких красивых мелодий из «Щелкунчика»: а насколько нам это нужно – постигать классику во всем безграничном объеме? Ответить могли бы в сотнях, тысячах семей, силами искусства и толчком Михаила Семеновича спасенных от разрушения или пожизненного ада. И тысячи убитых жизнью, которых внезапно открытая классика воскресила от бездарной пустоты, а кого-то излечила даже от настроений суицидальных. Все те, кого наш герой подружил навек с Небесами.
Как же ему это удается? Прежде всего, он умеет подобрать и заострить момент, когда музыка сама готова хлынуть в открытое сознание. Лишь тогда она сможет вступить в диалог и напитать слушателя формулами гения. А там уж – вопрос энергии. В разных странах, в порядке отдыха между сериями концертов (коих бывало и по нескольку в день), Михаил Казиник регулярно ведет культурологические радиопередачи, записывает фильмы о гениях планеты, ставит спектакли на основе своего остро-парадоксального философского виденья. Это не считая мировоззренческих статей, бесчисленных конференций на самые разные темы, выездных лагерей и школ, где в краткие перерывы преподаются уроки одаренным детям и студентам, не считая разных интервью и обсуждений все новых и новых проектов... Его всемирно охватная деятельность находится в одной неизменной точке – на перекрестье всего, чем может гордиться человечество. Вот эта точка, вот глобальная цель: успеть как можно больше людей любыми путями развернуть навстречу истинному искусству. Ради нее, нисколько не позиционируя себя как поэта, композитора или философа, Казиник сочиняет стихи, пишет философские статьи, создает просветительские книги. И всегда о том же, об одном: откройте гениев!
А вот если бы ещё с детства приобщать людей к гармонии, открывать содружество музыки с математикой, астрономией, философией... Если бы развивать врожденную потребность в познании, а не притормаживать ее суконной программой, не огорчать нотациями да двойками! И Михаил Казиник уже в нескольких странах построил «Школы Нобелевских лауреатов», основанные не на разъединении предметов, а на их соитии. Учебные программы там тоже соблюдаются, но путь к ним ведет через все прекрасное, до чего доросло человечество. Для обычной школы – что есть, например, география Дании? Выучить параграф, записать план! Площадь. Численность населения. Характеристика климата. Набор полезных ископаемых... Дневник на стол!.. Ненавижу географию…
В школе лауреатов урок открывают сказкой, ведь там жил Андерсен! Тут и двоечник навострится: где был дом Кая и Герды? Какие реки, леса и овраги, какие покрытые льдинами озера вдохновили сказочника? Оказывается, Андерсен любил делать аппликации – и весь класс под негромкую музыку Мендельсона создает сюжетные аппликации. А почему все лучшие герои Андерсена погибают? Да потому, что у него самого была трагическая любовь. Пошел разговор о психологии отношений, о тайных роковых ошибках, о скрытых капканах, на которые каждый наступает, словно он первый человек на Земле… О трагедии самого Мендельсона. Вокруг «якоря» по имени Андерсен разворачивается сложнейшее импровизированное представление, играемое порою с легкостью чайного застолья, а подчас и в неудержимых слезах. Назавтра ученики приносят свою тему и разработку урока, приглашаются учителя, обсуждают все вместе, развивают, думают. И превращаются наши безнадежные ровно бы в инопланетян. А заодно, мимоходом, обретают абсолютное понимание всего, что требует, так сказать, программа.
Михаил Семенович проводил мастер-классы в аудиториях самых разных городов, и дети, после погружений в искусство, оставили ему более 250 000 писем, отзывов, рисунков, стихов... А в самом большом его проекте на три года («Остановись, мгновенье») участвовали 100 000 учеников-подростков. Согласно сводкам полиции, детская преступность в городе резко уменьшилась. Именем гениев!
Как музыкант-исполнитель оживляет тайнопись нотных знаков, так Михаил Казиник дарит гениям всех столетий второе рождение, возвращая после многовекового заточения в темницах беспамятства. С ними, со всеми богами земных искусств, он сотрудничает на равных, с ними поровну делит и нашу с вами благодарность. На пределе сил и эмоций обращается он к миллионам русских слушателей: «Соглашайтесь, не соглашайтесь, спорьте, деритесь, но не спите! Не проспите вечность!»
Во всем мире на его концерты по-прежнему не попасть. Горы подарков, бесконечные восторженные письма, приличные доходы. А правда, зачем ему, обеспеченному гражданину Швеции, где есть и жилье, и поток зрителей, и гордый титул, почти всю свою творческую жизнь проводить в России, сражаться с местной властью, неимоверными усилиями пробивая себе залы и ничего не получая в ответ, кроме посветлевших человеческих глаз? Так зачем же?
«У них и так все есть, там я пирожное, – горько подшучивает Михаил Семенович. – А здесь – хлеб». Вот истина Казиника, парадоксальная, непривычная, только ему принадлежащая. Все науки и все искусства суть единое неделимое целое, а в классической музыке изначально, секретным кодом заложены выходы из всех проблем, все формулы философии, психологии, риторики, даже современного бизнеса. Поэтому человек, настроенный на волну высокого искусства, перестает страдать от невидимой уничтожающей энергии мира. «Классика – это ЗАЩИТА, озоновый слой, а гении – наши адвокаты».
Трудно поверить, но даже в высших музыкальных кругах (а может, особенно в высших?) Казиник, как всякий парадоксов друг, демонстративно не замечается. Нет-нет, да и закрадется мысль: о чем тогда еще беседовать служителям муз? Куда легче глядеть поверх голов, скользить в тонких материях, долго и жарко спорить с собратьями по искусству, что вот эта симфония – н-е-е-т, не просто синяя, а темно-синяя с отливом пурпура, а вот это скерцо – золотистое с мраморными прожилками, – нежели убеждать пустобородого бугая, напитанного через наушники звуковой плесенью, что неведомый ему океан классического искусства превращает раба в Человека, способного на великие открытия. Что все Нобелевские лауреаты, все видные ученые с детства слушали классическую музыку, в которой содержатся тайные коды будущего. Убеждать – и убедить! И не одного, а тысячи. Убедить, раскрывая перед ними все новые и новые тайны гениев.